Давай попробуем любить (СИ) - Солнцева Зарина - Страница 31

Но ничего не было слышно, в ушах по-прежнему стучало лишь моё сердце.

Лёгкий ветерок пришёлся по комнате из распахнутого окна, я дёрнулась. Почему я с утра окно не закрывала?

Точно, хотела проверить жилое помещение.

Не обратив должного внимания на распахнутое окно, я по-прежнему вздрагивала от каждого шороха за дверью, видимо поэтому знакомый мужской голос совсем близко от меня так шокировал.

— Почему же ты убежала, девочка моя?

Сердце пропустило удар, потом ещё один. Медленно разворачиваясь, я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Передо мной на корточках сидел Садэр. Он рассматривал меня на этот раз не так холодно и пристально. Наоборот. На дне этого синего пламени теплилась забота и грусть.

Протянув руку, он аккуратно провёл ладонью по макушке и пригладил волосы.

— Мне страшно.

Сказала как есть, смаргивая слезинки с уголка глаз. Я так устала от всего этого. От внутренней борьбы, от его образа в снах.

— Чего ты боишься, Дави?

Тонкие пальцы скользнули по щекам, очертив скулы и стирая большим пальцем влагу на ресницах.

Этот вопрос прозвучал так искренне, что мою плотину прорвало:

— Что ты сделаешь мне больно.

В недоумение его брови поднялись на лбу, а потом мужчина и вовсе нахмурился.

— Почему ты думаешь, что я тебя обижу, куколка?

— Потому что ты шаад, а я человек. Ты воин с почестями и социальным статусом, а я адептка с кучей проблем. Такие, как ты, связываются с такими, как я, только в одном случае. А я любовницей не хочу быть, Садэр. Не хочу.

По щекам потекли горькие слезинки, было так обидно на судьбу. Потому что этот мужчина действительно нравился, от этого становилось ещё хуже на душе.

— Хватит плакать, Давина.

Тяжко вздохнул мужчина и протянул ко мне руки, без труда он сам сел на пол и переместил меня на свои колени, мягко поглаживая по спине.

— Слышишь меня, куколка? Не надо думать только о плохом, иначе твоё юное сердце очерствеет. А в нашей с тобой паре сволочь, уж извини, но я.

— Паре?

Мой собственный голос звучал хрипло и очень тихо.

— Ведьма, разве ты не слышала о шаадах? — с усмешкой поинтересовался он у меня. — Мы либо побеждаем, либо умираем. Третьего не дано.

Два амулета.

За последние две недели я нашла ещё два накопителя энергии. Аккуратно срезала ниточки белого паука, как делали сапёры в дивизии, в которой служила целительницей мама, изолировала оставшиеся в земле концы раствором из извести и воды, через пару месяцев эти нити просто растворятся. А вот рассказать обо всём Садэру и остальным я почему-то боялась.

Да, именно Садэру. Потому что я… теперь как бы с ним встречаюсь. Он стал буквально моей тенью, без которой мне становится трудно. Я легко привыкла ездить верхом на его Рире, в крепких руках этого таинственного шаада, когда нужно было перемещаться из поселения в поселения, чтобы обследовать почву и дать советы земледельцам.

Мне становится неуютно, когда мой бок не греет его твёрдое и тёплое бедро, когда мы садимся на широкую лавку в общем зале обедать или завтракать всем отрядом. Обычно в такие моменты мой шаад зорко следит, чтобы моя дощечка не пустовала. Мягко отпускает руку на спинку моего стула, молча всем намекая, чья я. Мужчины же травили шутки, смеялись и строили из себя саму беззаботность. Но я знала, что это происходит лишь днём, а ночью они разбиваются на пары и рыскают по всей Долине в поисках тех уродцев, что посреди белого дня ограбили ещё один обоз.

Сидя за одним столом в компании этих мужчин, аккуратно отпустив голову на плечо Садэра, черпая спокойствие от его мощного тела, я на миг растворялась во времени, для полного удовлетворения не хватало разве что сестёр и самой мысли, что с ними всё будет хорошо.

Если в начале я могла поклясться, что крылатый воин хочет лишь моего тела, то только сейчас понимаю, как сильно он возжелает мою плоть. Так сильно, что знай я всю глубину его желания в начале, наверное, сбежала сломя голову. Но моя привязанность к нему крепнет с каждым днём, проведённым с ним вместе, замечая не единожды, каких усилий ему стоит сдерживать свои желания и не обидеть меня.

Видят духи, что иногда наши поцелуи кружили голову покруче любого дурмана. Я и не знала, что на вид невинное прикосновение к губам так коварны. Но Садэр знал, как целоваться, он это умел и очень быстро научил и меня. Не хотелось думать, сколько девушек побывали на моем месте раньше, но со стыдом стоило признаться самой себе, что Бельяр был прав. Если бы шаада интересовало только моё тело, он бы добился его своими умелыми ласками.

Порой это была короткой вспышкой, как молния, которой и не назовёшь поцелуем. А в другие разы это длилось тягуче-медленно, стекая как мёд с ложки, и я терялась в этом чудесном сне, уплывала на волнах удовольствия и огня, что бушевал внутри. Как правило, именно тогда мои пальцы первые отпускались на его грудь в попытках отыскать пуговицы. Я нервно фыркала и кусала его сочные губы, когда тугие петельки не поддавались. И даже не чувствовала, что лёгкие горят от недостачи кислорода. Вся красная и тяжело дыша, я с трудом выплывала из омута страсти, ощущая его сильные пальцы, что перехватили мои пальцы, которые безнадёжно пытались добраться до его голой кожи.

Всякий раз я не знала, что делать, когда глаза, одурманенные новыми эмоциями, встречались с его синими океанами. И я отпускала взгляд, не зная, отчего плакать: от того, что остановил, или от того, что сама поддалась. Тогда он опускался у моего плеча и шептал почти шёпотом, с лёгкой хрипотцой:

— Не искушай меня, куколка.

И столько предвкушения звучало в бархате его слов, что я ещё сильнее смущалась. Но внутри ликовала от этого нежного послевкусия от мягкого «куколка».

А в другие разы эта фраза покидала его уста с тихим рыком, отчего его грудь вибрировала, и он прикрывал глаза, пытаясь утихомирить своё желание. Его пальцы до боли сжимали мои запястья, а я безмолвной куклой стояла перед ним на ватных ногах, внутри понимая, что сейчас достаточно одного прикосновения, чтобы он дошёл до конца. Но тут же приходил страх. А вдруг будет больно? Не понравится? И тогда мой испуганный лепет его точно не остановит.

Поэтому я тихонько стояла на месте и молчала, изучая черты лица, что постепенно становились всё безмятежнее. Когда он раскрывал глаза, они мерцали, обнажая усталость мужчины. И я смотрела на него невинными глазами, пытаясь показать ему, как я растеряна.

И он обнимал меня.

Крепко-крепко.

Садился у камина или в огромное кресло в его комнате, прижимал к себе и гладил по спине, по бедрам, ногам и стопам. Отпускал щеку на мою макушку и гладил. А я засыпала как младенец, беззаботным, спокойным сном. Просыпалась наутро в его кровати, укрытая тяжёлым одеялом. Я знала, что он не спал на второй половине кровати. Однажды он сказал, что для него трудно быть ко мне так близко и так далеко одновременно, из-за слоя одежды и недоверия между нами.

Но я знала, что он был рядом всё это время. Или на ветке у раскрытого окна, спал в коконе своих крыльев или в неудобном кресле.

Но он был рядом.

Сейчас, отпускаясь в общий зал, я перед этим заплела аккуратную косу, похожую на рыбий хвост. И надела не новую блузу тёмного оттенка и юбку из плотной ткани, правда, накинула на плечи свою бледно-розовую кофточку. Теперь мне хотелось быть красивой для него.

Правда, иногда я замечала странный злобный взгляд обслуги этой таверны.

Ещё ненавистнее становилось лицо хозяйки постоялого двора при наших мимолетных встречах. Правда, больше нагиня ко мне с разборками не лезла, а лишь ограничивалась ядовитыми взглядами, стоило шааду уместить свою сильную руку на моё плечо.

Я ещё никогда не проживала моменты жизни до дна.

Не испытывала каждое мгновение на своём теле, ощущая, как неумолимо уходит время. Раньше я всегда прогоняла дни, месяцы, годы. Пытаясь достичь неизведанных вершин, дойти до тех времён, когда будет «счастливо» и «хорошо». Тем самым совсем не ценила свою жизнь и каждый проиденный день. Или, может быть, это потому, что Садэра раньше не было рядом?