Finis Mundi. Записи радиопередач - Дугин Александр Гельевич - Страница 47

— Здесь вообще все другое. И так называемое «добро» и так называемое «зло» у Лотреамона лежат в особой изогнутой плоскости, касательной по отношению к конвенциональным моральным категориям. Например, и «благой» Креатор, демиург, и его противник белокурый Мальдорор часто превращаются в монстров, оба напиваются, убивают, совершают множество кошмарных преступлений. Вся лишь разница в том, что Креатор лжет и лицемерит, а Мальдорор предельно честен — в особом, конечно, абсолютно безумном смысле — ведь он только и занимается тем, что обманывает подростков, чтобы их потом жестоко покарать за доверчивость, романтизм и наивность.

— Печальнее всего судьба Мервина из 6-й песни, этого юного гения, соблазнившегося предложением Мальдорора бросить добропорядочную семью и отправиться с мэтром в галлюцинативные поиски новых земель и нереальных пейзажей…

— Я не могу без дрожи перечитывать описание встречи Мервина с Мальдорором на мосту в то роковое утро, когда юноша окончательно решил отдаться во власть приключений и дальних странствий в кампании своего нового друга, об истинных намерениях которого он не подозревал.

"Утренний пар рассеялся. Два пешехода с двух разных сторон одновременно взошли на мост Карусель. Хотя они и не виделись раньше, общаясь только посредством писем, они сразу же опознали друг дуга. Действительно, трогательно было наблюдать, как два существа, столь разделенные возрастом, так сильно притягивались друг к другу высотой чувств. По крайней мере так думали все те, чье внимание в тот момент было привлечено этой картиной, и картину эту многие, даже самые математические умы не могли не признать трогательной. Мервин, с лицом залитым слезами, думал про себя, что так сказать в самом начале жизненного пути он встречается с надежной опорой в будущих лишениях и подвигах. Другой же, будьте уверены, не говорил про себя ничего. Вот посмотрите, что он сделал. Поравнявшись с юношей он внезапно открыл мешок, который нес с собой, с силой схватил подростка за волосы и быстрым движением сунул его в грубую ткань. Мгновением позже он накрепко перевязал мешок бечевкой. Так как Мервин принялся истошно орать, Мальдорор схватил мешок как если бы он был полон стиранным бельем и принялся бить им о парапет моста. Жертва, услышав как хрустят ее кости, замолкла. Уникальная сцена, помыслить которую не придет в голову никакому режиссеру. В этот момент по мосту проезжал живодеры со своей повозкой. Человек с мешком подбежал к нему, заставил остановиться и сказал:

— В этом мешке находится собака. У нее бешенство. Убейте ее так скоро, как это только возможно.

Собеседник выказал соболезнование.

Четыре живодера принялись стучать своими молотками по извивающемуся в конвульсиях мешку.

И так далее…"

Демиург еще попытается спасти Мервина, превратившись в носорога. Но Мальдорор не даст застигнуть себя врасплох. В решающий момент, уже приготовившись забросить мальчика на купол Сорбонны, стоя на высоком столпе на Вандомской площади, при виде кавалькады, возглавляемой Креатором-носорогом, Мальдорор вытащит свой пистолет и всадит своему врагу пулю. Хотя тот и не может умереть, но вынужден будет ретироваться.

Дюкасс умер 25 ноября 1870 года. Ему было всего двадцать четыре года! Вдумайтесь, 24 года! Заблудившийся ангел, кристальный дух далеких утонченных сфер, пронизавший наш апокалиптический мир на краткое мгновение. Оставивший после себя документ о реальном положении дел и здесь и по ту сторону, ничего не объяснивший, но намекнувший на все, более чем намекнувший, погрузивший во все, в это герметическое «Все» самых внимательных мыслителей грядущего века, он мгновенно скрылся из виду, поспешно спрятав свое тело под тяжелую гладкую холодную кладбищенскую плиту. Для нашего века он значит, наверно, также много как Артюр Рембо или Фридрих Ницше.

Мальдорор говорит с нами от имени неведомых и всесильных богов языческого пандемониума, от имени такой невероятной беспредельности, по сравнению с которой наша бесконечная вселенная со всеми ее метагалактиками — просто обывательское захолустье. Он вне жизни и смерти, он мастер метаморфоз, его образ — одна из немногих удачных попыток искренне ответить «да» на вечный вопрос о свободе. Но этот ответ слишком безмерен, слишком сногсшибателен, Мальдорор слишком велик для любого человеческого порыва. Судите сами как трудно вообразить «свободу», если столь тяжелы даже предварительные условия освобождения от рабства. В середине нашего века Эрих Фромм сказал на конференции посвященной теме "Дзэн-буддизм и психоанализ": "Большинство людей блуждает по дорогам жизни, оставаясь симбиотически связанным с матерью, отцом, семьей, родом, государством, общественным статусом, деньгами, богами и т. д. Не желая или не в силах порвать пуповину, они остаются рожденными лишь отчасти, более или менее живыми…"

— Ваша Ванна наполнена, die Wanne ist voll…

В одну из первых встреч с Вами, Евгений Всеволодович, около двадцати лет назад, — мы были в состоянии плавания, естественно, под Москвой в Мытищах у друзей, выбрав подходящий, как мне казалось момент, я спросил Вас, — "что такое Putrefactio, алхимический режим гниения, что такое "работа в черном", nigredo, "l'oeuvre au noir?" Вы удивились такому вопросу, я был тогда еще совсем молодым человеком, и ответили словами Гете из «Фауста», — "гниение — это та операция, которая впервые делает монету ценной".

Это абсолютно верно в случае Графа Лотреамона — прочтение "Песен Мальдорора", постижение и проживание текстов Лотреамона, прохождение сквозь миры абсолютной жестокости, расплавления своего жалкого эго, своей отвратительной, тщедушной, наглой и уродской индивидуальности в кристальных водах священного безумия этих песен — это восхитительное, фасцинативное текстовое Nigredo, инициатическая путрефакция "ветхого адама", этого "внутреннего обывателя" — только это делает наше сознание, наше интериорное зерно, наш вкус в конце концов "впервые ценным". Диссолюция, коррозивные воды жестоко трансцендентного смысла. Грамматика как инструмент абсолютного ужаса. Математически точное описание Абсолютно Иррационального… Граф Лотреамон.

Неизбежный призрак, с которым мы сталкиваемся сквозь время и пространство. Вы идете по улице, смотрите на витрины, углубившись в рваный ритм своих не очень интересных мыслей или разглядывая аляповатые фигуры прохожих, колышущихся в туманном движении к совершенно неясной, конечно, отсутствующей, но скрывающей свое отсутствие гипнозом бытового идиотизма — цели… Но по параллельной улице, по череде переулков и дворов движется какая-то зловещая фигура. Она то приближается к вам и ее уже можно различить на перекрестке, то снова уходит в глубь… Как бумеранг, как ритмичные часы, как смутный абрис того, что вы увидите сразу после вашей неизбежной смерти — ведь не думаете ли вы, в самом деле, что будете жить вечно? Как бумеранг. Вы не ошиблись — это Мальдорор. Он совсем не состарился. Его волосы такие же светлые, кожа такая же белая, а глаза — эти глаза — они столь холодны и лазурны. У него, естественно, есть американский складной нож — тот самый, которым он выпотрошил столько тушек — и будьте уверены, он знает как с ним поступать. Последний раз его видели на Тверской. Мальдорор с его неизменным одноглазым бульдогом. В руках он нес аквариум, прикрытый фиолетовой парчой. Внезапно порыв ветра из подворотни приподнял материю и я… И я заметил, что было в его стеклянном ящике. С этого момента я уже больше не могу смотреть людям прямо в глаза. Ведь там, ведь там была…