Очень плохие игрушки. Том 1 (СИ) - Демиров Леонид - Страница 9

Только сейчас до меня дошло, насколько безнадежным было положение девочки, призвавшей меня в этот странный мир. Ну и родственнички! Да они сами сбросили эту чертову люстру! А белобрысая, очевидно, подтасовывает результаты теста, воздействуя на отражение своей странной магией. Вот уж действительно — «зеркало дураков».

Элиза, к моему удивлению, отреагировала очень спокойно. Она внимательно наблюдала за своей семейкой, поджав губы, но совершенно не пыталась оправдаться или обвинить Клару в магическом мошенничестве. Видимо, она сталкивается с таким отношением уже не в первый раз, и понимает, что нет никакого смысла с ними спорить.

— Нет, что-то не сходится, — вдруг вмешалась рыжеволосая женщина. — Я заглядывала к ней вчера — поздно вечером. Девочка уже спала. Ну не во сне же она это сделала!

— А что, это тоже вариант, — оживился мужчина. — Мы же прекрасно знаем, что у нее…

— Да погоди ты, Альбрехт, — перебила его женщина. — Марта, кто-нибудь из фамильяров выходил из комнаты, после того как я ушла?

— После того, как вы ушли? Нет, — невозмутимо ответила кошка и принялась лениво умываться.

Ого, она что, меня выгораживает? Нет, скорее, девочку. Но это же откровенная ложь! Точнее, замалчивание фактов. К счастью, предательское зеркало на эти слова никак не отреагировало.

— Вот видишь, Грета, это снова происходит, — развел руками Альбрехт. — Нет, я все понимаю, кровь Траумвирк, выдающийся потенциал и все такое. Но как долго это будет продолжаться? Сегодня это просто люстра и часы, а кто пострадает завтра? Дети? Все мы, вместе взятые? Я говорил Вильгельму, что он играет с огнем, соглашаясь на этот брак, и что получилось в итоге?

Так, если я правильно все понимаю, то Альбрехт и Вильгельм и Грета — это родные братья и сестра. Наша Элиза — это дочь Вильгельма, которого, видимо, уже нет в живых. А Грета — ее родная тетя, отсюда внешнее сходство, рыжие волосы и все такое. Блондинка, имени которой мы пока не знаем — это жена Альбрехта из другого клана, кровной связи с Элизой у нее нет. А детишки — это кузены. Расклад более-менее понятен.

— Давай не будем снова начинать этот спор, — нахмурилась Грета. — Никто не знает, что там произошло на самом деле. Обвинять ребенка во всех смертных грехах, это немного слишком, ты не находишь? Папа решил…

— Папе пора посмотреть правде в глаза и изменить свое решение, — отрезал мужчина. — Мне тоже жалко девочку, но я не собираюсь подвергать опасности всю свою семью! Ночевать в этом доме она больше не будет.

— Но Альбрехт! — возмутилась женщина.

— Это не обсуждается, — ее брат был непреклонен.

У меня внутри все перевернулось. Вот тебе и «последствия». Нет, понятно, что этот конфликт длился годами, но ведь именно я его обострил. Но откуда мне было знать, что все так паршиво обернется? Стиснув зубы, я сбросил маскировку и влетел в комнату, встав между девочкой и ее обвинителями.

— Стойте, подождите!

Присутствующие принялись вертеть головами, пытаясь найти источник звука.

— Элиза тут ни при чем, это я сломал часы, по собственной воле!

В доказательство своих слов я поднял руку и выпустил вверх сноп искр, тот самый, который всегда сопровождал выступления «хомякушки».

Наступила тишина.

А потом взрослые вдруг расхохотались, будто я рассказал им свежий анекдот.

— Нет вы слышали? «По собственной воле», ха-ха-ха!

— Ноктис? — удивилась девочка, заметив меня. — Так вот ты где! Эй, да что смешного вообще?

Ах да, она же не слышит, что я говорю.

— Тебе попался очень храбрый фамильяр, — произнесла рыжая женщина, утирая слезы. — Береги его. Только сперва обучи хоть каким-то манерам, ладно?

— Простите, — опустила голову Элиза, пряча меня в ладошке. — Я призвала его только вчера и почти сразу легла спать.

Нам что, запрещено говорить с магами? Если подумать, то даже Марта каждый раз только отвечала на их вопросы, и ни разу не пыталась добавить хоть что-нибудь от себя. Вот это я понимаю, дискриминация — слова этим гордецам не скажи!

— Ладно, расходимся, представление окончено, — Альбрехт снова стал серьезным. — Вечером вернется Герман и мы поставим точку в этом вопросе. Поймите, я не запрещаю девочке посещать особняк, но ночевать она будет в школе, в специальном бункере. Там есть для этого все условия.

Он стукнул тростью и направился к выходу. А вслед за ним и вся семейка, кроме рыжеволосой. Кажется, она опекает девочку и заботится о ней больше всех остальных.

— Грета, что происходит? — девочка бросилась на шею тети, на ее глаза навернулись слезы. — За что? Почему? Чем я заслужила такое?

Ладошка Элизы непроизвольно сжалась и я запыхтел от напряжения — кажется, она забыла, что держит меня в руках, и оттого приложила слишком большое усилие.

— Ох, милая, даже не знаю, что тебе сказать, — вздохнула женщина. — Ты уверена, что тебе не снились кошмары? Марта, у вас были какие-то проблемы ночью?

— Никаких происшествий, — ответила кошка, дергая хвостом.

— Ну, я говорила тебе, что Клара не успокоится, пока не вытравит тебя из этого дома. Наверняка это ее работа, — женщина бросила неприязненный взгляд на зеркало и свободной рукой набросила на него чехол.

Ну а я изо всех сил извивался, пытаясь напомнить хозяйке о своем существовании. Еще чуть-чуть — и она выдавит из меня все внутренности, как пасту из тюбика! Не то чтобы я этого не заслужил — но хотелось бы как-то иначе встретить свою судьбу.

— Не расстраивайся — я поговорю с дедушкой, вместе мы обязательно что-нибудь придумаем!

Грета ласково потрепала Элизу по волосам и тоже вышла из комнаты.

— Проклятье!

Только сейчас девочка дала волю гневу: она в сердцах пнула упавшую на пол подушку, опрокинула стул, а затем упала на кровать, тихонько всхлипывая. Ну а я наконец-то оказался на свободе, тяжело дыша и проверяя, целы ли еще мои руки и ноги.

Надо отдать ей должное: даже под давлением взрослых, лживыми обвинениями, нахальным обсуждением ее судьбы, издевками и смехом она ни разу не потеряла лицо — не плакала, не злилась, не пыталась оправдываться. А ведь ей всего-то десять лет!

Моя свобода длилось очень недолго. Марта сразу сцапала меня, и прижала к полу своей лапищей. Ну вот, мы снова вернулись к тому, с чего все началось.

— Ты… Ты… — кошка буквально задыхалась от переполнившей ее злобы.

— Порви его! — ублюдочный сумко-заяц не упустил возможности, чтобы подлить масла в огонь. — Порежь его на лоскуты!

— Заткнись! — рявкнула Марта, переключаясь на него. — Я запрещаю тебе открывать свой поганый рот! Еще одно вонючее слово — и, честное слово, я зашью тебе пасть и проделаю такую же дырку с обратной стороны!

Кажется, она прекрасно понимает, что вчера вечером он манипулировал ею, что и привело нас к этой ситуации. Ну, по самому большому счету.

— А теперь ты, — кошка снова перевела взгляд на меня. — Нет, смерть — недостаточное наказание за все, что ты сотворил.

Ее взгляд становился все более безумным, оскал шире, а когти сами собой вылезли из-под мягких подушечек ее лап.

— Я превращу твою жизнь в кромешный ад, я буду вытягивать из тебя нитку за ниткой, лоскут за лоскутом, пока ты не начнешь молить о смерти! Я вытяну из тебя все потроха и смешаю их…

— Марта, — вдруг раздался строгий голос Элизы. — Может объяснишь мне, чем это ты там занимаешься?

Кошка тут же встала по стойке смирно, и принялась как ни в чем ни бывало облизывать лапу, которой только что едва не раздавила меня в лепешку. И только кончик хвоста, который извивался, будто червяк, насаженный на крючок, выдавал ее настоящие чувства.

— Марта, — настойчиво повторила девочка. — Я запрещаю тебе причинять вред Ноктису. Надеюсь, это понятно? Ты хоть слышала, что сказала тетя Грета?

Кошка закатила глаза и с явной неохотой поплелась в сторону доски для письма. Ну еще бы — такое положение дел ее явно не устраивало. Да еще секунду назад она смешать меня с дерьмом грозилась.

Добравшись до доски она принялась выводить символы. Треугольник с антеннами — ну это, очевидно, мой силуэт, потом большой кругляш с точками — это уже часы. За ними следовала стрелка, а потом кошка просто стала с остервенением царапать доску, изображая, видимо, и груду осколков, и свое впечатление о ситуации в целом.