Газлайтер. Том 16 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 50

И тут в голову приходит простая, но верная идея.

Направляюсь к лимузину быстрым шагом. Подхожу к машине и рывком распахиваю дверь:

— Никитос, в Чертаново, — бросаю резко, садясь в салон и с грохотом захлопывая дверь. — На Барную.

Водитель слегка вздрагивает от моего тона, но быстро приходит в себя, молча кивает и заводит двигатель. Машина трогается с места, оставляя позади резкий запах выхлопных газов и напряжение.

По дороге достаю из кармана дворянский перстень с гербом рода. Ненадолго задерживаю его в ладони, словно прикидывая вес ответственности, который он символизирует. Затем плавно убираю его в потайное отделение пиджака. Поднимаю правый рукав чуть выше, небрежно демонстрируя дорогие часы на запястье — словно ненароком. Нужно слиться с толпой, не выделяясь как аристократ.

Никита следит за моими движениями в зеркале заднего вида и, слегка нахмурившись, осторожно спрашивает:

— Шеф, всё в порядке?

— Да, Никитос, — киваю. — Лучше некуда.

Машина продолжает свой путь. Пейзаж за окном постепенно меняется: улицы сужаются, здания теряют высоту и лоск, становясь облезлыми и серыми, как старые многоэтажки, потерявшие былое величие. На углах проступают граффити, на тротуарах бродят редкие прохожие в тёмных куртках, бросающие долгие, изучающие взгляды на незнакомый лимузин.

— Прибыли, — объявляет Никита, аккуратно останавливаясь у обочины.

— Отлично. Жди меня здесь, — говорю, открывая дверь и выходя наружу.

— Как скажете, шеф, — отвечает он, но в голосе чувствуется лёгкая тревога. Смешно, ведь он прекрасно знает: слабаком меня назвать сложно, если не невозможно.

Идем гулять. Я демонстративно похлопываю ладонью по часам, небрежно прогуливаясь вдоль баров, словно зазывная реклама для местных головорезов. Легионер Вася искусно маскирует мой ранг Мастера, а мой разум формирует образ огромного змееподобного Василиска, медленно ползущего рядом. Зрелище забавное: гигантская змея скользит по серому асфальту Чертаново, зловеще покачивая массивной головой. Но Василиска вижу только я.

Но, что странно, ко мне никто не подходит, хотя я уже раз десять демонстративно посмотрел время. Обычно в таких переулках на любого с такими «аксессуарами» налетают толпой, начиная с мелкой швальни и заканчивая серьёзными ребятами. Но сейчас тишина. Словно я иду не по Чертаново, а по ухоженной и безопасной улице в центре города.

Замечаю старика. Он отчаянно тянется к рыжему коту, забравшемуся на тонкие ветки дерева. Зверюга прочно вцепилась в ветки, хрипло шипит и скалит жёлтые зубы. Настоящий маленький дьявол. Старик снова пытается дотянуться до кота, вытягивая руку, но безуспешно. Ветки слишком высоки. Котяра весь дрожит, не решаясь прыгнуть.

Я подключаю телепатию. Мысленно даю коту команду спуститься. Внутри чувствую лёгкое сопротивление — упрямый, как и все кошаки. Но сразу же он замирает. Перестаёт шипеть и смиряется. В один миг из злобного дьяволёнка он превращается в послушную лапочку. Тихо мурлыкая, кот плавно спрыгивает прямо на руки старику. Тот подхватывает его и удивлённо смотрит, словно не веря своему счастью. Кот, конечно, страшный — облезлый, с выдранным ухом и длинным шрамом на боку. Но зато живой. А теперь еще и смирный.

— Спасибо вам, молодой человек, — с явным облегчением выдыхает старик. Он достаёт из кармана замызганный платок и размашисто промокает лоб, а затем принимается вытирать грязную морду котяре. — Сам бы я Беса ни за что не поймал. Он как на улицу выглянет, так сразу сумасшедшим становится.

Я прищуриваюсь, пристально глядя на старика:

— А как вы догадались, что это я?

Старик не спешит с ответом, пожимает плечами, и на его лице мелькает лукавая усмешка:

— Да всё просто. Я на фронте с телепатами воевал. И не таких фокусов насмотрелся. Бес слишком резко добрым стал. Шипел, шипел, и вдруг вон как ластиться начал. А тут, кроме вас, никого.

Я равнодушно киваю. Ну понятно, старый, тёртый калач. Видал многое. Бывает. Но это ничуть не снимает моё разочарование. Оглядываюсь по сторонам: улица по-прежнему тихая и безмятежная, даже эти узкие переулки, обычно такие опасные, кажутся слишком спокойными. Подозрительно спокойными.

— А тут что-то уж слишком спокойно, — бросаю я, продолжая озираясь, в надежде хоть на малейшую тень угрозы. Но ничего. Подозрительные личности проходят мимо, даже не взглянув на мои дорогущие часы.

Старик снова пожимает плечами:

— Конечно, спокойно. Все бары теперь под контролем рода Вещих-Филиновых. Бандитов выгнали, камеры понаставили, порядок навели. Три улицы под надёжной защитой.

Тяжело вздыхаю, в голосе сквозит разочарование:

— Чертаново уже не то…

Вспоминаю, как Кира недавно рассказывала о новом проекте по созданию «барной улицы» под защитой нашего рода. Похоже, именно сюда и влили инвестиции рода.

— Ну вот вовремя, конечно, — бормочу себе под нос. — Обезопасили улицу, спасибо и Кире, и моим деньгам.

Старик с удивлением смотрит на меня, а я только качаю головой:

— А я ведь хотел размяться…

В голову приходит дельная мысль. Ну да, мой род, конечно, влиятелен, но далеко не всесилен. Пока, по крайней мере. Вся Москва уж точно под нашим контролем не находится — даже десятой части её ещё не накрыли. Значит, есть шансы найти местечко, где порядок ещё не навели. Надежда на Котловку: там вряд ли успели обосноваться мои люди, а это значит, что хоть там можно рассчитывать на кусочек настоящей Москвы. Может, хоть там удастся размяться.

Сажусь в лимузин, и мы снова отправляемся в путь.

Когда выхожу на Котловке, воздух сразу ощущается другим: затхлый, сырой, с примесью чего-то горелого. Я начинаю небрежно прогуливаться вдоль облезлых фасадов. На тротуарах мелькают подозрительные личности, а вокруг быстро собирается толпа мигрантов. Они внимательно изучают меня, их взгляды цепкие, настороженные. Всё как надо. Вот такую Белокаменную я узнаю, вот такую Первопрестольную и помню. Пока никто не решается подойти — видимо, прицениваются, решают, стоит ли связываться. Моё настроение всё ещё хмурое, так что я никуда не тороплюсь и даже с вызовом бросаю взгляд на парочку сомнительных личностей, что уселась на скамейке, не сводя с меня глаз.

Решаю зайти в ближайшую забегаловку. Табличка над дверью почти стёрта, а изнутри доносится стойкий запах старого масла и приправ, что не обещает ничего хорошего. Плевать. Вхожу внутрь и тут же понимаю, что попал в ханьский бар. Атмосфера тут суровая и пьяная, как и лица завсегдатаев. Вдоль стойки угрюмо сидят ханьцы-мигранты, которые сначала бросают на меня подозрительные взгляды, но быстро возвращаются к своим стаканам и разговорам на ханьских диалектах.

Я небрежно сажусь за столик, разваливаясь на стуле, как будто это моё место. Но расслабиться мне не дают: два здоровых, подвыпивших ханьца тут же поднимаются со своих мест и, покачиваясь, направляются ко мне. Хотя «здоровые» сильно сказано: они едва до плеча мне достанут макушкой, но на фоне остальных да, кабанчики. Глаза налиты кровью, а походка угрожающая.

Более массивный из них, с покрасневшим лицом и кривоватой ухмылкой, останавливается напротив и глухо говорит:

— Здесь закрыто, европеец.

Я лишь бросаю взгляд на висящую у двери табличку и спокойно отвечаю:

— А там написано «Открыто».

Ханьцы переглядываются, злобно хмурясь. Второй, с татуировкой дракона на шее, произносит с явным презрением:

— Это место только для Хань.

Я усмехаюсь, откидываясь на спинку стула:

— Хань? Это, кажется, где-то в другой стороне. А здесь Россия. Расизм тут не прокатит, так что, если что-то не нравится, рисовый шарик, можешь смело катиться на восток.

Мои слова лишь сильнее злят ханьцев: лица краснеют, кулаки сжимаются, и в глазах появляется пьяная решимость. Но прежде чем они успевают двинуться, вмешивается хозяин заведения — мелкий, юркий ханьский мужичок. Он буквально вылетает из-за стойки, размахивая руками, словно пытаясь разогнать стайку гусей: