Газлайтер. Том 16 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 12

Выхожу из машины в облике сутулого старика — сгорбленная спина, уставшие глаза, глубокие морщины. Глаза патрульных скользят по мне равнодушно: ну, что возьмёшь со сморщенного старикашки? Хе. Хома-легионер, красавчик, постарался, как всегда.

Меня встречает невысокий лысый дворянин в дорогом костюме. Вассал. Не сам князь Великопермский, а всего лишь его прислужник. Сам «княже» говорит не хочет? А зря, зря. Ведёт меня по коридорам, сверкающим полированной плиткой и позолоченными рамами картин, к кабинету с массивной дверью. Открывает, небрежно машет рукой.

Кабинет вассала — что твой дворец: мебель из красного дерева, плотные шторы, запах дорогого табака. Даже уборная своя за дверью. Сам он — рыхлый, жирный, с самодовольной усмешкой на лице — усаживается за стол, едва не проломив его своими складками.

— Ты кто такой, старый пердун? — лениво бросает он, презрительно оглядывая меня с головы до ног.

— Фома Фомичев, — хриплю я, легко поклонившись. — Переговорщик от Вещих-Филиновых.

— Филинов не уважает князя, — усмешка на его лице становится шире. — Думает, может присылать всякий сброд. Ты что, правда считаешь, что чего-то стоишь?

— О да, — отвечаю я, сложив руки за спиной. — Я доверенное лицо, даже больше: подметаю двор у Филиновых.

— Р-р-р, дворника⁈ — у него глаза на лоб лезут. — Он прислал чёртового дворника⁈

— Это очень важная работа, — вздыхаю я, всем видом показывая смирение. — А еще иногда я заменяю садовника.

— Да пошёл ты, старый хрыч! — орёт он, подскакивая. Брюхо его трясётся, как желе, и в ту же секунду его кулак обрушивается мне в живот. Я согнусь, изображая страдание, хватаюсь за бока, корчась и застонав:

— Пожалуйста… я всего лишь…я же не виноват, что мне барин велел прийти…

Он насмешливо достаёт из кармана пистолет, направляя ствол прямо мне в лоб.

— Отправим твою голову Филинову, — усмехается вассал, поигрывая пистолетом. — А потом займёмся его вассалами — Соколовыми, Енеревыми, и всеми остальными. Дойдет очередь и до твоего щенка-господина. Понял, ничтожество⁈ Князь не прощает обид!

Он замахивается стволом, но вдруг замечает у себя в брюхе пси-ножик.

— Что за…

Я сосредотачиваюсь, посылая импульс, разрушая щиты, и вижу, как его лицо медленно меняется. Ужас, боль — и затем спокойствие, полное, глубокое подчинение.

— А теперь слушай, дружок, — произношу, выпрямившись и сбросив личину. — Иди и утопись в своем премиальном сортире. Медленно. И без криков.

Он, как кукла, кивает и, тяжело дыша, ковыляет к дверям уборной. Поглядим, хватит ли его, чтобы выполнить приказ. Люди инстинктивно держатся за жизнь, и сломать это сопротивление бывает нелегко. Но… вот он наклоняется, скрипит коленями, засовывает голову в унитаз и начинает погружаться, будто это самое естественное занятие в мире. Вода булькает, пузыри поднимаются на поверхности. Да уж, попался хороший исполнитель.

В этот момент из стены, будто тень, скользит Змейка.

— Мазака! — прошипел хищница, замерев в боевой стойке.

— Пробралась? Умница, — хвалю Мать выводка, и она тихо мырлычет. — Подождем Ломтика и в атаку.

За стеной раздаётся мощный взрыв, от которого мелко дрожат стены. Теневой щенок уже вышел на охоту и начал подкидывать взрыв-артефакты. Хаос созрел в считанные секунды — крики, грохот. Княжеская охрана мечется, не понимая, что происходит.

Я достаю артефакт связи.

— Гвардия, начинайте наступление.

На моем лице расползается ухмылка. Что ж, князь, не захотел сам встретиться с Фомой Фомичевым, получил то, что заслужил.

Временная резиденция князя Великопермского, Москва

Князь Ермолай, только что выбитый из сауны с банщицами, мчится по коридору в халате, раздувающемся, как знамя позора. Одежда совершенно не подходит для обороны и командования в боевых условиях, но времени переодеться нет: вокруг гремят взрывы, стены дрожат, а охранники, не сбавляя темпа, орут на весь коридор.

— Атака! Князя на вертолёт! Быстрее, быстрее!

Ермолай, тяжело дыша, перепрыгивает через упавшую стойку и несётся к вертушке, стоящей на крыше. Гвардейцы запрыгивают в кабину, он в последний момент втискивается следом. Рёв моторов перекрывает крики и грохот, лопасти бешено закручиваются, разгоняя воздух. Вертолёт взмывает в небо — хаос и паника остаются внизу.

— Взлетаем! — командует Ермолай, вцепившись в поручень.

Но не успевают они подняться на высоту, как с левой стороны, в ослепительном золотом сиянии, появляется гигантская тень. Золотой дракон, сверкающий, как живое солнце, разрывает облака и поднимается на их уровень, раскрывая пасть. Ермолай только успевает выругаться, прежде чем неистовый поток огня обрушивается на вертолёт.

Металл плавится, воздух заполняется едким дымом и запахом горящей обшивки. Кабина озаряется адским светом, лопасти начинают терять форму, разлетаются, и вот уже машина, потеряв управление, крутится в воздухе и начинает падать. Гвардейцы вопят, огонь пожирает всё вокруг, и единственное, что вырывается из уст Ермолая в последнем всплеске ненависти:

— Гребаный Филинов!

Усадьба Фирсовых, Москва

Фирсов Ефрем Кузьмич сидит за массивным столом в своём кабинете, газетный лист хрустит под его пальцами. На первой полосе жирным шрифтом пестрят заголовки: «Падение вертолёта князя Великопермского! Все на борту, кроме князя, погибли!». Кузьмич хмурит лоб, задумчиво покручивая ус.

— Модель, пишут, ханьская. Никогда не доверял этим рисоедам. Что они понимают в технике? Только тырить и могут, — ворчит он себе под нос, постукивая пальцем по строке с описанием технических характеристик.

Тяжёлая дверь кабинета приоткрывается, и внутрь неслышно входит Катя. Она замирает у порога, выпрямив плечи, глаза полны решимости.

— Я согласна, дед. Перейду в род Вещих-Филиновых, — твёрдо говорит она. — Я хочу освоить свой Дар.

Фирсов поднимает взгляд, внимательно смотрит на внучку. Несколько мгновений он молчит, затем со вздохом откидывается на спинку кресла и тянется к телефону. В воздухе повисает напряжение.

— Ладно, будь по-твоему, — коротко бросает он, поднимая трубку.

Пальцы набирают знакомый номер, и спустя пару гудков на другом конце раздаётся грубый голос Красного Влада.

— Владислав Викторович? Тут такое дело… — Фирсов делает паузу, словно обдумывая, как правильнее подобрать слова. — Я вам ведь не говорил, кто у меня Катя на самом деле…. Ну в смысле, чья она дочь.

С той стороны тишина. Фирсов переводит взгляд на внучку, которая стоит напротив — спокойная, уверенная, но с упрямым блеском в глазах.

— Так вот, — продолжает Фирсов, — она дочь Эльдара Филинова.

— ЧТО⁈

— Да, извините, что скрывал, Я готов понести наказание за сокрытие. Внучку прошу не наказывать, она дитё же была.

— С твоим наказанием позже разберемся, Ефрем, — прерывает царский брат. — Почему сейчас вдруг решил рассказать?

— Хм, ну тут такое дело, — Фирсов мнется. — В общем, внучка хочет войти в род Вещих-Филиновых.

— ЕЩЕ ОДИН ФИЛИНОВ⁈ — неожиданно прорывает Владислава. — ИХ БУДЕТ ДВОЕ⁈

Мы сидим втроём в кремлёвском зале — я, Великопермский и Красный Влад. Атмосфера напряжена до предела. Ермолай Ермолаевич выглядит так, будто его только что вытащили из-под обломков. Синяки под глазами, и дырявый банный халат смешно топорщится на плечах. Охранка, конечно, его быстро подобрала после того, как вертолёт отправился в пике — но вид всё равно жалкий.

Владислав Владимирович обводит нас медленным, почти ленивым взглядом, скрестив руки на груди. Он склоняется вперёд и говорит низким, хрипловатым голосом:

— Разберёмся без вмешательства Царя. Он просит тебя, Данила, сбавить обороты с Ермолаем Ермолаевичем.

Великопермский дёргается, надувшись, как индюк, но я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться в лицо этому жалкому зрелищу. Вместо этого лениво закатываю глаза.