Велесова ночь (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 4

Настолько, что после добавки организм тут же отрапортовал, что голодная смерть нам больше не грозит, и можно полноценно заняться восстановлением всего того, что поломалось в битве с лже-Геловани. Лучше всего во время крепкого сна, но и сидячий отдых тоже сойдет.

Старичок, похоже, решил то же самое. И как только я доел, с требовательным выражением протянул мне свернутую в трубку газету. «Санкт-Петербургские Ведомости» — серьезное издание. Во всяком случае, уж точно не из тех, кто станет печатать городские легенды, страшилки и прочие сомнительные байки.

А если уж станет, то эти самые байки уже получили статус официальной версии. И утверждены подписями и печатями в самых высоких начальственных кабинетах.

Убийца императора найден! — гласил жирный — чуть ли не на весь разворот — заголовок.

— Ну, что там? — Старичок нетерпеливо пододвинулся чуть ближе. — Читай, сынок.

— Вчера, двенадцатого сентября, — послушно начала я, — великий князь Владимир Александрович подтвердил, что кончина его величества императора и самодержца всероссийского Александра Александровича ни в коей мере не была трагической случайностью, а стала результатом чужого умысла. Убийство государя совершил тот же самый человек, что был повинен в многократных преступлениях против… — Я перескочил сразу через несколько строчек. — Великий князь также назвал имя злодея. Им неожиданно для всех оказался капитан особого отдела столичной полиции Владимир Волков, ранее застреленный при попытке…

Вот ведь сволочь!

На мгновение я вдруг почувствовал такую злость, что едва не разорвал ни в чем не повинный газетный листок надвое. Но он лишь сообщил мне то, о чем по-хорошему стоило догадаться куда раньше. Если не в самый момент пробуждения в трех аршинах под землей, то хотя бы после купания в Смоленке.

Колдун предложил Петербургу новую ложь — и на этот раз весьма достоверную: я годился на роль козла отпущения куда лучше мягкотелого и перепуганного Сумарокова. И к тому же имел глупость демонстрировать свои необычные дарования… нет, не то, чтобы направо и налево, однако с куда меньшей осторожностью, чем стоило бы.

Звезда Владимира Волкова, буквально ворвавшегося в высший свет Петербурга, восходила с немыслимой быстротой. Вчерашний гимназист за какие-то полтора месяца подмял под себя купцов и воротил со столичных рынков, но на достигнутом, конечно же, не остановился. И пошел дальше: поступил на государственную службу, избавился от противника на дуэли, завоевал сердце несчастной княжны Вяземской, завел нужные знакомства среди самых родовитых и влиятельных аристократов. А после этого имел наглость подстроить похищение цесаревича, чтобы подобраться к императорской семье.

Получил награду и очередной чин, обманом вытребовал у покойного Юсупова княжеский титул, подсунул следствию фальшивого убийцу и в одночасье стал чуть ли не народным героем. И, воспользовавшись расположением государя, нанес тому смертельный удар, оставив народ и отечество без покровителя.

А в конце концов решил избавиться и от своих друзей, которые наверняка уже догадывались о его истинной злодейской сущности. И негодяю непременно удалось бы и это, не окажись один из них чуть сильнее и расторопнее. Схватка едва не стоила героическому действительному статскому советнику жизни, однако он, хоть и раненый, все-таки смог одолеть врага. И всадил в него все семь пуль из «нагана», избавив Петербург от колдуна, наводившего на всех страх уже несколько лет. И сегодня город, наследник престола и весь императорский двор готовились чествовать своего защитника.

Виктора Давидовича Геловани.

Коварный злодей, отважный победитель. Все на своих местах, а история подошла к завершению — и при то весьма эффектному. Страшное чудовище больше не угрожает Петербургу и его обитателям, заговор раскрыт и уничтожен окончательно. Победа, дамы и господа!

Можете спать спокойно.

— Ты чего, сынок? — Старичок легонько потрепал меня за рукав. — Дальше давай!

Я выдохнул и продолжил. Остатки статьи уже не содержали ничего интересного, и, дочитывая, я понемногу успокаивался. С каждой строчкой гнев уходил, уступая место раздумьям… Впрочем, тоже не самым приятным: колдун то ли уже давно, чуть ли не самого дня нашего знакомства готовил меня на заклание, то ли ловко импровизировал, разом избавившись от настырного преследователя и повесив на него все собственные грехи, включая убийство императора Александра.

Статью явно слепили в спешке, и все же она выглядела достаточно убедительно, чтобы ей поверили. Если не все, то уж точно многие — хоть и каждый по своей причине. Дельвиг ужаснется собственной наивности. Иван, наследник престола, скорбящий по усопшему родителю, наверняка не будет сожалеть, что негодяй понес заслуженное наказание и отправился на тот свет. Знать обрадуется избавлению от врага. Народ, как и всегда, начнет придумывать небылицы, окончательно превращая вчерашнего георгиевского капитана в сказочного злодея.

Горчаков… пожалуй, хитрую многоходовку не расколоть даже ему. Слишком уж изящно-привлекательно и вместе с тем разумно выглядят факты, изложенные в статье ушлыми столичными газетчиками, и слишком много доказательств и признаний на руках у особого отдела полиции. После убийства колдуна — то есть, меня — авторитет Геловани взлетит до заоблачных высот, и он наверняка не преминет достать из рукава еще парочку тузов. А если у кого-то и возникнут сомнения, они едва ли отважутся заявить об этом во всеуслышание: слишком опасно, не говоря уже о том, что друзья капитана Волкова теперь на карандаше у жандармов, тайного сыска и вообще всех, кто имеет хоть какое-то отношение к имперской безопасности.

Колдун моими руками фактически уничтожил все левое крыло Государственного совета, а теперь имеет почти неограниченную возможность как следует прижать и консерваторов. И наследнику престола рано или поздно придется наделить спасителя Империи князя Геловани такими полномочиями, о которых покойный Меншиков при всех своих амбициях мог только мечтать.

— Ты куда, сынок? — Старичок безуспешно попытался поймать меня за рукав. — В таком-то виде!

— Ничего, дедушка, — отозвался я, — как-нибудь дойду. Надо матушке сказать, что я живой.

— Это ты верно решил. Мать, небось, всю ночь глаз не сомкнула… Только все равно нельзя тебе так идти, сынок! — Старичок вскочил с лавки, направился к вешалке в углу и принялся там суетливо копошиться. — Сейчас хоть обувку тебе найдем и пальтишко какое… У нас как раз послушник второго дня преставился, упокой господь его душу. Мертвому уж без надобности, а живому сгодится.

Я не стал спорить: галоши и драный зипун все-таки лучше похоронной рубахи. В такой одежде можно пройти хоть через весь город, и любой городовой разве что даст мне леща или обругает, но уж точно не потащит в кутузку: для служителей закона нищие и калеки немногим заметнее крыс.

— Ступай, сынок. — Старичок неуклюже перекрестил меня и заковылял к двери. — Чую, непростой ты человек, и судьба у тебя непростая. Попрошу батюшку свечку поставить да помолиться… Только скажи, как тебя звать-то?

— Пусть лучше батюшка за князя Геловани помолится, — усмехнулся я и едва слышно добавил: — Недолго ему жить осталось.

Я нажал чуть посильнее, и слуховое окно все-таки открылось — с громким протяжным скрипом. Впрочем, ничего страшного: ничего необычного в этом звуке не было. Даже к вечеру на Садовой улице редко бывало так уж тихо. Кто-то ругался, кто-то спешил домой, стуча сапогами или ботинками по тротуару. Звенели по асфальту подковы, гремели трамваи, мерно рычали моторы автомобилей… Петербург жил своей жизнью.

Будто ничего особенного и вовсе не случилось.

Я осторожно выбрался на крышу и окинул взглядом знакомый двор внизу. Все как всегда, разве что грязи чуть больше обычного. То ли местный блюститель чистоты не очень-то справлялся со своей работой, то ли его почему-то сменил другой… Я сполз чуть ближе к краю кровли и, свесившись, вниз, получше рассмотрел плечистую фигуру на лавке.