Спасите меня, Кацураги-сан! Том 6 (СИ) - Аржанов Алексей - Страница 45

— Рассказывайте, что с ними, — сосредоточился я.

— У одного грыжа не вправляется! — заявила она. — Я уже как только не пробовала её обратно засунуть. Так и торчит из живота!

— Что-что? — от удивления я вскочил с пола и чуть не порвал пяткой драгоценный священный свиток. — Акихибэ-сан, вы с ума сошли? Терапевт не должен вправлять грыжу. Тем более, для этого могут быть противопоказания. Быстро вызывайте хирургов! Кто там сегодня дежурит?

— Рэйсэй Масаши, — ответила она.

— Рэйсэй-сан запросто разберётся с этой задачей, — уверил её я. — Больше к пациенту не притрагивайтесь. А что со вторым?

— Утверждает, что ударился головой. Госпитализировать его не придётся, он уже отказ написал. Но мне нужно понять, есть у него сотрясение мозга или нет. Получится как-то без КТ или МРТ определить степень повреждения?

— Акихибэ-сан, сотрясение мозга не сопровождается видимыми повреждениями. Там нарушения функции на уровне клеток и молекул происходят, — объяснил я. — Спросите его об основных симптомах. Если была тошнота или рвота, головная боль, шум в ушах, то сотрясение уже можно заподозрить. Но самое главное — ретроградная амнезия. Если пациент ничего не может вспомнить о моменте травмирования и коротком промежутке времени до него, тогда можете смело ставить этот диагноз. Но лучше позвольте неврологам его осмотреть. Может быть и лёгкая черепно-мозговая травма.

— Поняла, Кацураги-сан! Спасибо огромное!

— Подождите, вы сказали, что у вас три пациента, — напомнил я.

— А, третий уже в отключке, — ответила она.

— В смысле⁈

— Да полицейские пьяницу привезли. Я устала слушать его «Сакура, сакура». Наконец-то заснул.

— А, так это постоянный клиент. Можете смело ставить состояние алкогольного опьянения. Я уже раз десять ему освидетельствование проводил.

Акихибэ Акико отключилась и больше этой ночью меня не беспокоила.

Наступил вторник — день выборов нового заведующего поликлиникой. Айтишники уже настроили компьютеры, чтобы в обед все врачи могли подключиться к голосованию.

Однако за час до начала выборов в мой кабинет вошла Огава Хана и сообщила:

— Кацураги-сан, пациентов в коридоре больше нет. Но с вами хочет поговорить… Один ваш коллега.

— Пусть заходит, — пожал плечами я. — В чём проблема?

— Хорошо, я передам ему, — ответила девушка. — Я тогда буду ждать в ординаторской. Если понадоблюсь, вызывайте.

Это что-то новенькое. Чтобы Огава Хана сама покинула кабинет без моего приказа? Да для неё любое событие — это повод сочинить очередные сплетни. Похоже, кто-то успел её обработать до меня.

Как только медсестра скрылась за дверью, ко мне вошёл терапевт десятого ранга Фукусима Ренджи.

— Добрый день, Кацураги-сан, — поклонился он. — Не сильно отвлекаю?

— Нет, Фукусима-сан, — ответил традиционным поклоном я. — Что случилось?

Хотя мне уже было и так ясно, что случилось. За эти несколько месяцев мы с ним ни разу не общались. И он решил впервые заговорить со мной за час до голосования.

Совпадение?

И Фукусима Ренджи заявил:

— Кацураги-сан. Я пришёл просить о том, чтобы вы ни при каких обстоятельствах за меня не голосовали.

Если бы терапевт десятого ранга Фукусима Ренджи начал просить меня проголосовать за него — я бы совсем не удивился. Но коллега обратился с полностью противоположной просьбой.

Ни при каких обстоятельствах не голосовать за него.

А вот это уже действительно странно. Либо он банально не хочет менять свою должность, либо за его решением кроется совсем другая мотивация. Скорее второе, поскольку Огава Хана в спешке убежала в ординаторскую, а значит — он убедил её не присутствовать во время этого разговора. Выходит, он не хочет, чтобы кто-то кроме нас двоих знал об этой беседе.

— Фукусима-сан, для начала присядьте, — указав на стул, предложил я.

Обычный жест вежливости, который я хотел обернуть в свою пользу. Когда человеку предоставляют комфортные условия, он становится склонен говорить куда более откровенно. Психология — это тоже медицина, и в ней я разбираюсь не хуже остальных направлений своей профессии.

Фукусима Ренджи сдержанно кивнул и присел напротив меня.

— А теперь объясните, пожалуйста, почему вдруг я должен голосовать так, как того желаете вы? — спросил я.

— Возможно, я неправильно выразился, Кацураги-сан, — натянул улыбку он. — Это не просьба и не желание. Это — совет.

— Раз вы советуете мне не голосовать за вас, значит, это каким-то образом должно сыграть мне на руку? — решил разговорить его я.

Я вообще не собирался голосовать за Фукусиму Ренджи. Меня устраивал текущий распорядок вещей, и я с радостью бы принял Эитиро Кагами на должности заведующего поликлиникой. Но, очевидно, что и кандидаты, и голосующие преследовали свои собственные цели.

— Кацураги-сан, хоть мы с вами ни разу и не общались, но я наслышан о вас, как о хорошем специалисте, — зачем-то перевёл тему он. — Уж поверьте, находясь на самой вершине иерархии терапевтов, я прекрасно вижу, кто мог бы подняться до моего уровня.

— Лесть? — усмехнулся я. — Фукусима-сан, скажите прямо, чего вы хотите. Скажу честно, я не могу поверить, что вы хотите избежать перехода на новую должность.

— У меня нет желания углубляться в руководство всей поликлиникой, — ответил он. — Именно поэтому я хотел бы, чтобы вы проголосовали за Эитиро Кагами. Пусть лучше он займёт эту должность.

Он явно уходит от ответа. Не может быть, что он пришёл сюда лично, чтобы убедить меня голосовать за Эитиро. Я и так собирался это сделать. А вариант, где заведующий попросил Фукусиму его поддержать и начать пропаганду среди терапевтов, попросту абсурден. Эитиро Кагами не тот человек, который станет опускаться до таких решений.

— Фукусима-сан, давайте начистоту, — сказал я. — Я ведь прекрасно понимаю, что вам по какой-то причине выгоднее, чтобы именно Эитиро Кагами победил в выборах. Так почему?

Фукусима Ренджи ничего не ответил. Мужчина лишь смотрел мне в глаза, не моргая. И мне стало без его уточнений всё ясно. Если Эитиро Кагами победит, то освободится его должность заведующего терапевтического отделения. И, скорее всего, на неё поставят именно терапевта десятого ранга.

Фукусима отнюдь не дурак. Он понимает, что вряд ли сможет победить в выборах, а вот если Эитиро получит новую должность, то его прежнее место он получит наверняка.

Терапевт десятого ранга понял, что я уже обо всём догадался.

— Если поможете мне, Кацураги-сан, я этого не забуду, — заявил он. — Я буду поддерживать вас во всех ваших начинаниях. Возможно, у меня даже получится помочь вам продвинуться к десятому рангу. Перескочить сразу несколько десятков этажей «Ямамото-Фарм».

— Один голос ничего не значит, — подметил я. — Вас интересует не только мой выбор. Вы ведь и с остальными нашими коллегами разговаривали. Остальным тоже обещали продвинуть их на десятый ранг?

— Кацураги-сан, — усмехнулся Фукусима Ренджи. — Не нужно мыслить так однобоко. Я хорошо знаю, чего хотят мои коллеги, и каждому предлагаю то, чего ему больше всего хочется.

— Тогда вы промахнулись, Фукусима-сан, — ответил я. — Десятый ранг — это далеко не главная моя цель. А потому предлагаю закончить этот разговор. Я проголосую так, как хотел изначально. Не думайте, что я делаю это специально, чтобы вас оскорбить. Просто мне не нравится, когда кто-то навязывает мне своё мнение.

Фукусима Ренджи понял, что подкупить меня не получится. Тяжело вздохнув, он поднялся, пожал плечами и в заключение добавил:

— Вы правы, Кацураги-сан. Как вы и сказали, один голос ничего не изменит. Не послушаетесь вы, послушаются другие.

Сказав это, Фукусима покинул мой кабинет.

До чего же многие сотрудники жадные до власти! При любом удобном случае готовы друг друга съесть, лишь бы занять более высокую должность.

Я заварил кофе, а когда вернулся за стол, чтобы сделать перерыв, заметил, что экран моего монитора моргнул, а на нём открылась вкладка с голосованием.