Девушка ищет спонсора - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/48
• Следующая

– Значит, в дом не входила?

– Нет, нет, Владимир Евгеньевич, – торопливо ответила Солнышкина. – Честно сказать, только подошла к крыльцу и сразу увидела, что замок вырван.

Дубков, взявшись за козырек, поправил милицейскую фуражку. Наклоняя голову то влево, то вправо, принялся разглядывать небольшой замочек, держащийся на металлической накладке и дужке пробоя, вырванного из дверного косяка. Дужка была самодельная, примерно, из четырехмиллиметровой сталистой проволоки. Выдернуть ее не составляло труда даже для не очень сильного человека. На крыльце лежал длинный железный прут. Судя по вмятинам в косяке, именно этим прутом расправились с замочком одним махом.

– М-мда, – досадливо выдохнул участковый. – С таким легкомысленным запорчиком могли управиться сорванцы детского возраста.

– Владимир Евгеньевич, мы с Лехой здесь не управлялись, – на одном дыхании выпалил Кирилка.

– В райцентре хватает разбойников постарше вас, – Дубков шутливо подмигнул любопытно насторожившимся мальчишкам и перевел взгляд на Солнышкину: – Надо, Вика, серьезнее относиться к охране частной собственности.

Девушка смущенно улыбнулась:

– От моей собственности можно обхихикаться. Обстановка – доисторическая рухлядь. Телевизор – допотопный «Рекорд». Ни золота, ни серебра нажить не успела… Единственная более или менее ценность – это японский магнитофон-двухкассетник.

– Японская техника ныне в моде. Наверное, с миллиончик стоит?

– Около того.

– Ну вот… Для местных жителей миллион – пока еще неплохие деньги. А ты запираешь дом замочком от бабушкиного сундучка.

– В двери есть надежный внутренний замок, только я, росомаха, ключ от него потеряла. Или выудили тот ключик у меня из сумочки, не знаю.

– Давно?

– С неделю назад.

– За это время можно было новый замок поставить.

– Собиралась сделать. Даже со знакомыми парнями договорилась, но экзамены помешали. Такая напряженка – вздохнуть некогда. Днями и ночами приходится сидеть за учебниками.

– Хорошо учишься?

– Нормально. Хочу сразу после училища в медицинский институт поступить.

– О большом городе мечтаешь? Скучно, наверное, в здешнем захолустье.

– Скучать некогда. Да и не люблю я большие города. Смрад да суета в них. Если бы здесь был институт, никогда бы отсюда не уехала.

– Оно, конечно, институтов в нашем райцентре нет, – вроде бы соглашаясь, вздохнул Дубков и взглядом указал на металлический прут: – Эта железяка откуда?

– От старых хозяев. В углу за крыльцом стояла. Весной я этой штуковиной вместо лома отдалбливала лед у крыльца.

– Так, так…

Разговаривая, участковый приглядывался к крыльцу. На чуть припыленных ступеньках не было никаких следов, будто после мытья по ним никто не ходил. С покрашенных желтой эмалью перил свисали штанины старых джинсов.

– Твои?.. – спросил Дубков.

Солнышкина кивнула:

– Мои. Вместо половой тряпки использую.

– Когда крылечко мыла?

– Вчера вечером.

– Джинсы висят так же, как их оставила?

– По-моему, я вешала поясом наружу, чтобы лучше просохли, – недолго помолчав, ответила Вика. – Впрочем, не помню. Голова после экзамена совсем не варит.

– Экзамены есть экзамены… – задумчиво проговорил Дубков и, словно наконец-то набравшись решимости, добавил: – Пойдем, Вика, смотреть, чего воришки натворили в доме. Чтобы не затоптать предыдущие следы, разуемся…

Расшнуровав ботинки и оставив их на бетонной дорожке, ведущей к калитке, участковый в носках степенно поднялся на крыльцо. Еще раз пристально осмотрел выдернутый пробой, достал из кармана брюк вчетверо сложенный носовой платок, взялся через него за краешек дверной ручки, легко распахнул дверь и, приглядываясь к полу, на цыпочках, будто крадучись, вошел в пустующую, застекленную с двух сторон веранду. Следом за участковым, с такой же осторожностью, пошли Солнышкина и Мокрецова. Намереваясь ринуться за взрослыми, мальчишки тоже мигом сбросили с ног кроссовки, но Анфиса Васильевна, обернувшись, строго погрозила пальцем: не суйтесь, мол, не в свое дело.

Дверь из веранды в продолговатую прихожую была распахнута настежь. Обернувшись к Солнышкиной, участковый спросил:

– Уходя из дома, не закрывала?..

– Закрывала, – быстро ответила Вика. – Май в Сибири – еще не лето.

На вешалке в прихожей слева от двери висели коричневая кожаная куртка, салатного цвета женский плащ, яркое адидасовское трико и белоснежный медицинский халатик. У порога рядком вдоль стены выстроились красные туфельки на высоком каблучке, состоящие почти из одних ремешков босоножки и нарядные комнатные тапки с пушистыми помпончиками.

Поочередно заглянули в просторную кухню, затем – в спальню, где у стены, прикрытой старым ковриком, стояла аккуратно заправленная кровать с никелированными спинками. У изголовья кровати на небольшой тумбочке рядом с телефонным аппаратом тикал круглый будильник. Здесь же, за будильником, красовался японский магнитофон. По словам Солнышкиной, и в прихожей, и в кухне, и в спальне абсолютно ничего не тронуто.

В самой большой комнате дома, обычно называемой в простонародье залом, царил сумрак. Все четыре окна здесь закрывали плотные с золотистым узором портьеры, свисающие от укрепленных под потолком багетных карнизов. Свободную от мебели площадь пола устилал серый палас.

Приглядевшись к полумраку, участковый увидел озадачившую его картину: посередине комнаты у невысокого круглого столика, откинув лысоватую голову на спинку мягкого кресла и вытянув ноги в белых носках, вроде бы спал мужчина среднего телосложения. Из расстегнутого ворота пестрой рубахи виднелся треугольник флотской тельняшки.

Дубков подозвал стоявшую поодаль Солнышкину. Молчаливым взглядом спросил: кто, дескать, такой? Побледневшая Вика растерянно пожала плечами. Тогда участковый негромко кашлянул:

– Кхм… гражданин…

Мужчина не шелохнулся.

– Подъем! – уже в полный голос сказал участковый.

Реакция – та же.

Дубков осторожно подошел к полулежавшему в кресле, заглянул ему в лицо и увидел уставленные в потолок остекленевшие глаза…

Вызванная участковым инспектором следственно-оперативная группа, возглавляемая районным прокурором Антоном Бирюковым, пригласив понятых, начала работу с традиционного осмотра места происшествия. Случай представлялся уникальным. На ногах мужчины не оказалось обуви, а в карманах – ни документов, ни денег. Не обнаружили их и в доме. На вид потерпевшему было около сорока лет. Лицо неприметное, со впалыми щеками и приплюснутым носом. В белесо-рыжеватых волосах от висков чуть не до темени – широкие залысины. Бледное, вроде посиневшее, тело – без малейшей царапинки. Единственной характерной приметой являлась небольшая татуировка на груди. Над силуэтом военного корабля полукругом выгнулась сокращенная надпись: «100-я БДК. ТОФ», наводящая на мысль, что обладатель этой картинки когда-то служил в сотой бригаде десантных кораблей Тихоокеанского флота. Надетая под рубахой тельняшка тоже вроде бы намекала на флотскую службу.

Версия, торопливо высказанная энергичным оперуполномоченным уголовного розыска Славой Голубевым, будто мужчина, почувствовав на улице себя плохо, вломился в первый попавшийся дом, чтобы отлежаться в комфортных условиях, сразу же была отвергнута другими участниками опергруппы. Первым возразил всегда осторожный в выводах следователь прокуратуры Петр Лимакин:

– Обуви на ногах потерпевшего нет, а носки чистые. По воздуху, как Карлсон, он сюда залетел, что ли?..

Следователя поддержала эксперт-криминалист Тимохина:

– Обувь, конечно же, не сама улетела. Следы ног с крыльца и в прихожей тоже не сами собой улетучились.

– Значит, труп подброшен злоумышленниками, – высказал другое предположение Голубев. – Возникает вопрос: с какой целью?..

– Чтобы, ты не зря зарплату получал, – буркнул ироничный судебно-медицинский эксперт Борис Медников.

• Предыдущая
• 2/48
• Следующая