Эволюционер из трущоб. Том 2 (СИ) - Панарин Антон - Страница 35

— И какие же у них черты? — хмыкнула мама.

— Ну-у-у. Такие. — Капитан взмахнул в воздухе тлеющей сигаретой, нарисовав окружность, как будто это что-то объясняло.

— Округлые? — прыснула со смеху мама.

— Что? Нет. Я хотел сказать, хладнокровные, решительные.

— А я, стало быть, нерешительная? — нахмурилась мама.

— Я такого не говорил, — тут же встал в защитную позу капитан, но тут понял, что с ним играют. — Да ну вас, Елизавета Максимовна.

— Да ну меня — куда? — усмехнулась мама, стрельнув глазками.

— Гхм. Вообще-то я тут. Если хотите устлоить блачные иглища, то дождитесь, пока я выйду из-за стола, — подал я голос.

Услышав это, мама удивилась и метнула в меня полотенце. Я с лёгкостью уклонился.

— Станислав Карлович, вы слышали, какой у нас тут умник?

— Да, Елизавета Максимовна. Сдаётся мне, что утренняя тренировка была слишком лёгкой, вот у него и остались силы, чтобы чушь молоть. — Гав затянулся и выпустил в окно облако дыма. — Ну ничего, это мы исправим, — просипел он.

— Эй! Что началось-то? Нолмально же общались! — воскликнул я, вскочив из-за стола.

Мама тут же залилась звонким смехом, а капитан на неё тайком посмотрел и улыбнулся.

— Ой, Мишка. Развит ты не по годам, конечно, — сказала мама, вытерев рукавом навернувшуюся слезу. — Фамилия моя Багратионова.

Гав, стоявший у окна, присвистнул.

— Хрена себе! — Капитан тут же замялся и добавил. — Извините. В смысле, вы последняя из почившего рода князей?

— Скорее всего, последняя, — с грустью в голосе сказала она. — Если бы мой отец решил бросить Кёнигсберг и отступить, то выжил бы весь род. Да, мы бы жили на птичьих правах, на чужих землях. Но жили бы. В итоге, своей выходкой он спас другие рода, но наш род уничтожил подчистую.

— Теперь понятно, почему у Михаила такие задатки в два года, — хмыкнул Гав и, не докурив, выбросил бычок в окно. — В вашем роду было три абсолюта, а подобным в империи мало кто мог похвастаться.

— Вот именно. Было три абсолюта… — Мама замолчала и с тоской уставилась в окно.

— А что случилось, почему дед умел? — спросил я, но от мамы ответа не получил. Она мыслями улетела куда-то далеко.

— Было расширение аномалии. Тогда погибло много славных бойцов. К примеру, мой отец. — Гаврилов потянулся к пачке сигарет, достал ещё одну папиросу, подумал секунду и засунул её обратно. — Пойду подышу.

Капитан вышел из дома, а я погрузился в раздумья. Это что выходит? Я из княжеского рода? Забавный выверт судьбы. Я сын княгини без княжества, и в то же время, баронский сын, живущий жизнью детдомовца. Впрочем, жаловаться мне не на что.

Тем более, что благодаря маминому рассказу, я понял одно. Дед до последнего сражался за свой дом, а значит, в Кёнигсберге должны были остаться родовые артефакты. Однажды я туда попаду и отвоюю наше с мамой княжество. Да, звучит амбициозно для двухлетки, но вы уж извините. Я, на секундочку, хочу остановить войны на всей земле, а освобождение жалкого княжества — это даже не цель, это средство.

* * *

Тюмень. Резиденция графа Малышева.

Сергей Алексеевич гулял с дочерьми в парке. Наслаждались пением птиц, любовались тем, как природа оживает. Граф мило улыбался. Шутил, а в душе проклинал идиота Черчесова. «Придурок! Не мог подождать пару дней? Я почти подготовил войска к нападению!» проносилось в его голове.

Малышев был отличным актёром и ни единый мускул на его лице не дрогнул от этих мыслей. Так было до тех пор, пока из поместья не выбежал всклокоченный дворецкий. На вид дворецкому было в районе шестидесяти лет, но бежал он, как молодой парень, позабыв про скрюченную спину. Подбежав к графу, дворецкий, задыхаясь, поклонился и сказал:

— Ваше сиятельство. Вы должны услышать одну новость.

— Это так срочно? — меланхолично спросил Малышев и посмотрел на дочерей.

Снежана и Виолетта. Два ангелочка, которых он всеми силами оберегал от опасностей внешнего мира. Оберегал вполне успешно, из-за чего превратил девочек в домашних питомцев. Они, словно птицы, были заперты в золотой клетке. Да, безопасно, но разве это жизнь? О слове «свобода» они знали лишь из многочисленных книжек, которые читали ежедневно и мечтали однажды увидеть большой мир.

— Да, ваше сиятельство. Вопрос чрезвычайной важности, — кивнул дворецкий, отчего Малышев тяжело вздохнул.

— Птички мои, погуляйте пока, а папа через пару минут к вам вернётся, — ласково сказал граф, поцеловал дочерей в макушки и подтолкнул вперёд, сам же отошел с дворецким подальше. — Говори.

— Войска Черчесова несут огромные потери. Оборона Архарова оказалась не такой рыхлой, как мы предполагали. Тем не менее, Черчесов сумел захватить приграничный город Лесной. Сейчас его войска ведут бои за Красноуральск, — доложил дворецкий.

— Плевать на этого идиота. Как проходит штурм Ирбита? — недовольно фыркнул граф и требовательно уставился на старика.

— Ваше сиятельство, порадовать пока нечем. Войска, отправленные на штурм Ирбита, понесли тяжелые потери и отступили. Генерал Иванов рекомендует прекратить штурм и переключиться на захват более мелких поселений, для того, чтобы взять Ирбит в клещи. После чего город сдастся, так как пути снабжения будут отрезаны.

— Прекратить штурм? Если Черчесов не сдвинется с мёртвой точки, то Архаров очень скоро выгонит его со своих земель. За это время мы должны вернуть Ирбит любой ценой. Поднимай всех ветеранов, полицейских, найми всех наёмников, каких сможешь. Я хочу, чтобы мы забрали Ирбит до конца следующего месяца. А Иванову передай: если он не справится, то я его казню.

Уставшие глаза графа внезапно угрожающе блеснули, он пригладил поседевшие волосы. Посмотрел на дочерей и инстинктивно коснулся левой руки, на которой не было двух пальцев. Проклятое напоминание о том, что он однажды проиграл Архарову. Но это было давно и неправда. Сейча-то всё точно будет по-другому. Так ведь?

— Как прикажете, ваше сиятельство, — поклонился дворецкий и отправился исполнять приказ.

* * *

День прошел замечательно. Если так можно сказать о тренировке, которую устроил мне капитан Гаврилов. Сначала этот переросток заставил меня приседать до отказа. А когда ноги просто перестали разгибаться, и я рухнул на землю, он велел встать в планку.

По началу всё было хорошо. Мышцы живота горели огнём, но было терпимо. Спустя минуту меня начала колотить дрожь, будто подцепил болезнь Паркинсона. Дыхание сбилось, жар стал выжигать не только мышцы, но и всё тело изнутри. И примерно на второй минуте, я рухнул на землю.

— Слабовато. Думал, вас в пансионатах тренируют более жестко, — хмыкнул капитан.

— Голила-пелелосток. Мне всего два. Чего ты ещё ждал от меня? — шумно дыша, ответил я.

— Отлично. Если у тебя есть силы огрызаться, значит можешь выполнить ещё пару упражнений. Поднимайся на ноги, — требовательно сказал Гаврилов.

— Извелг. Это жестокое облащение с детьми. Я буду жаловаться, — пыхтя бубнил я, поднимаясь с земли.

В итоге он гонял меня ещё полчаса, и в дом я заполз в полуобморочном состоянии. Мама, увидав меня, тут же напоила водой и побежала топить баню, но слегка опоздала. Это уже делал Гав, о чём я знал, но ей не сказал. Пусть голубки побудут наедине, может, перестанут грызться?

Хотелось посмотреть в окно на их встречу, но сил подняться с кровати не было. Чёртов солдафон заставил меня выложиться на полную. В ожидании пока баня натопится, я уснул. Правда, поспать мне не дали. В бок толкнула массивная ладонь и послышался бас Гаврилова.

— Подъём. Сейчас Елизавета Максимовна выйдет из парилки, и пойдём мы с тобой.

— А ты чего тут? — зевнул я. — Думал, ты будешь подсматливать за моей мателью. Извлащуга. — Я улыбнулся и тут же схлопотал звонкого леща. — Ай! Больно же.

— А ты чепуху не мели, тогда и не придётся огребать, — обиженно буркнул капитан. Видать, мои слова его и правда задели. Интересно, почему? Неужели испытывает светлые чувства к маме, а не просто физическое влечение?