Убийство за кулисами - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 56

• Предыдущая
• 56/57
• Следующая

– Думаешь, сын? – Турецкий задумчиво вгляделся в снимок импозантного молодого мужчины с холодными серыми глазами.

– Во-первых, сравните со снимком Васильева перед Афганом... Вот он... Можно сказать, одно лицо! Но главное, с какой стати столько лет подряд этот отморозок стал бы посылать ему такие суммы, причем фактически анонимно... Имя отправителя ставил от фонаря, правда, изредка повторялся.

– Каким образом Васильев попал в поле зрения наших коллег? – поинтересовался Турецкий.

– Помните убийство рэппера? Оно, к слову сказать, не раскрыто до сих пор. У парня отец оказался как раз «оттуда», затеяли тогда собственное расследование, увы, с тем же результатом... Но подозрения, судя по всему, возникли, правда бездоказательные. Так что и за Мохнаткиным, а главное, за Васильевым присматривали время от времени...

– Плохо, видимо, присматривали, – усмехнулся Александр Борисович, – если наркоту проморгали...

– Собственно говоря, у них цель была другая, – неожиданно вступился за коллег из ФСБ Валерий. – Да и «присматривали» – сильно сказано... Поначалу, видимо, взялись по просьбе отца, потом все рассосалось... Пять лет прошло.

– Ладно, Валерий, попытка не пытка! – подвел черту Турецкий и посмотрел на часы: – Васильева привезут с минуты на минуту.

И хотя шантажировать, да еще давить при этом на родительские чувства подследственного, Александр Борисович считал делом никуда не годным, воспоминание о мертвом, изуродованном лице Марии Краевой, всплывшее в этот момент в его памяти, развеяло последние сомнения Турецкого...

Игорь Васильев безразлично посмотрел на двоих молоденьких охранников, сидевших напротив и не спускавших с него глаз, и криво усмехнулся. Удивительная пустота заполнила все его существо с того момента, как он обнаружил на своих руках «браслеты». Васильев догадывался, что везут его на допрос, но ему было все равно: разговаривать с легавыми он не собирался...

Кабинет следователя, в который ввели киллера, оказался залитым столь ярким солнечным светом, что тот невольно поморщился и лишь после этого бросил равнодушный взгляд на мужчину, сидящего за столом, потом медленно перевел его на второго, пристроившегося в кресле у окна – темноволосого, более молодого, чем хозяин кабинета. Усевшись на предложенный стул, Игорь опустил глаза вниз и замер, слегка ссутулившись, положив на колени руки, наручники с которых так и не сняли.

Тот, что был старше и сидел напротив Васильева, несколько секунд пошуршал бумагами, после чего заговорил:

– Ну что, Игорь Симонович – У него оказался довольно приятный спокойный баритон. – Меня зовут Александр Борисович Турецкий, ваше дело вести буду я и мои коллеги... – Он сделал едва заметную паузу. Васильев не шевельнулся, вообще никак не отреагировал на слова этого «важняка»: пусть болтает, какая разница?

Турецкий усмехнулся – ничего другого он, собственно говоря, и не ожидал. И, не меняя спокойного, сдержанного тона, ознакомил Васильева, как того требовал протокол, с причинами задержания, сутью подозрения, по которому он задержан, и прочими предваряющими, но необходимыми в этой ситуации моментами. Все это заняло не более десяти минут, в течение которых Васильев так ни разу и не шелохнулся и не оторвал от пола тяжелого, равнодушного взгляда.

– Ну вот, – завершил Александр Борисович формальную часть дознания. – Теперь, как говорится, перейдем к сути дела... То, что вы приняли решение ни при каких условиях не «петь» нам арий, очевидно. Однако, думаю, что учли вы не все условия, одно не учли точно... Нас заинтересовала судьба крупных денежных сумм, которые вы получали за ваш весьма сомнительный труд у господина Мохнаткина...

Васильев, тупо глядевший на коричневый линолеум пола, еще не успел понять, к чему это легавый вдруг заговорил не об убийстве, а о деньгах, но вдруг неправдоподобно четко увидел извилистую трещину в линолеуме, похожую на человеческий профиль...

– Думаю, – неторопливо продолжил баритон, показавшийся внезапно Васильеву громовым, – чтобы выяснить судьбу упомянутых сумм до конца, нам так или иначе придется связаться с вашим сыном, которому вы их и переводили непосредственно в Минск, на банковский счет номер...

Яркий солнечный свет, заливавший этот проклятый кабинет, внезапно сделался смертоносно-белым и по-настоящему ослепил его, и Васильев не сразу понял, что визжащий голос, произносящий где-то на грани ультразвука одно и то же, по-бабьи истеричное «Не-е-ет!..», на самом деле – его собственный, и именно поэтому оба молодых охранника, так и не покинувшие кабинет «важняка», навалились на него своими горячими, потными, сильными – куда сильнее его собственного – телами...

...Обратной дороги он не помнил. Позабыл начисто, как будто ее и вовсе не было, и он какой-то неведомой мистической силой перенесся вновь в обшарпанную камеру с облупившейся бурой краской на стенах, с двумя кроватями, верхняя из которых пустовала: Васильев содержался в одиночестве. Потом долго-долго длился остаток дня, потом еще дольше – ночь.

Около одиннадцати утра следующего дня в кабинете Александра Борисовича Турецкого раздался звонок. Выслушав своего собеседника, он коротко бросил в трубку «Добро, везите... Да, прямо сейчас!» – и, вернув ее на место, поднял голову и невесело подмигнул заглянувшему к нему в кабинет Меркулову:

– Сработало, Костя... Васильев сам попросился на допрос... Можешь звонить нашим борцам с наркотой, пусть срочно пришлют своего следака...

Осень, как и предсказывали синоптики, по части калейдоскопической смены погоды ничем не уступала ушедшему лету: она варьировала от почти по-июльски жарких дней до ледяных дождей, напоминающих о близкой зиме. Так что Александр Борисович Турецкий вполне мог считать, что ему крупно повезло, когда, проснувшись около десяти утра в субботу, ознаменовавшую собой середину октября, обнаружил за окном невинно-синее, прозрачное небо.

Можно сказать, повезло вдвойне: во-первых, это была одна из редких суббот, которую он по праву мог считать выходным днем – никаких тебе поездок в родное управления для допросов, встреч со свидетелями и прочего в том же духе, назначенных на сегодня. Во-вторых, удалось сговориться и со Славой Грязновым, и с Костей Меркуловым (последнее было особенно сложно) о заветной, давно существовавшей в прожекте поездке на шашлычки без прекрасных дам. Местечко для данной цели у них имелось давно, всегда одно и то же, на берегу удивительно чистого для Подмосковья озера.

«Горючее» к шашлычку обязался закупить Грязнов-старший, так что впереди у Александра Борисовича имелось как минимум два часа, провести которые он намеревался в кругу семьи – дабы подготовить своих «дам» к мысли о его предстоящем отъезде до завтрашнего утра. «Прекрасные дамы» – то бишь супруга Ирина Генриховна и сильно повзрослевшая за лето, проведенное самостоятельно на Черноморском побережье, дочь Нина – о планах главы семейства пока не подозревали. Александр Борисович предполагал ознакомить их с ними за завтраком... Как выяснилось, с его стороны это было непростительным легкомыслием.

Неторопливо покинув постель и спальню, Турецкий расслабленно двинулся в сторону ванной и кухни, из которой уже минут десять, как тянулся заманчивый шлейф кофейного запаха. Солнечные лучи, насквозь просвечивающие веселенькие, в красный горошек занавески, свидетельствовали о том, что на данной кухне властвует удивительно чистоплотная и тщательная хозяйка: блестело и сверкало на солнце все, начиная от набора сковородок, вывешенного над плитой, до немецкой кофеварки, красовавшейся в центре стола... Все, кроме физиономий супруги и дочери, с надутым видом сидевших напротив друг друга над пустыми чашками...

Александр Борисович, крайне чувствительный в кругу семьи к таким вещам, как накаляющаяся домашняя атмосфера, моментально почувствовал, как кривая его утреннего настроения дрогнула и поползла вниз.

• Предыдущая
• 56/57
• Следующая