Калифорния на Амуре - "Анонимус" - Страница 45

– Не болтай попусту, – прервал его Загорский, – лучше подумай немного.

Они умолкли. Легкий снежок, который засыпал их, когда они только вышли из дома, действительно, поутих, однако сизые зимние тучи по-прежнему висели над головой так низко, что, казалось, еще чуть-чуть – и их пропорют острые верхушки пихт и кедров.

Вдруг Ганцзалин навострил уши. Загорский, у которого было отменное зрение, но слух – несколько хуже, чем у помощника, вопросительно поглядел на него.

– В избушку, – шепотом скомандовал китаец. – Быстро-быстро, кто-то идет, какой-то зверь.

Однако спрятаться в избушке они не успели – из чащи на поляну выбежало волосатое облако и радостно залаяло, увидев Загорского.

– Буся, – воскликнул советник, распознав знакомые очертания мохнатого чудища, – Буська, ты!

Умилительно виляя коротким хвостом, Буська подскочила и, упершись лапами в грудь Нестора Васильевича, начала вылизывать ему лицо. Загорскому, чьи раны еще не зажили, было больно, он морщился, но терпел – так приятна была эта нежданная встреча.

– Ага, – сказал Ганцзалин, который тоже узнал Буську, – амурский сенбернар.

Вряд ли Буська действительно имела какое-то отношение к сенбернарам, ну, разве что размерами немного смахивала на них, но китаец имел в виду не внешнее сходство, а тот факт, что Буська уже спасала жизнь Загорскому: один раз, когда вместе с приятельницей Альмой защитила его от тигра, второй – когда привела к нему хунхузов и Ганцзалина.

Закончив вылизывать надворного советника, Буська повернулась к ним тылом и, помахивая хвостом, потрусила обратно в чащу. На полдороге она остановилась и повернула к ним морду, на которой был явственно написан нетерпеливый призыв.

– Тебе не кажется, что она зовет нас идти следом за ней? – спросил Нестор Васильевич.

– Не кажется, – отрезал Ганцзалин, который был гораздо хуже знаком с Буськой и потому меньше ей доверял.

Буська, как будто поняв их переговоры, громко залаяла и стала смотреть то в лес, то на людей.

– Она определенно нас куда-то зовет, – решил надворный советник. – Что ж, раз так, давай доверимся судьбе. Может быть, Буся выведет нас в нужном направлении. Наверняка она освоилась в лесу гораздо лучше нас и отведет если не прямо в Желтугу, то в какое-нибудь ближнее китайское село.

С этими словами он решительно, насколько позволяли ему не до конца зажившие раны, двинулся вперед. Помощник неохотно следовал за ним, бурча, что он знает эту историю, называется она «Жизнь за царя» и рассказывает про то, как известный бузотер Иван Сусанин завел в чащу и утопил в болоте целое польское войско.

Впрочем, все опасения Ганцзалина оказались напрасными, и уже через час Буська вывела их к Желтуге – к той ее части, где жили китайцы. Первым делом они направились к дому старосты Ван Юня, но, как и ожидал надворный советник, никого там не обнаружили.

– Сбежал, – сердито сказал Ганцзалин. – А жаль, я бы с ним побеседовал по-нашему, по-китайски.

– Мстительность не пристала благородному мужу, – заметил Нестор Васильевич.

– Благородному мужу не пристала девичья память, – возразил помощник. – Или вы забыли, что он вас чуть не убил?

Загорский кивнул: крыть нечем, чистая правда. И если, как уже говорилось, месть – это прерогатива низких людей, то против заслуженной кары для преступника не возражал даже сам Конфуций.

– Если, даст бог, мы все-таки отыщем Ван Юня, я дам тебе возможность объясниться с ним, как ты говоришь, по-вашему, по-китайски, – заключил он. – А сейчас давай-ка попробуем навестить здешнего менялу Юй Лучаня. Он, как ты знаешь, сообщник нашего почтенного старосты.

– Да он наверняка тоже удрал, – проворчал помощник.

Надворный советник загадочно улыбнулся. Может, так, а, может, и нет. Жадность – великая сила, которую часто недооценивают порядочные люди. Каждый лишний день в Желтуге сулит скупщику большой барыш. Был такой британский публицист, Томас Даннинг. Так вот он говорил, что нет такого преступления, на которое капитал не пошел бы ради трехсот процентов прибыли. А скупщик золота в Желтуге получает гораздо больше трехсот процентов, в этом можно не сомневаться.

Услышав такое, бежавшая рядом Буська неожиданно залаяла, как будто поняла, о чем идет речь.

– Видишь, и Буся со мной согласна, – заметил Загорский. – Так что давай заглянем к меняле, тем более, крюк невелик. Может, он расскажет нам что-то интересное.

Надворный советник как в воду глядел: Юй Лучань, действительно, был на месте. Однако войти в его лавку оказалось делом непростым – туда тянулась длинная очередь из приискателей. Притом в очереди этой русских не было никого, одни китайцы.

Правда, под суровыми взглядами Загорского и особенно Ганцзалина приискатели все же потеснились и дали им пройти внутрь без очереди. Буську они оставили во дворе – рычать на обомлевших китайцев.

– Насколько я помню, твои соплеменники любят собак только в виде готового блюда, – заметил Загорский, перешагивая порог лавки. – Наверное, сейчас им очень не по себе. Представляю, как удивились бы русские мужики, если бы на них зарычал завтрак или обед…

Увидев возникшего на пороге надворного советника, Юй Лучань побелел от ужаса, забился под прилавок и только стонал в ужасе: «не убивайте, не убивайте!» Любопытно, что ни один китаец даже не попытался вступиться за менялу, все с интересом ждали, что будет дальше. Никакой охраны в этот раз в лавке не оказалось: видно, после прошлого визита Загорского меняла разочаровался во всех и всяческих телохранителях.

Пока Ганцзалин выгонял из лавки праздных зевак, Нестор Васильевич выковырнул из-под прилавка Юй Лучаня и, поскольку тот от ужаса совершенно не мог стоять на ногах, усадил на табурет.

– Ну, друг мой, рассказывайте, – доброжелательно проговорил Загорский, обращаясь к меняле. – И прошу говорить подробно и правдиво, иначе я отдам вас на растерзание моему Ганцзалину, который давно точит на вас зуб.

Ганцзалин в подтверждение этих слов оскалился так страшно, что бедный меняла, придя в ужас, снова попытался уползти под прилавок. Однако эту попытку немедленно пресек надворный советник.

После этого совершенно упавший духом Юй Лучань рассказал все, что знал. Знал он, впрочем, немного, и знания его все почти совпадали с предположениями Загорского. Так, он заявил, что фальшивые деньги на самом деле выдавал ему староста Ван Юнь. При этом отдавать эти деньги за золото он должен был только русским приискателям.

– А откуда Ван Юнь брал фальшивки? – полюбопытствовал Загорский.

Этого меняла не знал. Тогда надворный советник решил задать наводящий вопрос: не состоял ли китайский староста в особых отношениях с руководством русской Желтуги? Юй Лучань отвечал, что, возможно, и состоял, но в чем заключались эти отношения, он знать не может.

– А почему так много людей стоит к тебе в лавку сегодня? – спросил Ганцзалин.

Меняла испугался, заморгал глазами и стал говорить, что в этом никакого нет преступления…

– Да уж знаю, что нет, – перебил Ганцзалин, – ты просто ответь, почему?

Оказалось, все приискатели явились к Юй Лучаню, чтобы купить золота.

– Купить? – удивился надворный советник. – Или все-таки продать?

Дело в том, что по-китайски «купить» и «продать» звучит одинаково – «май», различие только в тоне. «Купить» произносят нисходяще-восходящим тоном, а «продать» – нисходящим. Загорский подумал, что меняла, для которого мандаринский диалект не был родным, мог просто перепутать тоны. Однако выяснилось, что никакой путаницы нет, и что золото приходили именно покупать.

– И чем же вызван такой странный ажиотаж? – полюбопытствовал Нестор Васильевич.

Дело оказалось в том, что неподалеку от китайского разреза появился вооруженный отряд манегров – конных солдат-тунгусов, состоящих на службе у китайской империи. Манегры эти объявили китайцам-приискателям, что по повелению цицикарского амбаня те должны немедленно покинуть Желтугу, в противном случае их будут расстреливать, вешать и разрубать на части.