Калифорния на Амуре - "Анонимус" - Страница 36

– Что ж, – сказала она равнодушно, – если так, продолжайте.

Сердце Ганцзалина упало. Он, наконец, преодолел страх перед раскаленным шилом и открыл глаза. Бросил быстрый взор на женщину – и вздрогнул. На пороге фанзы стояла невысокая изящная барышня в овчинном полушубке. Ганцзалин узнал ее – это была гимнастка, которую он спас от разъяренной толпы при первом их появлении в Желтуге.

Игла снова приблизилась к его лицу. Ганцзалин судорожно отвернул голову и воскликнул:

– Госпожа!

Барышня посмотрела на него и переменилась в лице. Похоже, она тоже узнала Ганцзалина.

– Стойте! – велела она. – Не трогайте его!

Пэн Гун убрал шило от ганцзалиновского лица. Барышня, которая по непонятной для Ганцзалина причине имела удивительную власть над хунхузами, подошла к лежанке и склонилась над пленником. Странная улыбка скользнула по ее лицу.

– Ах, – сказала она, – так это мой спаситель. Позвольте узнать, что вы тут делаете?

Ганцзалин отвечал, что он ничего не делает, он собирался добывать золото, но его почему-то захватили хунхузцы…

– Хаохани, – мягко поправила она его. – Мы не разбойники, мы свободные удальцы.

Ну да, его захватили хаохани, именно это он и хотел сказать. И вот, значит, свободные удальцы его захватили и, как положено удальцам, решили пытать.

– А вам это, конечно, не понравилось? – она смотрела на него с участием.

Конечно, это ему не понравилось, да и кому бы такое понравилось, сами посудите! Барышня вздохнула: что ж, она просит прощения у него за грубость своих людей и, конечно, сейчас его немедленно освободят.

И данцзяфу выразительно посмотрела на Пэн Гуна. Тот беспрекословно вытащил из-за пояса нож и взрезал веревки на ногах Ганцзалина. Тот вздохнул с облегчением: кажется, в этот раз костлявая прошла стороной.

– Благодарю, – сказал он, садясь на лежанке и протянул к Пэн Гуну связанные руки, чтобы тот и их освободил.

Но тут данцзяфу сделала незаметный жест, и заместитель ее замер на месте. Застыл и пленник, вытянув вперед руки, стянутые веревкой. Некоторое время барышня задумчиво рассматривала Ганцзалина, как будто пытаясь что-то вспомнить. От взгляда этого по спине у него почему-то побежали мурашки.

– Я совсем забыла, – сказала она. – Ведь вы лазутчик. Вы уже сознались в этом, вы рассказали о себе все честно и прямо?

– Я не лазутчик… – начал было Ганцзалин, но тут же осекся: перед глазами его плавал острый нож хунхуза.

– Я не смогу выпустить вас, пока вы не признаетесь, – с сожалением отвечала она. – Придется пытать вас снова и снова, пока вы не скажете все.

Ганцзалин решил не тратить времени на дискуссии. Из неудобного своего положения он нанес страшный удар ногой по нависшему над ним Пэн Гуну, но тот неожиданно ловко увернулся. В следующий миг на ноги его прыгнули два хунхуза, а Цзи Фэйци и Пэн Гун опрокинули его и придавили к лежанке.

– Шило! – рявкнул Пэн Гун, упершись локтем в горло Ганцзалину, пока Цзи Фэйци удерживал его связанные руки.

Пришедший в себя Жэнь Умин вскочил со своей лежанки, схватил шило и сунул его в огонь, который горел в железной печурка в дальнем углу комнаты. Через минуту он с поклоном подал раскаленное шило самой данцзяфу.

– Что ж, – сказал барышня, беря его маленькой крепкой рукой, – начнем все сначала. Итак, как вас зовут?

И раскаленная докрасна игла шустро, словно оса, порхнула к глазам пленника.

Подождав несколько минут и убедившись, что из чащи больше никто не стреляет, Загорский продолжил преследование похитителей. Однако довольно скоро он убедился, что следы на снегу пропали. Надворный советник охоту не любил и при всех его необыкновенных качествах следопытом был неважным. Впрочем, и с этим делом он так или иначе бы справился, однако, на его беду, повалил сильный снег, который в считанные минут надежно укрыл все следы.

Впору был впасть в отчаяние, однако Нестор Васильевич знал, что из всех имеющихся состояний ума это – самое бесполезное, если, конечно, вы не пишете трагедию в шекспировском духе. Однако надворный советник трагедий не писал и даже стихотворством не увлекался. Поэтому он решил бросить оборвавшуюся ниточку и разматывать весь клубок заново.

Отправляя Ганцзалина в китайское поселение, он уже примерно представлял, с какого боку тот возьмется за расследование. Логика, как уже говорилось, была проста. Поняв, что главный денежный поток идет в Желтугу через скупщиков, надо было разобраться, какой из них выделяется среди прочих своей щедростью. Очевидно, Ганцзалин такого нашел, после чего и был похищен неизвестными злодеями – вероятно, теми самыми, которые и наводнили здешние места фальшивыми деньгами. Для того, чтобы найти помощника, требовалось пройти его путем. Скорее всего, его так же, как и Ганцзалина, попытаются захватить, но он, в отличие от помощника, будет готов ко всему.

Ганцзалин искал нужного скупщика целый день. У Загорского не было столько времени, зато у него под рукой был китайский староста Ван Юнь. Тот, правда, пытался под шумок сбежать от Загорского, но был очень быстро настигнут и возвращен на истинный путь. Не церемонясь, Нестор Васильевич так встряхнул китайца, что тот едва не отдал душу своему китайскому богу.

При дальнейшем разговоре со старостой надворный советник был краток.

– Назови местных скупщиков золота, – сказал он, – и кто из них сколько платит за золотник?

После быстрого перечисления стало ясно, что абсолютным чемпионом по щедрости является некий Юй Лучань.

– Показывай дорогу, – велел Нестор Васильевич, и китайский староста потрусил впереди него мелкой пугливой рысью.

Спустя пять минут они были на месте.

– Держись у меня за спиной, – велел надворный советник, прежде чем войти в лавку к меняле.

Пустыми церемониями вроде стука в дверь обременять он себя не стал и распахнул дверь ударом ноги.

В лавке был сам Юй Лучань и несколько русских приискателей. То что приискатели были именно русские, ясно говорило о том, что Загорский попал в нужное место. Увидев на пороге высокого человека с пистолетом в руке, даже бывалые желтугинские граждане замерли от неожиданности.

– Вон отсюда, – коротко сказал Нестор Васильевич по-русски, и опытная старательская публика сыпанула горохом в открытые двери, оставив скупщика один на один с Загорским и Ван Юнем.

Впрочем, приватность их оказалась мнимой. Откуда-то из-под прилавка, как черт из табакерки, выскочил невысокий, но крепкий китаец. Он перемахнул через стойку и перед лицом Загорского замелькали ножи-бабочки – грозное оружие в умелых руках, однако все же не выдерживающее конкуренции с огнестрельным. Очевидно, меняла, не надеясь на честность местных приискателей, обзавелся на всякий случай охраной.

– Брось ножи, – велел охраннику Загорский, – у меня пистолет.

Но то ли охранник был глубоким провинциалом и плохо понимал мандаринский, то ли слова надворного советника его не убедили, но он с протяжным криком бросился на Загорского, выставив вперед свои ножи.

Лицо у того дрогнуло, и Юй Лучань присел, поняв, что сейчас грянет выстрел. Однако выстрел так и не грянул. Вместо этого русский гость молча выбросил вперед ногу. Она впечаталась в живот нападавшему и отшвырнула его в стену. Китаец уронил ножи и сполз на пол. Однако экзекуция на этом не закончилась.

– Такой активный дурак может быть опасен, – заметил Нестор Васильевич, подошел к распростертому на полу охраннику и с маху ударил его рукояткой пистолета по голове. После этого бедолага закрыл глаза и окончательно потерял интерес к происходящему.

Надворный советник быстрым взглядом окинул помещение. Это была обычная китайская приисковая фанза, за тем только исключением, что в ней имелась стойка с аптекарскими весами. Впрочем, на взгляд Загорского, тут кое-чего не хватало, а именно – места, в котором можно было бы хранить деньги и золото.

Уставив наган в лицо обомлевшему хозяину, он велел вести его в тайник.