Седая целительница (СИ) - Солнцева Зарина - Страница 64

Застыв напротив волчиц, в двух шагах, целительница протянула ладонь к их животам, не доставая на пару пальцев, и прикрыла глаза.

— За какими щенятами? Я не чую в вас плода.

Возмущенно поджав губы, самая крайняя из спесивых баб шагнула вперед, сдувая челку со лба.

— За выводком этой человечки мы! Наши мужья защищают клан верой и правдой, мы имеем право забрать волчат себе!

— Да что вы? — глумливо приподняла светлые брови молодая госпожа и хмыкнула краем губ. — Отнять детей от груди родной матери, которая выносила их девять лун, свою жизнь богами на блюдечке преподнесла, лишь бы их спасти. И отдать неблагодарной суке, которая убила свой собственный плод?

— Да что ты городишь, белая тварь⁈ Белое личико волчицы окрасилось красными пятнами, глаза испуганно забегали, губы пересохли, как под палящим солнцем.

— Алёна, что она говорит?

Отлип от стайки старейшин тот самый мужичок с пузиком, пораженно рассматривая волчицу. Та посерьезнела, сжалась и беспокойно огляделась по сторонам.

— Что ты, батька, ее слушаешь? Городит чего ни попадя. Оболгать меня вздумала, белая⁈

— Три. — спокойно произнесла Снежа, резко прижав руку к животу опешившей волчице. — Ты убила снадобьями троих волчат. Двух девчат и мальчонка. Последнему уже пять лун было… Долго избавиться от него не могла.

— Ах ты ж, сучье отродье… — устало выронил волкодав, зарывая руки в волосах, да с горечью глядя на дочь. — Как ты, дрянь, посмела⁈ Свое дитя…

— Батюшка! Батюшка, прости меня… Духи злые попутали! — девка рухнула на колени, подползая к своему отцу, и, обняв его за ноги, заревела.

Снежинка и не глянула в ее сторону, перевела льдистые голубые глаза на оставшихся девок. Те побелели, словно белый снег, сглотнули. И, не сговариваясь, обе сделали шаг назад.

— Ты.

Лениво ткнула пальцем целительница в сероглазую, низкую волчицу и поманила пальцем. Та отчаянно мотнула головой и даже обняла свой живот руками. — Тогда пошли вон отсюда. Обе.

Холодно приказала госпожа и, развернувшись, вернулась на свое место, около трона альфы. Волчицы дали деру, расталкивая солдат, побыстрее к выходу.

— Вот ведь стервы.

Покачал головой им вслед один из старейшин, а на того, что прознал о грехах своей дочке, было больно смотреть. Казалось, мужик постарел за одно мгновение.

— Пошла вон с моих глаз. Тихо, бесчувственно прохрипел он единственной дочери и отпихнул ее от себя.

— Батька! — Отчаянно крикнула она ему, размазывая слезы по щекам.

— Пошла вон! Я сказал! — Рявкнул он, и девка вздрогнула от ора, подпрыгнула на ноги и, бросив мстительный взгляд на Снежку, подхватила юбки и ушла.

— Не помышляю я, что принято такие разговоры вести перед недругами.

Откашлялся дед Вацлава, взяв слово. Укол был не для кого другого, кроме как для юной госпожи.

— Такие вопросы вообще не должны вестись, старейшина. — согласно кивнула Снежа. — Особенно в отсутствие альфы.

Удар не в лоб, а в глаз, старик поджал губы недовольно, смерив юную самку внимательным взглядом. А у нее оказались не зубки, а настоящие клыки. Под стать мужу, не иначе!

— Да только вы решили по-другому, — спокойно продолжила беловолосая. — Возомнили себя богами? Лениво приподняла дугой бровь и хмыкнула краем губ.

— Вздумали, раз боги вам детей не дают, так вы чужих отберете? Впрочем, не мне вас судить. — И отлипла от спинки стула, шагнула в сторону, да застыла на ступеньках, сцепив руки за спиной. — Но я могу вас поздравить. В нашей стае прибавления. Ярополк женился на чудной Младе. Теперь у нас три малышки. По-моему, достойный повод для веселья. А ваши помысли какие?

Старейшины переглянулись, все их величайшие планы рухнули, словно от дикого северного ветра. Детки и так остались в их стае, вот только молодая волчица ухитрилась ткнуть их в собственный позор. И поставить на место. Такое унижение горчит на языке.

— А мы помышляем так же, госпожа. — Шагнул вперед тот самый высокий, да языкастый Лумьяр с лисьим прищуром. Ухватившись руками за широкий ремень на поясе. — Раз такое благо на нас боги сослали. Надобно пир сварганить. Свадьба как-никак.

— Вот только белых проводим. И сядем за стол праздновать.

Хмыкнул Вацлав, перекинувшись с Снежкой коротким взглядом.

— А ты что, Мороз, молчишь? — фыркнул Лумьяр. — Дулю тебе, а не наших деток.

— Умолкни, черный. — Фыркнул беловолосый волкадак, шагнув вперед. — Я с племяшкой явился увидиться. А дети эти своей матери принадлежали, пущай с ней и останутся. Так что сгинь с глаз моих, по-доброму прошу.

Зал постепенно опустел, остались лишь пришлые белые, да Вацлав со своими воинами.

— Что с ней-то делать?

Фыркнул один из юных волкодавов, рукой махнув на сгорбленную на полу Янину.

— Заприте в бане. — Спокойно уронил Вацлав, брезгливо рассматривая старушку с бешенными глазами. — Она напала на жену альфы при всех. Горан лично разберется с ней.

— Надумал избавиться от меня, паршивец?

Хрипло зашипела змеей старуха, пытаясь вырваться с рук подошедших к ней волков.

— Проклену, Вацлав, тебя и твоих детей! Всех вас проклену! И тебя, белая сука! И тебя! Не понесешь ты от Горана, клянусь своей жизнью.

— Тогда можешь копать себе могилу. — Хмыкнул Мороз, шагнув вперед, напротив Снежки. — Как ты, племяшка? А твой пузожитель?

— Ты уж извиняй, милая, своего дядьку. Не ведал я, что в тайне держишь свое положение.

Растерянно поскреб затылок огромный беловолосый воин. Краем глаз наблюдая за застывшим у дверного проема Вацлавом, что не сводил с нас внимательного взгляда. Друг Горана еще не отошел от новости, то и дело растерянно теребя бороду.

И наотрез отказался покидать зал и оставлять меня с Морозом наедине, после услышанного тем паче.

— Да ничего. — махнула я рукой, улыбнувшись краем губ. Не в силах оторвать взгляд от этого крупного мужчины. Высокого, с длинными белыми причудливыми косами до пояса. Легкая горбинка на массивном носе, аккуратная белая борода, густые брови, широкая улыбка. И чистые, добрые глаза. Голубые, как у меня.

Смотря на него, я ловила себя на детском, забытом желании — увидеть папку.

— Скажите, а мой отец… Он похож на вас?

Вырвалось у меня на выдохе, как само собой разумеющееся. Я поздно прикусила язык, тут же растерянно повела плечами, отводя пристыженно взгляд. Да только дядька Мороз не позволил, мягко ухватил мозолистыми пальцами за подбородок, заставляя глянуть на него.

— Ты безумно схожа на своего батьку, милая. Красавицей в мать уродилась, а норовом в отца. Ледяной ум и стальная воля. — Что-то внутри защемило от этих слез, я тут же сморгнула непрошенные слезинки и попыталась улыбнуться. — Хотя и матушка твоя тоже может задать жару.

— Это она может. — все-таки улыбнулась я и на миг прикрыла глаза. Когда широкая ладонь отпустилась на мою макушку в легкой ласке.

А потом соскользнула ниже на плечи, и дядька Мороз сгреб меня в свои объятья. Слезы потекли по щекам, стоило уткнуться носом в широкую крепкую грудь, пахнущую травами и чистым снегом.

— Ты прости нас, Снежинка. Богами молю, прости дурных. — прошептал он в мои волосы на макушке, обняв сильнее. — Не уберегли мы тебя ни при рождении, ни сейчас. Отдали черным, даже не повоевав. Предали. Бросили.

— Что случилось, того не вертать. — шепнула я тихонько в его грудь, а сама разомлела, как котенок под боком матери. В руках сильного дядьки не хотелось самой быть сильной, бесчувственной, мудрой и правильной. Хотелось побыть ребенком. Не хотелось воевать. А пожаловаться на весь мир и на миг забыть о всех своих горестях.

Не знаю, сколько мы так простояли — обнявшись. Только Мороза уже ждали свои собратья на дворе. Ему надобно было в поселение белых вернуться, а не со мной беседы вести. Но не спросить о матушке я не могла.

— Как маменька моя? Здоровиться ли ей?

— Здоровее всех Любава, — пригладил усы дядька и улыбнулся краем губ, вспомнив забавный случай, видно. — За полдюжины жр… кушает, всю стаю строит. И на Буране отыгрывается.