Выбери любимый жанр

Виктор Васнецов - Бахревский Владислав Анатольевич - Страница 14


Изменить размер шрифта:

14

Юмор в журнале был разного сорта.

«– Куда лезешь, борода! Здесь народное торжество будет!»

Но и такое:

«– Дома Сила Потапыч?

– Дома, почивают.

– Верно, пьян?

– Никак нет-с. В бесчувствии только находятся, а то ничего, как следует».

«– А ты, Семен, отчего не пускаешь детей в школу?

– Боюсь, барин. Учитель наш получает жалованье маленькое, так что и прокормиться-то ему нечем, а ну как с голодухи сожрет моих ребятишек. Тогда что?»

В первые годы петербургской жизни Васнецов сотрудничал во многих иллюстрированных журналах: в «Ниве», в «Семье и школе», во «Всемирной иллюстрации», в «Пчеле», оформлял дешевые народные издания. Но об этом чуть позже.

А пока о невероятном открытии, сделанном Виктором Михайловичем Васнецовым в Академии художеств, куда он явился в 1868 году, чтобы держать экзамен во второй раз.

О ужас! – вдруг выяснилось, что Васнецов Виктор Михайлович экзамен выдержал еще в прошлом году.

Матушка-провинция! И такие вот сказки приключались по твоей невероятной скромности да застенчивости. Из-за того, что не так поглядели, из-за того, что кто-то в усы фыркнул. Тут бы рассмеяться, но силы на смех не хватило. И потом не засмеялся, сказал сам себе со всею вятскою серьезностью:

– Что бог ни делает – к лучшему.

Пропал академический год, но зато был год учебы у Крамского, год досок по рублю за штуку. Работа для картографического заведения генерала Ильина, уроки детям Ильина. Наконец, друзьями обзавелся. Хорошими, для ума и сердца.

О них-то он и думал, выходя из Академии художеств: сказать о казусе или уж лучше промолчать?

Рисующих было меньше обычного, но появились новички. Возле него двое устроилось. Один студент, другой… человек неопределенных занятий.

Рисовали руку. Новички уже успели испортить по два-три листа и теперь приглядывались к работе Васнецова. Потом подошли.

– Не поделитесь ли секретом? – спросил студент. – У нас никак не получается.

– Не то чтобы не получается, – сказал человек неопределенных занятий, – а не получается в превосходной степени.

Васнецов встал на место одного, нарисовал контур руки и другому нарисовал.

– Штрихуйте.

– Ать-два, и готово! – покачал головой человек неопределенных занятий.

– Ну как же готово! – удивился Васнецов. – Вся работа впереди. Вы, должно быть, поступили, чтоб с Крамским завести знакомство.

– О нет! Преследуем высшие цели. Нас заедает гармония познания. Возможно ли почитать себя образованным человеком, коли невежествен в пластических искусствах! Впрочем, не пора ли нам познакомиться? Мстислав Викторович Прахов, филолог.

– И поэт, – сказал его товарищ. – А я Василий Тимофеев сын Савенков, студент.

– Виктор Михайлович Васнецов, а вот кто я?.. До сегодняшнего дня был никто. Вы люди здесь случайные, потому вам могу сказать не таясь… В прошлом году держал экзамен в Академию… Сделал все быстро, а потом кто-то хмыкнул за спиной, кто-то глянул не так. Вот и решил я, что провалился… А сегодня пошел в Академию, чтоб об экзаменах спросить, а, оказывается, я был… принят. Рисунок положительно, а общеобразовательные предметы мне зачли по семинарии.

– Ай-я-яй! – замотал головой Савенков. – Очень, наверное, обидно?

– Что бог ни делает – к лучшему. Здесь Крамской. Он за искусством-то не теряет человека. Ко всем с добрым словом.

– Вы – вятич! – определил Прахов решительно.

– Верно! По говору смекнули?

– Смекнул… А не пойти ли нам на Неву? День нынче совсем весенний! Такой день для петербургской зимы – подарок.

Пошли на воздух.

Небо в легких облачках голубело по-деревенски простенько, в нем чудилось что-то девичье, нежное, несмелое. Нева была подо льдом, под снегом.

– Кажется, как стена Петропавловки, – сказал Савенков, кивая на лед. – Незыблемо! А ведь унесет за милую душу. Дохнет теплом, и царствие мороза кончится в считанные дни.

– Так же и Россия наша, – сказал Васнецов. – Все говорят – темна. Взять хотя бы и Вятскую губернию… Темна. Темна, да не безнадежна! Вот как вы говорите: дохнет теплом, и просветлеет вокруг.

– Радостно слушать такое! – воскликнул Прахов. – У нас ведь все привыкли поносить свое отечественное на чем только свет стоит. А у России все впереди! Вятич – в школе на Бирже, в академии – тоже уж вся Россия собралась. Пробуждаемся! Только слепые того не видят.

– Вы знаете стихи Хомякова? – спросил Савенков.

– Нет, – виновато улыбнулся Васнецов.

– Тогда послушайте и полюбите.

О Русь моя! Как муж разумный,
Сурово совесть допросив,
С душою светлой, многодумной,
Идет на божеский призыв,
Так, исцелив болезнь порока
Сознаньем, скорбью и стыдом,
Пред миром встанешь ты высоко
В сияньи новом и святом!
Иди! Тебя зовут народы!
И, совершив свой бранный пир,
Даруй им дар святой свободы,
Дай мысли жизнь, дай жизни мир!
Иди! Светла твоя дорога.
В душе любовь, в деснице гром,
Грозна, прекрасна – ангел Бога
С огнесверкающим челом.

– Хорошо, – сказал Васнецов. – Только восторгу больно много.

Прахов засмеялся.

– Верно. Многовато. Не все же о горестях плакаться. Взять хотя бы художников. Народными темами увлеклись – прекрасно! Но ведь мало жаловаться на жизнь, надо показать – и во всю мощь, – чем прекрасна Россия, то, чем все мы гордиться должны. Вы былины читывали?

– Нет, – снова признался Васнецов.

– Идемте после занятий ко мне. Художник должен узнавать свой народ не только по лаптям. Вот вы русский человек из глубины России, вы знаете своих русских богатырей?

– Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович…

– Илья, Добрыня и Алеша. Иные, правду сказать, и эту великую троицу не назовут. А ведь есть еще Васька Буслаев, Михайло Помык, Дюк, Дунай, Сухман, Ставр Годинович, ну и, конечно, Святогор.

– Я действительно многого не знаю, – признался Васнецов. – Узнать было негде. Но все-таки мои учителя, благословляя в дорогу, отпустили меня не совсем с пустой торбой. «Тогда вступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступае. Нощь стонущи ему грозою…»

– «Птичь убуди, – подхватил Савенков. – Свист зверит веста: збися Див, кличт в реху древа: велит послушати земли незнаеме…»

– Васнецов, вы любите «Слово»! – воскликнул Прахов. – Прекрасно! Потому прекрасно, что нет ничего выше в нашей литературе, чем эти «преданья старины глубокой». А как у нас Савенков читает «Слово»! После занятий идемте ко мне. Вы обязательно должны послушать это чтение. Никогда уж боле не забудете.

Так началась эта дружба, много, очень много давшая внимательному провинциалу.

Внимательность – второй дар художника. Картину нельзя написать вообще. Художник потому и художник, что умеет остановить свой взор на том, что всем нам примелькалось. Примелькавшееся вдруг оборачивается для нас открытием, и чем больше художник, то есть чем он внимательнее, тем величественнее открытие: мы открываем эпоху, народ, человека и самих себя.

1868 год – первый год учебы В. М. Васнецова в Академии художеств. Свидетельств об этом времени сохранилось очень немного. Но они по-своему замечательны. 30 октября Васнецов за этюд двух обнаженных был награжден Советом Императорской Академии художеств серебряной медалью второго достоинства. Успех с первых те шагов в постижении академической премудрости. Видно, горячо взялся учиться наш вятич. В следующем, 1869 году за работу «Христос и Пилат перед народом» или «Пилат умывает руки» он будет отмечен еще одной серебряной медалью, но это чуть ли не последний академический успех.

14
Перейти на страницу:
Мир литературы