Пробить камень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 1

• 1/46
• Следующая

Меркулов готовил себя к разговору не столько с Турецким, сколько с его женой. В принципе он это делал регулярно – перед каждым посещением Турецкого, но так же регулярно никакого разговора и не случалось. «Так чего доброго, – думал Константин Дмитриевич, – Саша выздоровеет, а я ничего Ирине и не скажу». То есть, конечно, и слава богу! И скорей бы он поправился! Но все же дружеский долг требовал помимо всего прочего каких-то слов поддержки, но именно они-то при каждой новой встрече неизменно застревали у Меркулова в горле, и выходило так, что, скорее, это Ирина его успокаивала. Удивительная все-таки женщина.

В голове у него была примерно такая фраза: «Понимаешь, Ирочка... (вопросительный взгляд Ирины) бывают времена, которые просто нужно пережить. Такое случается со всеми. (Сдвинутые брови.) Рано или поздно плохие времена заканчиваются, и оказывается, что человек жив, здоров и может оглянуться на них и разобраться, в чем же тогда было дело (улыбка, слезы, улыбка и т. д.)». В общем, такие примерно слова.

Меркулов открыл дверь реанимационного бокса, миновал сестринский пост – кивнул хорошо уже знакомой дежурной – и пошел дальше по коридору, стараясь не оглядываться и не смотреть по сторонам. Ему приходилось бывать в реанимации, однако сейчас Константин Дмитриевич чувствовал себя в этом месте особенно некомфортно. Одно дело идти допрашивать свидетеля или подозреваемого (что тоже, в общем, в таких условиях происходит без особого восторга), совсем другое – навещать близкого друга.

Меркулов вошел в палату, стараясь ступать с пяток на носки – максимально неслышно.

Ирины не было.

Турецкий лежал с закрытыми глазами. В правой руке у него был резиновый мячик. Лицо было бледным, с желтоватым оттенком. Не открывая глаз, Турецкий сказал:

– Здорово, Дмитрич, ну как ты там?

– Я-то ничего, – несколько удивленно ответил Меркулов. – Что мне сделается? А вот ты как?

– Ничего. Садись...

– Привет, Саша. Ты научился видеть с закрытыми глазами?

– Скорее, слышать. Садись же, говорю.

Меркулов взял стул, стоявший у стены, и подвинул его поближе. Сел. Турецкий, на его взгляд, сегодня выглядел неплохо, чтобы не сказать бодро.

– Очень рад, что...

– Я тоже, – перебил Турецкий. – Сигарету дай. Только не говори, что нельзя. Я целыми днями слышу: то нельзя, это нельзя. А что, спрашивается, можно? Мячик давить... – Турецкий вдруг кинул его в стену, мячик отскочил, и Турецкий поймал его – по-прежнему не открывая глаз.

– Как ты это делаешь? – изумился Меркулов.

– Много свободного времени, – доходчиво объяснил Турецкий. – Так ты привез мне сигареты?

– Привез, – вздохнул Меркулов после долгой паузы. – Я же знал, что ты не отстанешь. Только...

– Что – только?

– В машине оставил. Потом принесу.

Турецкий приоткрыл один глаз и оценивающе

посмотрел на друга и шефа.

– Не врешь?

– Нет. «Парламент» легкий, две пачки. Смолы...

– Шесть миллиграмм, никотина – полмиллиграмма.

– Точно. Только обещай, что будешь потихоньку. Чтобы Ирина не заметила.

– Ладно.

Меркулов спохватился:

– Ну и доктора, конечно! Хотя, честно говоря, не знаю, как это тебе удастся.

– Черт, да говорю же – ладно! Давай лучше о делах. Что ты думаешь о нашем фигуранте?

– Да ведь никакого фигуранта пока что нет.

– В том-то и дело. Ты должен его найти. Точнее, для начала понять, кто он.

– Легко сказать! – вздохнул Меркулов. – Или, может, у тебя есть готовая кандидатура?

– Кандидатуры нет, но есть кое-какие идеи. Я сегодня размышлял и понял одну простую штуку. Она, собственно, на поверхности лежит, может, потому мы на нее внимание и не обращаем. Производство «живых бомб» ведь минимально затратно: похитили девушку, и через месяц обработки она уже обречена. Стандартный пояс смертницы стоит чуть больше ста долларов. Значит, с деньгами у него все в порядке. Понимаешь?

– Ты это к тому, что он работает не один?

– С девчонками, скорее всего, он сам работает. Но в принципе да, он не один. В этом я уверен.

– Твою уверенность к делу не пришьешь... Друзья помолчали. Паузу прервал Турецкий:

– Скажи мне, Костя, ты помнишь Плетнева? Меркулов недоуменно уставился на него:

– Какого Плетнева? Пианиста, что ли? И дирижера?

– Какого, к черту, пианиста?! Бедолагу, который за свою жену мстил.

Меркулов задумался на мгновение:

– А, ну да, конечно помню. Жуткая история. Антон, кажется?

– Антон, верно. Ты можешь найти его? Чего молчишь? Можешь ведь?

– Я много чего могу. А что такое?

– Найди его и покажи ему вот это...

– Мячик?

– При чем тут мячик? – Турецкий разжал вторую руку. На ладони у него лежала фигурка, вырезанная из черного камня, – тот самый амулет, что зацепился за куртку Турецкого во время взрыва, – какой-то языческий божок с жутковатой физиономией. – Плетнев мне рассказывал, что воевал в Анголе в восьмидесятых... Ну, в смысле, консультировал там повстанцев. А это, – Турецкий приподнялся на постели, – боевой амулет как раз из тех краев. Он, скорее всего, принадлежал девочке-террористке. Пусть Плетнев что-нибудь вспомнит из своего боевого прошлого... Может пригодиться.

Меркулов взял у него фигурку, хмыкнул скептически, но ничего не сказал.

Бодрость Турецкого оказалась эфемерна: он обессиленно откинулся на подушку.

– Представляешь, Костя, ноги не ходят... Никогда себя таким беспомощным не чувствовал... Ну, ничего – он посжимал мячик, – я еще на руках ходить буду... Так ты его найдешь?

– Зачем нам Плетнев? Обычно цель террористического нападения – достижение максимального политического эффекта.

– Да, обычно это так, – кивнул Турецкий. – Но стопроцентной гарантии дать нельзя. Сейчас главное – понять, кто проводил эту операцию и почему она была проведена именно таким образом. И я спрашиваю: ты поедешь или нет?

– Я вроде не тороплюсь пока, – притворно обиделся Меркулов.

– Я не о том, – с досадой сказал Турецкий. – Плетнева найдешь?

Меркулов вздохнул:

– Саша, давай смотреть на вещи трезво. Чем нам сможет помочь Плетнев? Насколько помню, его же невменяемым признали, он два года в Институте Сербского провел. Едва ли он сейчас...

– Может, ты и меня считаешь невменяемым? – перебил Турецкий. – Костя, я знаю, о чем говорю! Этот амулет – не случайность, я уверен! А вдруг какая-то секта, помешанная на культах... Всякие там вуду-шмуду. Африканские страсти.

Меркулов хмыкнул:

– Очень интересная теория для представления присяжным. Но ты сам знаешь, что все никогда не удается объяснить. Причем в любом деле. И даже без колдунов. Ничем нам Плетнев не поможет. Он – Джеймс Бонд, а тут Шерлок Холмс нужен. И Эркюль Пауро. То есть ты да два веселых гуся. – Меркулов бодрился искусственно, он вовсе не думал, что Турецкий в его нынешнем состоянии на что-то годится.

• 1/46
• Следующая