Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович - Страница 5

– Ну, я не Колумб, но и Балтика – не Атлантический океан. Малость поменьше будет.

– А… Ночь?

– Выяснило, так что по звездам пойдем. Я какой-никакой, а штурман. Все, пошли. А то нас заждались уже.

Разговор он, честно говоря, свернул, чтобы скрыть неуверенность. Подчиненные не должны сомневаться в том, что их командир все знает наперед и убежден в своей правоте. В ином случае возможны осложнения, причем очень неприятные. Случались прецеденты. И вот как раз в том, что он прав, Верховцев уверен не был.

В одном он ошибся точно. Рассчитывал, что до намеченного им места они доберутся еще до полуночи, однако потребовалось часа на два больше. Все же молодые матросы не могли грести так же долго и мощно, как отборные крепыши из тех, что составляли команды разъездных катеров. Там капитаны собирали отборных людей, а здесь и сейчас… Хрипят, как лошади, то и дело «ловят щук»[5] и совершают кучу мелких ошибок, обычных для неопытных гребцов. В общем, шли долго, устали сильно, однако же добрались, хотя Александр уже всерьез опасался, что ошибся в расчетах и направляются они куда угодно, кроме того места, что ему требовалось.

А волноваться было о чем. Как ни крути, а такой переход – всегда риск. Если же нарвутся на кого-то… Оружия у них – пара карабинов да пистолет. Много с таким навоюешь?! Тем не менее они дошли до острова, такого же пустого, как и место начала их одиссеи. Более того, они уже здесь бывали, точно так же разрушив навигационный знак, как раз накануне последней высадки. Можно сказать, знакомые места!

Здесь хотя бы нашлось место, где можно было развести огонь, не опасаясь быть замеченными. Свет ночью, с моря, видно далеко, но имелась маленькая, аккуратная ложбинка, зажатая между голыми камнями. Красно-коричневые глыбы местного гранита, словно бастионы старинного замка, надежно отсекали свет, хотя сами при этом искрились, словно усыпанные миллионами крошечных зеркал.

Как говорил один из многочисленных приятелей-собутыльников Верховцева, студент Горного института, созданного стараниями Екатерины Великой и, наверное, лучшего в своем роде учебного заведения в Европе, связано это с огромным количеством слюды. Может, и так, хотя, говоря по чести, Александра тогда его рассказы интересовали поскольку-постольку. Вообще, области интересов молодых людей сходились на выпивке и женщинах, которых студент, на зависть будущему офицеру, ухитрялся находить с легкостью невероятной. Все же горы и моря чем-то близки. Наверное, людьми, которые ими занимаются…

Хорошо еще, с дровами проблем не было, не пришлось среди ночи ползать-искать. Штормами на берег накидало изрядно топляков[6], некоторые, особенно оказавшиеся далеко от уреза воды, лежали, похоже, не первый год. Оставалось только протащить их к месту стоянки, что совсем не сложно даже в темноте. Конечно, до конца дрова не просохли, но умеючи можно разжечь что угодно. С малолетства хаживавший на охоту Александр умел, его унтер – еще лучше, да и остальные тоже не пальцем деланные. В общем, не так и плохо устроились.

Измотанные переходом гребцы заснули практически мгновенно. Добровольно взявший на себя самую тяжелую, «собачью» вахту[7], да следующую – тоже, Александр откинулся спиной на удачно подвернувшееся бревно и хмуро разглядывал костер. Физически переход измотал его чуть меньше остальных, но нервное напряжение было таким, что, наверное, он сейчас не смог бы заснуть, как ни старайся. Ничего, днем отоспится.

Тяжело ступая, подошел Гребешков. Устало сел рядом, поворошил костер длинной палкой. Тот в ответ выбросил сноп искр и волну ровного, сухого жара. Отсветы пламени заиграли на небритых щеках матроса, заставив сверкнуть, как намасленные, шикарные, пшеничного цвета усы.

– Что, вашбродь, не спится?

– Не хочется пока. Иди, передохни.

Гребешков кивнул, вытащил кисет. Сшитый из кожи, с хорошо навощенными швами, он сохранял табак в сухости, несмотря на любой дождь. Александр невольно принюхался… Что же, табак не лучший. Да и откуда у простого матроса деньги на по-настоящему хорошее курево? Не солдатская махорка, и то ладно.

– На, Егор Иваныч, угостись.

– Благодарствую, – Гребешков принял у мичмана кисет, такой же, как и у него, аккуратно зачерпнул содержимое, набил трубку и, выловив из костра подходящий уголек, раскурил. Над землей поплыл мягкий, с едва заметным оттенком вишни, дымок. Глядя на то, как Александр прячет кисет, удивленно приподнял брови: – А сами?

– Не хочется пока. Как-нибудь позже.

В словах Верховцева не было ни тени рисовки. Действительно, не хотелось – он вообще не любил курить. Просто так уж повелось со времен Петра. Не куришь – значит, против нового, против царя, и вообще вроде как не совсем настоящий мужчина. В лицо такого не скажут, конечно, однако подумать могут, а шепоток за спиной – это неприятно. Особенно для мальчишки, едва-едва вступающего во взрослую жизнь.

Нет, конечно, были и те, кто мог отмахнуться от всеобщих неписаных правил. Только это чаще всего люди состоявшиеся, занимающие определенное – и немаленькое – положение. Александр себя к таким отнести не мог при всем желании, а потому иногда вынужден был курить. Хотя бы просто, чтоб не выбиваться из компании. Ну и таскать с собой табак, причем хороший, тоже приходилось. Курить – но не злоупотреблять этим. Вот и сейчас не хотелось совершенно.

Они некоторое время сидели, думая каждый о своем. Потом унтер поинтересовался:

– Александр Александрович, вот ты мне скажи. Доберемся мы?

– А почему нет? – искренне удивился мичман. – Если все нормально, еще переход, и будем на материке. Там найдем лошадей – это быстрее, чем на шлюпке.

– Оно так… Вот ведь не повезло нам. И кто эту затею с навигационными знаками выдумал только…

– Я, – вздохнул Александр.

– Ты? – изумлению в голосе собеседника не было предела. – И кто ж тебя, такого умного, послушал?

– Отец. Он ведь у меня капитан первого ранга, при штабе служит. Я ему сказал, он там сослуживцам пересказал, а дальше автором стал кто-то из адмиралтейства. Ну, ты сам понимаешь, как это бывает.

– И не обидно?

– Чему?

– Ну, старался, придумывал, а награду кто-то другой на грудь повесит.

– Да нет. Главное, чтобы Отечеству на пользу пошло. А награды – да будут они еще. Какие наши годы.

Гребешков хмыкнул, но спорить не стал. В конце концов, у их благородий все не как у людей. Докурил – и отправился спать, чтобы через пару часов сменить мичмана. Как ни крути, а очень скоро усталость возьмет свое, и парень вряд ли выдержит. Так что лучше подменить – и не создавать молодому командиру ситуации, когда придется стыдиться за то, что уснул на посту.

Стоит признать, что учили в Корпусе неплохо. Во всяком случае, до берега к следующему утру они добрались. Впрочем, промахнуться мимо континента вообще затруднительно, так что за подвиг сие достижение мичман не считал. Ну, переход и переход, бывает. А что самому приходилось на веслах сидеть – так что с того? В пору учебы гардемаринов гоняли, в том числе и в гребле.

Рассвет уже начал окрашивать небо, и в его неверном свете они, высадившись, быстро и аккуратно спрятали шлюпку, благо здесь, в шхерах, места для этого хватало. И уже утром обнаружили, что неподалеку стоит невысокая, изрядно скособоченная изба.

– Чухонцы[8], – вынес безапелляционный вердикт Гребешков. – Охотничают тут или рыбу ловят, постоянно не живут.

Спорить с многоопытным унтером ни у кого желания не было. Один из матросов даже выдал:

– Добрались, свои!

Гребешков и Сафин посмотрели на него, как на слабоумного, и мичман отлично понял, почему. Чухонцы – народ своеобразный. Были среди них те, кто верно служил России, но большинство…

Как ни крути, а народ, который вчера жил в землянках и никогда не имел своего государства, народ, который те же шведы считали чем-то вроде говорящих обезьян… В общем, чего от них ждать, непонятно. Они и впрямь словно лет на сто отстали в развитии. Но, с другой стороны, проверить дом все равно нужно. Может, и нет там никого.