Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович - Страница 2

Однако пока что судьба щадила храбрецов. Британских кораблей им так и не встретилось, да и вообще море было на редкость пустынным. Разве что пару раз мелькнули на горизонте паруса рыбачьих лодок. Война, этим все сказано.

– Все готово, Евгений Андреевич! Разрешите отправляться?

Беренс обернулся, посмотрел на говорившего. Мальчишка, не прошло и года, как примерил погоны мичмана. По молодости не боится ни бога, ни черта, в глазах огонь! Немногим более двадцати лет тому назад Беренс и сам был таким же. Увы, годы добавили цинизма и притушили огонь, и потому капитан первого ранга иногда чуточку завидовал таким мальчишкам, у которых все еще впереди. Если, конечно, их не подстрелят на взлете.

Конкретно этого представителя славного племени вчерашних гардемаринов Беренс не очень жаловал. Умный – и по молодости не скрывает этого. Но ум… несколько странный. Чересчур увлечен техническими новинками, а паруса над головой его, похоже, не слишком прельщают. Вдобавок совершенно не обращает внимания на авторитеты. Тоже по молодости, конечно. И не умеет следить за языком. Но – храбр, этого не отнимешь. И высаживался в этом походе больше всех. Пожалуй, больше двоих любых младших офицеров корвета, вместе взятых.

– Хорошо, Александр Александрович, отправляйтесь. Кого возьмете?

– Гребешкова.

Беренс медленно кивнул. Гребешков – это хорошо, это правильно. Унтер-офицер, артиллерист. Как наводчик звезд с неба не хватает, но в такого рода вылазках ему пушки не наводить. Зато обладатель саженного роста и поистине медвежьей силы, что не раз доказывал в портовых драках. Отметился не только в Кронштадте, но и в Марселе, Копенгагене и даже Лондоне. Впрочем, невелико достижение. Мало в мире таких портов, в которых русские не разнесли бы пару-тройку кабаков. А главное, спокойный и даже чуточку флегматичный выходец из архангельских поморов своей рассудительностью несколько уравновесит чрезмерно горячего по молодости командира. И мичман это прекрасно понимает, не зря же берет с собой Гребешкова уже пятый раз подряд.

– С Богом, Александр. И возвращайтесь сразу же, как сделаете работу.

Мальчишка четко, как на плацу, щелкнул каблуками, развернулся и через какую-то минуту уже сидел в баркасе. Три пары весел разом поднялись, вспенили воду, и шлюпка медленно, солидно переваливаясь на волнах, двинулась к берегу.

Глядя вслед, Беренс невольно поморщился. Не позавидуешь им. Погода мерзкая – низкая облачность, то и дело налетает дождь. Противный, мелкий, обычный для Балтики. Видимость отвратительная… И как-то неприятно сосало под ложечкой. Нет, Беренс не верил в предчувствия, но все же, все же…

Работа сегодня выпала простая. Деревянный щит, сколоченный из досок. Сами доски толстые, но качеством так себе, да еще и порядком разбухшие на сыром морском ветру. Белая краска сползала лохмотьями. Пожалуй, стоило ее обновить, но сейчас предстояло разрушить сам знак. Что поделаешь, судьба.

Хорошо все-таки, что моряков, как и солдат, набирают в основном из крестьян. Крепкие мужики, образованием, а зачастую и интеллектом не блещущие, зато с топором обращаться привычные с детства. Слегка подгнившие столбы, на которых крепился щит, они срубили в два счета, после чего разбили на досочки и саму конструкцию. Отнесли в сторону, покидали в подходящие ямы. Ну и все. Конечно, можно было бы замаскировать их чем-то, но завядшие листья и трава сама привлекает внимание. Сейчас весна, пройдет не так много времени, и буйная трава самостоятельно замаскирует следы вандализма, сделав это даже лучше человека.

Работали споро – чай, не в первый раз. И впряглись в растаскивание деревянного мусора все, невзирая на чины. Мичман тягал сырые доски вместе со своими матросами и не жаловался. Те, в свою очередь, не обращали внимания – привыкли. Когда это случилось в первый раз, какой-то салажонок, не прослуживший и года, что-то шепотом спросил у боцмана. Гаврилыч, подкрутив седой ус, только рукой махнул, и до Александра донесся обрывок фразы: «…молодой ышшо, не наигрался…» Но матросский телеграф работает быстро, и в следующий раз то, что его благородие пашет вместе со всеми, уже не вызывало удивления. И, что характерно, отношение матросов, убедившихся, что это была не разовая блажь, стало иным. Словно если не растаяла, то очень просела стена, отделяющая офицера от нижних чинов. Во всяком случае, в таких вот десантах, когда нет рядом строгого пригляда старших, так уж точно.

– Ну что, вашбродь, закончили вроде, – Гребешков подошел к Александру, отряхивая широкие, как лопаты, покрытые мозолями так, что кожа напоминала дубовую кору, ладони. Они с мичманом были обладателями примерно одного роста, но канонир выглядел чуть не вдвое шире. Последнему, впрочем, изрядно способствовала мешковатая рабочая одежда. – Пора.

– Спасибо, Егор. Возвращаемся.

Гребешков кивнул, повернулся к матросам, что воспользовались моментом и решили малость расслабиться, но в этот момент раздался короткий резкий свист.

– Вашбродь, смотрите!

Мустафа Сафин, крещеный татарин из глухой деревушки под Казанью, являлся счастливым обладателем сразу нескольких достоинств. Во-первых, несмотря на малый рост, он был опасен в драке, ибо отличался и неожиданной силой, и ловкостью угря. Во-вторых, обладал сочетанием отменного зрения и внимания, из-за которых его часто ставили в дозор. Ну и в-третьих, он никогда не трепался просто так, а потому взволнованные нотки в его голосе заслуживали самого пристального внимания.

– Что там, Муська? – хмуро спросил Гребешков, не отставая от офицера, быстрым шагом направляющегося к дозорному. – Чаек испугался?

– Вашбродь, Егор Иванович, гляньте!

Посмотреть и впрямь было на что. Все же не каждый день корабль, который должен тебя ждать, начинает спешно поднимать паруса. Впрочем, это как раз обговаривалось, и причина для такого может быть только одна.

– Вон туда, туда смотрите!

Александр проследил взглядом за жестом Сафина и уже через какие-то секунды понял, что имеет в виду молодой матрос. Из-за мыса, браво разрезая волну, в их сторону направлялись два корабля, и даже на таком расстоянии можно было понять: каждый из них заметно крупнее «Князя Варшавского». А так как своих тут находиться априори не могло, стало быть, англичане. Или, возможно, шведы, которые пока вроде бы нейтральны. Вот только их «нейтралитет» означает лишь, что они будут пакостить, где только могут, и не преминут под шумок утопить русский корабль, зная, что им за это ничего не будет. Подлый народ. Сколько раз уж их русские за это били – и все равно никак не успокоятся.

Хотя нет, не шведы. Корабли явно паровые, из труб валит густой дым. А вот на корвете их заметили поздно. Видать, из-за погоды. Ч-черт!

Эх, жаль не взял с собой подзорную трубу. Александр мысленно выругался, неосознанно копируя манеру их боцмана. Впрочем, неважно. Он резко повернулся к спутникам и скомандовал:

– Сафин, продолжайте наблюдение. Замаскируйтесь тут, чтоб ни одна муха вас не видела. Егор Иванович, берем матросов и прячем шлюпку. Что-то мне подсказывает, это сейчас может оказаться совсем не лишним.

Пока группа мичмана Верховцева спешно маскировались, на море развивалась маленькая трагедия. Два колесных фрегата королевского флота, «Леопард» и «Один», вышли к месту стоянки «Князя Варшавского» случайно и не были готовы к бою так же, как и он. И теперь обе стороны, одна поднимая паруса, другая разводя пары, спешно готовились к схватке, в которой у каждого из противников имелись козыри. Правда, чуточку разного номинала.

Хотя колесные фрегаты или, по русской классификации, пароходофрегаты и были формально классом выше русского корвета, они несли заметно меньше орудий. «Леопард» – восемнадцать, а «Один» и вовсе шестнадцать. И в этом не было ничего удивительного.

Еще со времен первых серьезных морских баталий, еще до того, как лихие голландские адмиралы преподали британцам хороший урок, а их знаменитый де’Ритер и вовсе ходил по Темзе, наводя орудия своих кораблей на неприятельскую столицу… Да что там! Еще до того, как «Непобедимая армада» с честью выдержала генеральное сражение и лишь жестокий шторм спас Британию от разгрома, кораблестроители поняли довольно простую истину. Лучшего места для размещения артиллерии, чем борта, для парусных кораблей придумать сложно.