Виновник торжества - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/69
• Следующая

Из школы встречала, вместо обеда с работы срывалась, чтобы малютке и суп разогреть. Сама уже есть не успевала, желудок теперь у нее больной.

– Я твою Надежду понять могу, все-таки Вовка у вас один, да еще поздний ребенок... Какая мать с катушек не сдвинется, родив первенца в тридцать восемь лет? Моя Любаша, когда Степку рожала, познакомилась в роддоме с одной такой же старородящей, не в обиду вам будет сказано. Та в тридцать пять первенцем разродилась. У нее точно крыша поехала – носилась по всему роддому со слезами счастья на лице. Всем встречным-поперечным хвасталась, что сынка произвела на свет. Любаша мне потом говорила, что ей как-то даже неловко перед этой героиней было, хотя она сама второго родила, но почему-то такого состояния эйфории не испытывала. Радовалась, конечно, но ведь не Героя Советского Союза явила миру.

– Может, и Героя, кто знает? Он у тебя в Нахимовском учится, далеко пойдет, парень умный, самостоятельный, – с некоторой завистью в голосе проговорил Женя, доставая сигарету и прикуривая от протянутой Салтыковым зажигалки.

– Да, Жень, знаешь, что я подумал? – Салтыков затянулся и выпустил целую серию дымовых колечек, которые красиво поднимались вверх. Никто в уголовном розыске не умел делать это столь мастерски. Женя тоже залюбовался на ювелирную работу товарища и не сразу ответил:

– Что?

– Наш маньяк охотится исключительно за девушками из консерватории. Во всяком случае, в последних трех эпизодах. Виктор Петрович заметил, что, может, он любитель музыки. А не походить ли нам на концерты в это учебное заведение?

– По-моему, твое предложение не лишено резона... Вот ты и походи, давай предложим Гоголеву. Пускай командировочные на билеты выпишет. Может, там билеты дорогие, своих денег не хватит.

– Да ты что? Я классическую музыку не выдерживаю, меня сразу в сон клонит. Я даже на японских барабанщиков не пошел, хотя Любаша меня на коленях умоляла.

– Так уж и на коленях, – рассмеялся Мартынов и вдруг увидел Крупнина, который веселой подпрыгивающей походкой пронесся мимо, направляясь к лестнице.

– Валера, стой! – крикнул Женя, и Валера мгновенно замер, хотя тело его по инерции качнулось вперед.

– Вот это реакция! – восхитился Салтыков. Валера тем временем нехотя развернулся и подошел к операм. Лицо его выражало вежливое внимание.

– Чем могу служить? – церемонно спросил он, и оперативники обалдело уставились на непривычно деликатного юного коллегу.

– Валер, ты чего? Не хвораешь? – обеспокоенно поинтересовался Салтыков.

– Здоров, и вам того же желаю!

Валерина любезность обескуражила товарищей, и Женя осторожно спросил:

– Ты куда-то спешишь?

– О да, я спешу, я лечу на крыльях любви...

– На оперативное задание? – догадался Салтыков.

– Естественно... Рабочий день закончился, меня ждут, поэтому я не смею вас задерживать...

– Во дает! – Женя покачал головой. – Мы тебя тоже не смеем задерживать. Но есть идея, мы быстренько сбегаем к Гоголеву и отвлечем тебя всего на пять минут...

Валера согласно кивнул, и они быстрым шагом направились к кабинету Гоголева.

Когда действительно через пять минут все трое вышли из кабинета, Валера заговорщически подмигнул операм и предложил:

– Я на концерты и так чуть ли не через день хожу, причем бесплатно. Меня девушка флейтистка проводит через служебный вход. Вчера Губайдуллину слушал, – важно произнес он незнакомое товарищам имя.

– И как? Что-то я про такую ничего не слыхал... Знаю Чайковского, Моцарта, Пахмутову, Шаинского... – стал перечислять знакомые имена Салтыков.

– Я тоже. А услышал – офигел.

– Здорово?

– Даже и не знаю, что сказать. Саша слушала, ничего вокруг не видела, про меня забыла – вся в музыке. А я чуть не сдох. Уму непостижимо, у меня даже сердце заколотилось, такой страх. Никакой мелодии не уловил, сплошной диссонанс, – блеснул новым словечком Валера. – Но Саша сказала, что я неподготовленный, музыкально пока еще не развит. Зато Моцарт и Вивальди мне нравятся. Красивая музыка. Но я не об этом, – перебил себя Валера. – Я о командировочных. Мы их вместе прогуляем, хотите? Я же все равно на халяву хожу.

– Давай, – обрадовались друзья. – Только ты никому не говори, что музыкально образовываешься бесплатно. И Степанову c Федорчуком ни слова. А то Гоголев выговор объявит за нецелевое использование государственных средств.

Подставив лицо теплым лучам солнца и полуприкрыв полусонные глаза, Марина сидела на бульваре и вяло пыталась думать. Мысли расползались, не желая объединиться во что-нибудь дельное. «Какая я дура... – промелькнула единственная жалкая мысль, достаточно обидная, но вполне справедливая. Какая я доверчивая...» – Следующая мысль оправдывала ее дурацкое поведение и, как результат, цепь неприятностей, преследующих Марину со вчерашнего дня. А ведь все так замечательно начиналось...

Марине удалось уговорить маму отпустить ее на первомайские праздники в Питер. Мама даже проводила ее на Ленинградский вокзал, усадила в поезд. Посидела рядышком на нижней полке и дала последние наставления: быть умницей и следить за вещами. Марина и была умницей, вещи положила под полку, сама устроилась у окна, дожидаясь отправления поезда. Платформа опустела, фонари тускло горели, за окном была ночь. Она успела порадоваться, что едет в купе одна, как дверь распахнулась и ввалилась парочка, обвешанная рюкзаками. Огромные рюкзаки возвышались за спинами вошедших, а поменьше примостились у них на груди. Окинув взглядом купе, парень, белокурый коренастый крепыш, удовлетворенно заключил: «Fine, it’s beautiful!» Девушка, такая же невысокая и довольно крепенькая, без сил рухнула на полку. У обоих был порядком замордованный вид. Потом, отдышавшись, они долго пытались запихнуть оба неподъемных рюкзака под полку, но никак не могли ее закрыть, хотя с разгона несколько раз плюхались сверху. В результате один рюкзак пришлось вытащить и, разделив на две плоские части, забросить на верхнюю багажную полку. «И что они туда напихали?» – подивилась их объемному багажу Марина. Когда поезд тронулся и пришла проводница собирать билеты, иностранцы попросили чаю. Марина решила присоединиться. Прихлебывая горячий чай, они разговорились. Марина рассказала, что учится на втором курсе психологического факультета МГУ, едет в Питер к подруге на несколько дней. Английским она владела вполне прилично, и иностранцы этому так бурно обрадовались, что девушка даже опешила. Перебивая друг друга, Паула и Шейн поведали Марине о своем утомительном путешествии, которое им уже было не в радость.

– Мы австралийцы, путешествуем с ноября, – пожаловались они.

– А где же вы были полгода? – изумилась Марина.

– Где мы только не были! – опять тяжело вздохнула Паула. – Начали с Канады, потом проехались по всей Европе – Германия, Хорватия, Италия, Швейцария, Польша. Пожили в Москве, а теперь вот в Санкт-Петербург едем. Потом вернемся в Москву, и отсюда уже в Иркутск, Свердловск, Улан-Батор, Пекин, Гонконг...

– Я уже просто мечтаю домой вернуться! – продолжил рассказ подруги Шейн. – А как подумаю, что потом еще десять лет расплачиваться за это путешествие... – И он окончательно запечалился.

– Да, ребята, что-то вы размахнулись, – посочувствовала австралийцам Марина не без зависти в голосе. Она сама была бы не прочь поездить по миру и посмотреть все достопримечательности своими глазами, а не глазами ведущих телепрограмм.

– Мы уже устали, – пожаловалась Паула. – Но Австралия так далеко от всего мира, что мы решили: раз уж перелетели океан, надо побольше посмотреть. Вот и таскаем за собой одежду на всякий климат.

В рюкзаках у нас пуховики, лыжные ботинки, ветровки и уйма всего...

Шейн взглянул на часы и перебил Паулу:

– Завтра рано вставать, поезд прибудет в семь утра. Давай спать ложиться.

Паула кивнула и стала расшнуровывать кроссовки. Ребята быстро легли и мгновенно уснули. Марина еще немного повозилась на своей полке и под монотонный стук колес, все еще находясь под впечатлением рассказа попутчиков, медленно погрузилась в сон. Ей снилось, что она идет по широкой степной дороге и видит на горизонте множество цветных огней. Когда она подошла поближе, ее взору открылась сказочная картина: большие красивые дома с вычурной лепниной на фасаде, витрины магазинов с заморскими штучками, а над дорогой высокая арка, увитая гирляндами из разноцветных лампочек, с надписью «Париж». Во сне ее охватило ощущение восторга: я в Париже!

• Предыдущая
• 33/69
• Следующая