Скуф. Маг на отдыхе 2 (СИ) - Злобин Максим - Страница 5

Тут Иванов-Нобель скривился так, будто речь зашла о подростковых прыщах или забитом волосами сливе.

— Они же монстры.

Учитель решил поговорить. Учитель хочет что-то там узнать про мотивы ученика. Учитель собирается поиграться с ним, как кошка с мышкой. Так вот Хельсин не доставит ему такого удовольствия.

Даже напоследок.

— Да пошёл ты нахер! — крикнул Ваня и рванул вперёд, но тут же: — А-а-а-айыыыый…

Тут же невыносимая боль сдавила виски так, что Хельсин даже меч удержать не смог. Зажмурившись, он упал перед Учителем на колени.

А Учитель тем временем даже не шелохнулся. С эдакой меланхолией на лице он любовался фиолетовыми язычками маны на ладони и всё так же спокойно сидел в кресле.

— Вань, — сказал он. — Не уверен, что ты сейчас способен воспринимать информацию, и уж тем более отвечать на вопросы, но тем не менее спрошу…

— АА-ААА!!! — головная боль кратно усилилась. Каждая клеточка мозга Хельсина сейчас билась в своей персональной агонии.

— … ну неужели ты думал, что я не представлял себе расклад, при котором сиротки решат взбунтоваться и попереть на большого дядю? Неужели ты думал, что я буду держать дома толпу головорезов и никак не подготовлюсь?

— АААААА!!!

— Ну ла-а-а-адно, — улыбнулся Константин Оскарович. — Так и быть, расскажу. Раз уж ты всё равно не жилец, то пусть тебе хоть под конец будет приятно услышать, что никакой ты не больной. То лекарство, которое тебя якобы усиливает, — слово «усиливает» Учитель взял в отвратительные ироничные кавычки. — Оно на самом деле просто нейтрализует действие витаминок, которые ты пьёшь каждый день. Которые все вы пьёте каждый день.

— АА-АААА-ААА!!!

— А вот с витаминками, Вань, там всё посложнее. Куча побочек; ты даже не представляешь себе сколько. Повышенная чувствительность к ментальному воздействию, например…

— АААААЙ-ЫЙ-ТВОЮ-МААААА-ААТЬ!

— Да не ори ты, — нахмурился Константин Оскарович. — Ладно. Собеседник из тебя всё равно никакой, так что хватит уже. Пока, Вань. За службу не благодарю.

Учитель резко сжал кулак, и вместе с этим Хельсин рухнул на пол.

Глава 3

Забегаю я, значит, в дверь и спрашиваю:

— Оскарыч?

А он мне:

— Константин Оскарович Иванов-Нобель, — поправил, типа, говнюк заносчивый и тут же с кресла вскочил. — А ты кто⁈

— В пальто…

Тут я почувствовал лёгкую щекотку где-то за глазами. Этот хмырь явно кастовал что-то головоломное да притом весьма сильное, раз даже меня пробрало.

— Не балуй мне тут, Оскарыч, — предупредил я и шлёпнул его по ментальным щупальцам так, что бедняга аж в лице поменялся.

— Как ты… — проблеял он, но у меня времени на реверансы не было.

— Юлия Юрьевна Ромашкина, — спросил я, слегка чтобы не повредить, встряхивая Нобеля за грудки. — Оборотень и член вверенной мне группы «Альта». Где она?

— Ах-ха-ха-ха! — нагло рассмеялся хмырь. — Не имею понятия, где находится ваш оборотень!

— Не юли, — пригрозил я. — Все уже в курсе твоих дел, и, что приказы отдавал ты, тоже известно. Так что будет всё быстро и по-хорошему, или медленно и по-плохому.

— Вот единственный человек, который об этом знал, — Оскарович указал на полностью седого, но при это молодого парня, валяющегося в несознанке посередь комнаты. — Он уже никому ничего не расскажет!

«Это мы ещё посмотрим, — подумалось мне. — Есть у меня один человечек, который с мёртвыми только так добазариться умеет». Ну а большего мне, собственно говоря, и не надо. Как собеседник Константин Оскарович мне сразу же не понравился, да и как человек — говно.

— Тем хуже для тебя, — сказал я. — Зря веселишься, раз так, то у меня нет никаких причин оставлять тебя, падаль такую, в живых.

— Ах-ха-ха-ха-ха!

И снова ржёт. Вот прямо каноничный водевильный злодей, только усиков и цилиндра не хватает. Ну и грома с молнией за окном ещё, само собой.

Вот что он такой весёлый, непонятно.

— Я — подданный шведской короны! — заорал Иванов-Нобель. — Меня нельзя трогать! Это дипломатический скан…

Вот это он точно зря сказал. Если до того я ещё обдумывал варианты сдать его Гринёву, на предмет долгой и вдумчивой беседы, то теперь определился. Слишком велик шанс, что эта гнида выкрутится.

«В жопу», — решил я и сжал Оскарыча силовым полем сразу же со всех сторон, так что он лопнул будто перепивший крови клещ. Сколько я подобных речей за жизнь переслушал — не сосчитать. Уверен, что от этого хмыря уж точно ничего нового не услышу.

Итак…

Надо бы, наверное, осмотреться.

Судя по убранству кабинета, можно в очередной раз сделать вывод о том, что его хозяин — злодей. Одна люстра чего стоит. Здоровая такая, мрачная. Такая… антагонистическая.

— Антагонистическая люстра, — отправил я голосовое сообщение Кузьмичу, пока не забыл; идея с мемуарами всё никак не отпускала.

И почти тут же я уловил какое-то шевеление в углу, глянул, а там…

Ядрёна мать…

Девчушка с лисьими ушами, не помню, как их таких называют, из последних сил ползла в сторону выхода. А на самой живого места нет, и ноги явно что перебиты. Лечить я толком не умею — из сырой магии так себе терапия — но вот насколько мог, настолько помог.

Надеюсь, что хотя бы чуточку обезболил.

Лиса, кажется, поняла, что я ей не враг и перестала уползать. Свернулась клубком, насколько это вообще было возможно, и замерла.

Ну а я тем временем пошёл проверить седого. Лежал мужик на животе, лицом вниз, но я уже безо всяких шрамов понял, что это и есть тот самый сантехник, который умыкнул Ромаху. Правда, вот рядом с ним валялся не разводной ключ и не вантуз, а восхитительной работы полуторный меч. Весь в крови изгваздан, но всё равно видно, что как будто бы посеребрённый. Дорогая игрушка, да к тому же мощная.

Подошёл, ногой перекатил Ваню на спину.

Реакции — ноль.

— Василий Иванович! — раздался крик из коридора. — Василий Иванович, Ромашки нигде нет!

А вот и девки, стало быть, подоспели. А то, что они Ромашкину не нашли, так, может, оно теперь даже к лучшему.

— Фонвизина! — с порога я указал целительнице на лису. — Займись!

— Ага, — кивнула Ольга и безо всякого удивления и уточняющих вопросов принялась за дело; по всей видимости, в казематах Оскаровича девки уже насмотрелись на всякое.

— Это он! — заорала Дольче, заприметив труп седого. — Это Ваня этот! Это он Ромашку украл, сволочь!

Она ещё Ваню ногой пнуть собралась, но в последний момент удержалась.

— Я так и понял. Смерть?

— Да, Василий Иванович?

— Товарищ достаточно цел для допроса?

— Вполне.

Рита подошла поближе, присела над телом на корточки и преобразилась в бледную черноглазую ведьму. Как будто бы разом постарела лет так-эдак на пятьдесят. Посидела так, поморщилась, потом вернулась к нормальному облику и сказала:

— Не могу.

А на мой немой вопрос добавила:

— Живой ещё.

Ну нихрена себе. Я ж проверил его, но ни дыхания, ни пульса не обнаружил. Однако, спорить в таких делах с некромантом бессмысленно. Что несколько осложняет нашу задачу.

Или нет…

— Так мы это сейчас поправим, — Чертанова сурово протопала к телу сантехника и встала ногой ему на глотку.

Я не возражал ни разу. Мне результат нужен и сведения насчёт моей пропавшей подчинённой. А как я их получу, уже дело десятое. Тем более, что благодаря талантам Риты Смертиной мёртвые гораздо сговорчивей, чем живые, получаются.

Седой Ваня начал задыхаться. Дёрнулся раз, дёрнулся второй, и тут:

— Что вы делаете⁈ — раздался крик у меня за спиной.

Обернувшись, я увидел, что в дверях стоит лохматая, перепуганная, но абсолютно целая и невредимая Юля Ромашкина.

— Ванечка! — девушка бросилась к седому…

* * *

А дело было так:

Некий охотник на монстров Иван Хельсин, которого покойный Оскарыч вырастил в информационном пузыре и с развесистой лапшой на ушах, на волне эмоций и переоценки мироздания включил голову и научился думать самостоятельно.