Последняя Пасха - Бушков Александр Александрович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/63
• Следующая

…Золотые прииски Предивинского района окончательно были выработаны еще в конце семидесятых. Но в ноябре сорок третьего, когда случилась эта история, благородного металла еще хватало и добыча шла в три смены, двадцать четыре часа в сутки – война требовала золота.

Так вот, в ноябре сорок третьего из Предивинска в Куруман на тамошнюю аффинажную фабрику вышел «золотой караван», каких до того была отправлена едва ли не сотня. Тогдашние машины зимой безусловно проигрывали лошадям, и зимний обоз, как обычно, состоял из трех саней. По-разному случалось, конечно, но в тот раз везли шестьдесят килограммов. По опечатанной сумке на розвальни. Три ямщика – учитывая специфику работы, нет никакого сомнения, что все они были сексотами с кучей соответствующих подписок и обязанностей (ну, а уж карабин или ружье у каждого имелось независимо от ведомственной принадлежности – это Сибирь…).

Ну, и конвой, разумеется – семеро ореликов из войск НКВД. То есть не вертухаи, а народ, безусловно воевавший, с большим опытом. Бог его знает, почему, но в те времена существовала строжайше соблюдавшаяся инструкция: число конвоиров обязательно должно быть нечетным: семь, три, пять, одиннадцать… Неважно, сколько людей, лишь бы число было нечетное. Ямщики, погон не носившие, в расчет не принимались, инструкция касалась только тех, кто носил форму и официально состоял на службе. Почему и отчего так было задумано, в чем тут высшая начальственная мудрость, сегодня уже никто не объяснит, конечно. Так было положено – и все тут. А то, что было положено, в те жесткие времена да еще в таком ведомстве, выполнялось неукоснительно…

Семеро волкодавов, короче. Автоматы, пистолеты, даже гранаты. Трое ямщиков, несомненно, вооруженных. Трое саней и шестьдесят килограммов золота. Немаловажное уточнение: все поголовно, и те, кто в погонах, и те, кто без, этот немудреный маршрут протяженностью всего-то километров восемьдесят проделывали не впервые.

Обоз ушел из Предивинска – и словно растворился в воздухе. Когда прошел контрольный срок, забеспокоились вяло – тем более что к вечеру того дня (а вышел обоз ранешенько) разыгралась страшная пурга, и логично было предположить, что конвой сделал привал, как прежде и случалось.

Когда прошел двойной срок, забеспокоились серьезнее. Из Предивинска и Курумана под рык разгневанного начальства, решившего пока что не докладывать Шантарску (авось обойдется и все отыщутся), в тайгу кинулись спецгруппы. Лыжники, упряжки с легкими санями, двое аэросаней…

Ни следа. В Шантарск доложить все же пришлось. Оттуда раздался еще более могучий рык – там хорошо представляли, что Москве докладывать придется именно им, а не этим районным обормотам. Над тайгой кружили все самолеты, какие оказались в пределах досягаемости начальства. Батальон войск НКВД из области, усиленный сотней оперов, помчался в Предивинск литерным эшелоном. Во всех близлежащих деревнях людей с синими околышами рыскало едва ли не больше, чем там имелось жителей.

Ни следа. Пришлось областному начальству, держась за сердце и потаенно крестясь, звонить в Москву…

Как легко догадаться, оттуда рявкнули так, что вороны еще долго облетали стороной телефонные провода, а радиоволны сталкивались в эфире из-за тесноты…

В те суровые времена мелочностью никак не страдали. К поискам, кроме энкаведешников, моментально подключили наркомат госбезопасности и армию – все-таки шестьдесят килограммов золота… Воздух над тайгой утюжило все, что могло летать. После очередного звонка из-за кремлевской стены на шантарском вокзале был остановлен идущий с Дальнего Востока поезд с пехотным полком – и повернут на Предивинск. Все окрестные охотники-промысловики, вообще все, кто знал тайгу, были мобилизованы.

Ни следа. Москва распорядилась прекратить поиски только через месяц. Начальник областного НКВД пропал в одночасье и обнаружился лишь много времени спустя на Колыме в должности рядового оперуполномоченного. Начальники Предивинского и Куруманского райотделов не объявились вообще – как и на свете не было… Число снятых, пониженных в должности или просто получивших в соответствующее место аршинный фитиль в точности не известно, но счет вроде бы шел на десятки.

Весной, когда сошел снег, операцию повторили практически с тем же размахом. Опять-таки с нулевым результатом – ни малейшей зацепки, ни единого следа. По каким-то своим соображениям областное НКВД подмело первого секретаря Предивинского райкома, заподозрив именно его в организации налета на «золотой обоз». Вроде бы на том основании, что его дед при Александре III ушел на каторгу за такие именно шалости – хотя точно ничего не известно. Следствие окончилось пшиком, единственное, что удалось накопать, – это то, что секретарь райкома во времена беспартийной молодости, в девятнадцатом году два месяца прослужил рассыльным при колчаковской контрразведке, о чем во всех анкетах, естественно, умолчал. Секретарю, конечно, влепили десять лет дальних лагерей, но раскрыть тайну исчезновения обоза это, разумеется, нисколечко не помогло…

– Вот такие дела, – закончил Смолин. – Помаленьку все забылось, конечно, до самой перестройки, тогда об этом покричали всласть, но потом и эта сенсация приелась. А они – вот…

– И что, никакого объяснения?

– А какое могло быть объяснение? – пожал плечами Смолин. – Хотя… Гонзиц всю жизнь грешил на здешних староверов. Здесь было с дюжину староверских деревень. Самое пикантное, он считал да и до сих пор убежден, что кержаки конвой перебили вовсе не из-за золота – им, согласно их вере, такие глупости абсолютно неинтересны. Интерес у них был другой, чисто житейский: лошади, оружие, патроны. В войну со всем этим было весьма туговато. А золото прихватили из чистой вредности, чтобы лишний раз насолить антихристовой власти – и спрятали его потом куда-нибудь без малейшего намерения самим попользоваться. Из той же вредности. Лично я Гонзицу верю, он эту тему прекрасно знает… и, похоже, оказался прав. Они все убиты не из армейского оружия. Староверов трясли, конечно, в те же времена, но народ они крайне специфический, голыми руками их не возьмешь. Все эти армейские полки, которые браво шарашились по тайге, все эти самолеты и орава оперов… Ерунда, в общем. Они почти все были пришлые, а староверы, наоборот, в этих местах жили лет двести, не то что каждое дерево – каждый сучок знали. Добычу могли упрятать так, что ее не отыскали бы ни два доблестных наркомата, ни армия, вместе взятые… А потом, когда все улеглось, достали стволы, смазали и пользовались за милую душу.

Запросто. Лет пять назад я в руках держал роскошный маузер с серебряной дощечкой – сам товарищ Дзержинский им награждал некоего деятеля, который тоже до сих пор числится без вести пропавшим со времен коллективизации. Маузер этот Паша-Зоркий-Глаз раздобыл в одной староверской деревушке, на карабин с патронами выменял втихую. Значит, кержаки, староверы… Кому ж еще? Подгадали под буран с вьюгой – таежный житель погоду предсказывать умеет на сутки вперед – чистенько положили всех, оружие забрали, сани увели… Уж не знаю, как им удалось замаскировать вот это, – он кивнул на пещерку, откуда дружелюбно скалились черепа, – но ведь как-то удалось, раз найти не могли все это время. Может, подвезли земли с камнями – нетрудно, в принципе – и запечатали так надежно, что не нашел никто. Кержаки – народ изобретательный…

– И что теперь?

– Как это – что? – чуточку даже удивился Смолин. – Когда мы вернемся в Шантарск, сможешь бабахнуть сенсацию. Случайные туристы случайно наткнулись… Вот это все, – он встряхнул в ладони глухо звякнувшие награды, – по номерам в два счета поможет определить владельцев… И будет тебе слава, шумная, но, как это у вас водится, недолгая. А как это еще можно практически употребить? Золото искать бессмысленно, его наверняка увезли далеко отсюда, и, даже если спрятали, то все, кто прятал, давным-давно перемерли, не оставив пресловутых карт с крестиками вроде флинтовской – не было у староверов такой привычки, брезговали они золотом, как металлом безусловно антихристовым…

• Предыдущая
• 17/63
• Следующая