Исполняющий обязанности - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 42

• Предыдущая
• 42/70
• Следующая

Она не торопилась, но также избегала многих, неинтересных, с ее точки зрения, подробностей. И, рассказывая, сама стала замечать, что все это ей теперь абсолютно неинтересно. Это как будто старый, отрезанный и зачерствевший ломоть, от которого никому никакой пользы. Тем более – вкуса.

Грязнов, слушая, морщился. Турецкий откровенно зевал, и это раздражало Еву еще больше – сами просят, а сами же... Не буду больше рассказывать, решила она и замолчала. Неинтересно, видите ли, им!

– Все? – спокойно спросил Грязнов.

Она кивнула, не удостоив его ответом.

– Хорошо, будем иметь в виду, а все остальное проясним своими вопросами, не возражаешь, Ева?

– Не возражаю, – буркнула она, чем вызвала у всех веселые улыбки. Но не обиделась. За что на них обижаться-то?

– Сережа, – сказал Турецкий, – если тебе необходимо заняться своей техникой, можешь удалиться на кухню, она пока свободна.

– Нет нужды, Сан Борисыч, – что-то жуя, видно унесенное в кармане с поминок, помотал головой Мордючков. – У меня техника цифровая. На экране компьютера всю программу и продемонстрируем.

– Так чего мы ждем? Давай начинай. Или прожуй сперва, – добавил под общий смех. – Небось там не оценили труды, даже пожрать как следует не дали, не то что выпить...

– Да-али, – глотая, пробормотал Сережа. – Емени не было.

– Чего? – переспросил Филя. – Семени? А при чем здесь это? – Он подчеркнул интонационно последнее слово, чем вызвал уже волну смеха.

– Да ну вас! – отмахнулся Сережа. Он поднялся с дивана, где примостился на уголке, и направился к компьютеру, стоявшему в углу комнаты на специальном столике. Стал там колдовать. Обернулся к остальным: – Вы не ждите, продолжайте, я скажу, когда пойдет программа...

– Ну давай хоть ты, Филипп, – сказал Грязнов. – Что важного пропустила наша дама?

– Да, в общем-то, она рассказала все правильно, проверить можно будет позже, по записи, которую мы заберем из ресторана сегодня ночью. Сейчас там еще гужуются эти деляги. Кому положено, тот проследит, чтоб эти ничего не нашли и не нарушили, так что там – в порядке... А из деталей? Сережа вон сказал, что узнал некоторых – по старым сводкам. Но не брать же их! Так и песню испортить можно. Главное – теперь мы знаем, где они и как выглядят. Это первое. А второе? Были там двое – по моим сведениям, оба тянут на местечковых наркобаронов. Невысокого пошиба. Один – это наглый Вахтанг Гуцерия – бакинский грузин, а другой – Исламбек Караев – тоже бакинец, плотно обосновавшийся в Москве. Если помнишь, Вячеслав Иванович, он в массе проходил по делу Мамедовых, тех еще.[1]

Филя неопределенно кивнул куда-то в пространство, а Грязнов, подумав, сказал:

– Но он же был мелкой сошкой, чуть ли не тремя годами тогда отделался, нет?

– Точно. Но теперь, видать, вырос. Так вот, по некоторым сведениям, они начали делить между собой сферы влияния. Ну а более точно и подробно нам может наверняка поведать наш уважаемый гость, который отдыхает в ванной, да? Я правильно понял?

– Правильно, – улыбнулся Грязнов. – А ты, Николай, добавишь что-нибудь?

– Мелочи, не стоящие, может, отдельного внимания. Но один момент меня заинтересовал. Они очень хотели умыкнуть куда-то нашу клиентку. Рядом, говорили, отъедем, всего в двух шагах, – ну всякая матата. На записи наверняка будет. Так вот, там должен был присутствовать какой-то нотариус. И, я думаю, с той целью, чтобы заставить – уж об их способах я не говорю – Еву Абрамовну, стало быть, отписать им все имущество мужа. Другой цели и надобности просто не просматривалось, так велика была настойчивость. Пришлось нам даже стволы продемонстрировать – это немного их охладило. А так бы – увезли без всяких сомнений. А Филе Вахтанг поклялся памятью собственной родительницы, что этого он так не оставит. Отомстит, значит, надо понимать. Поэтому Филе придется теперь сильно остерегаться, – опять почему-то под дружный смех закончил Щербак.

– Почему вы смеетесь? – возмутилась Ева. – Этот Вахтанг, наверное, опасный бандит! И окружали его такие же! Я их в первый раз видела, но впечатление они произвели страшно неприятное.

– Есть одна тонкость, Ева Абрамовна, – заметил улыбчивый Филя, – о которой вам пока неизвестно. Но если вы со временем узнаете, то тоже будете смеяться.

Смех вспыхнул с новой силой, а Ева ничего не поняла и немного даже обиделась. Но эта ее обида прошла незамеченной.

– А как вел себя Баранов? – спросил Турецкий. – Он, кстати, был?

– Ага, – кивнул Филя, – и глаз не сводил с нашей дамы. Кабы разрешили, так бы и слопал вместе с траурными одеждами. Видать, большой ценитель! А наша красавица млела...

– И ничего я не млела! – вспыхнула Ева. – Я его тоже в первый раз увидела. Мужик как мужик, ну смазливый немного. Некоторым такие нравятся, а мне – нет... Погодите! Так это же его вы подозреваете в убийстве Давки? – воскликнула вдруг, озаренная догадкой.

– Вот именно, – ответил Турецкий.

– Какой же он негодяй! – протянула Ева. – А так смотрел...

– Значит, все-таки смотрел? – утвердительно спросил Грязнов. – А ты и таяла, нет?

– Таяла, таяла, – сказал, обернувшись, Сережа. – Я даже зафиксировать успел – просто так, на память. Сейчас все увидите. А еще они все ругались. И обзывали кошмарными выражениями женщину, которая их же и угощала. Вот свиньи! – Чем вызвал улыбки.

И все с интересом посмотрели на Еву, но она, словно замкнулась, нахмурилась, что давалось ей, между прочим, с трудом – лоб не хотел принимать морщин и оставался чистым и ясным, как белый день. Похоже, что никогда еще настоящие, подлинные заботы не тревожили эту женщину. Ну и дай ей бог, как говорится...

Тут Сережа сказал, что у него все готово, и все повернулись к экрану монитора. Одна за другой пошли цветные фотографии уже прошедшего траурного мероприятия. Их смотрели, но особо не задерживались даже для того, чтобы обсудить ту или иную ситуацию. Снимки были рабочие, а не для выставки, поэтому на композицию тоже никто не обращал внимания. Смотрели в молчании.

Ева поглядывала с интересом лишь на те из них, на которых присутствовала сама – и то с целью оценить себя теперь со стороны. Кажется, ей некоторые из них очень нравились. Она даже дернулась было остановить Сережу и что-то у него спросить, но он и без слов понял, ответил, что напечатает любые, на которые она укажет, и подарит их ей просто на память. Ева успокоилась и стала смотреть спокойней.

Несколько раз объектив камеры брал группки сосредоточенных лиц, никак не вязавшихся по своему настроению с общим настроем присутствующих на поминках. Сугубо деловые, жесткие лица. Никаких эмоций. Взгляды неприветливые и недвусмысленные. Братва в новом исполнении.

– Вот их отпечатай побольше, понадобятся, – походя заметил Грязнов.

– Бу сделано! – отметил Сережа.

И вот подошли к финалу.

Конечно, следовало бы сначала посмотреть видеозапись, которую «ребятки» заберут из ресторана поздней ночью, когда разойдутся все посетители, а останется лишь один Эмин Ротару. Надо было бы и текст послушать. Но даже беглых фотографий хватило на то, чтобы все могли увидеть, как вдруг озверели просто строгие, каменные лица. А вот и Филя, хладнокровно направивший пистолет прямо в лоб очумевшему от животного страха Вахтангу, глаза которого выпучились до такой степени, что едва не выпали из орбит. Страшный, между прочим, был снимок. Народ, увидевший его, притих.

Еве и самой стало очень неуютно. Там, в ресторане, все это показалось ей пусть и неприятной, но все же игрой, чем-то выдуманным, нарочным, а здесь она увидела вдруг, что все абсолютно всерьез. Она даже тихонько ойкнула, и все посмотрели на нее. А Галя даже с осуждением.

– Ну и что, – разрядил гнетущую тишину Турецкий, – стрелял бы?

– А то! – хмыкнул Филя, но никто не отреагировал. – Ну превышение при исполнении. Опять же явное нападение. Ручки-то видели? Там у двоих-троих стволы при себе были, мы с Колей учли и это обстоятельство. Отнимать не стали, но запомнили. А этому, – он небрежно кивнул на очумевшего Вахтанга, – я, буквально за минуту до этого кадра, пожал руку. И он оценил, я думаю. Поэтому стрелять бы не пришлось. Сережа, верни-ка на пару снимков назад!

• Предыдущая
• 42/70
• Следующая