Наследник чародея. Школяр. Книга первая (СИ) - Рюмин Сергей - Страница 2

Все молчали. Только маг Жизни, чему-то улыбаясь, отхлебывал вино из кубка.

— По последнему велению Императора я скастовал и запустил Конструкт Звездного Притяжения, — не поднимая глаз, сообщил Архонт. — Использовал весь запас скопленной магической силы Академии. Мы уйдем достойно…

Никто не возразил. Два дня назад кочевники подогнали к центральным воротам города фургон, доверху груженый головами жителей города — детей, женщин, стариков, пытавшихся уйти караваном к побережью с месяц назад с расчетом найти корабль и переправиться на другой материк. Кочевники не пощадили никого.

Впрочем, и сама идея была изначально неосуществимо гиблой — еще никому не удалось пересечь океан, в избытке населенный чудовищными ящерами и гигантскими акулами.

Но повозка с отрубленными головами… После этого даже самые отчаянные сторонники переговоров с кочевниками заткнулись.

— Думаешь, сработает заклинание? — развязно, благо кубок с вином был далеко не первым, поинтересовался курьер, сидевший наособицу. — При штурме столицы я видел, что шаманы легко гасили заклинания.

— Магическая конструкция активирована, — ответил Архонт. — У меня получилось. Малая луна сошла с орбиты, и её теперь не остановить никакому шаману! Через полтора, может, два часа она рухнет на планету. Мы погибнем вместе со всем миром. Орда будет уничтожена.

Курьер встряхнул ярко желтой копной волос, отличительным признаком магов Жизни, отсалютовав Архонту поднятым кубком.

Архонт не ошибся. Через полтора часа земля дрогнула. Порыв шквального ветра угрожающе ударил в стены крепости. Камни, скрепленные магией, выдержали. Следующая ударная волна легко, как спички, смяла и сломала немногочисленные деревья. Кочевники — и люди, и звери — кто под порывами ветра повалился на землю, кто взлетел в воздух. Кого-то распластало о древние стены крепости.

Земля снова содрогнулась, на этот раз намного сильнее, пошла трещинами.

За стенами города старый шаман, привстав на колени, поднял руку ко лбу, заслоняя глаза от пыли, и проговорил:

— Пророчество сбылось!

Глава 1

На больничной кровати. Больница скорой медицинской помощи. Детское хирургическое отделение

Я очнулся от боли, заполнившей, казалось, весь организм — от макушки до кончиков пальцев на руках и ногах. Ломило, корчило и при этом чесалось всё тело: голова, руки, ребра, ноги. Хотя, нет. Ноги не болели. Их я не чуял совсем. Я попытался открыть глаза и не смог. Не получилось. Ослеп? Меня охватила жуткая паника. Сделал еще одну попытку открыть глаза. И опять не получилось. Веки не открывались. Я попытался пошевелиться головой — чуть-чуть, как в детстве, шевелил ушами, двигая кожей на голове. Оказалось, что всю голову от затылка до глаз шлемом-каской стягивала плотная повязка. Захотелось её потрогать, поправить — голова под повязкой тоже жутко чесалась. Правую руку не получилось даже поднять: в сгиб локтя больно укололо иглой, пришлось сразу отказаться от этой попытки.

«Капельница!» — догадался я. Пошевелил левой рукой, чуть-чуть пальцами, почувствовал ткань поверх тела. Простыня? И жуткая жажда. Во рту всё пересохло.

— Пить! — попросил я. Из горла вырвался один лишь неразборчивый хрип.

— Ого! Очнулся! — раздался рядом звонкий женский голос. — Доктор! Больной Ковалёв очнулся!

Кто-то взял моё левое запястье, не приподнимая руку, чуть нажал мягкими прохладными пальцами.

— Да пора бы! — сказал кто-то рядом мужским голосом. — После операции уж неделя прошла. А он всё лежит. Так, пульс стабильный, ровный. Наполнение хорошее.

— Больно, — прохрипел я. — И пить дайте.

— Сейчас, сейчас! — отозвался на этот раз женский голос. Да, плохо, когда без глаз-то. Кто поднес к губам что-то узкое, похожее на носик чайника.

— Пей!

Я присосался. Вода, обычная, простая вода, но такая вкусная, наполнила рот, скользнула в горло. Я сделал несколько глотков, поперхнулся, закашлялся.

— Тише, мальчик, тише!

Я сделал еще пару глотков.

— Спасибо! — вот и голос окреп. И вдруг я испугался. Я вспомнил. Вспомнил!

Maman, уходя на работу, оставила записку сходить в магазин, купить сметаны, молока и хлеба. Идти надо было с утра — молочку с утра привозили в 8.00. До 12.00 её практически разбирали всю. Я решил ехать на велосипеде — и быстрее, и веселей. В принципе, по поселку ехать особо-то и недалеко, с полкилометра, не больше. Повернул к магазину, во двор. Вдруг сзади меня что-то сильно ударило в спину, швырнуло вперед. Я перелетел через руль, приложился головой, кажется, об бордюр… и всё… Дальше только боль и темнота.

— А глаза? Глаза целы? — спросил я.

— Целы, целы! — меня успокоил мужской голос. — Повязка у тебя на голове. Сегодня или завтра её снимем, всё будет нормально.

— Голова болит, сил нет, — пожаловался я. — И ребра тоже. И руки… И всё чешется…

— Татьяна! — скомандовал мужчина. — Сделайте юноше укол: димедрол, анальгин, папаверин!

— Хорошо, Сергей Николаевич! — отозвалась девушка. Минут через пять с меня сдернули простыню — повеяло прохладой. Меня повернули на бок. Кажется, укололи. Через минуты две боль отступила. И я опять провалился в темноту.

На этот раз я проснулся от жуткого желания немедленно сходить в туалет.

— Эй, кто-нибудь!

Глаза опять открыть не получилось — повязка. Есть кто-то рядом, нет — не определить.

— Чего тебе? — спросил рядом звонкий детский голосок.

— Позови кого-нибудь, пожалуйста, — попросил я. — Медсестру или нянечку. Мне в туалет надо!

— Сейчас позову! — следом раздались шлепки босых ног по полу. Хлопнула дверь. В коридоре этот же детский голосок закричал:

— Тётя Валя! Мой сосед в туалет просится. Который всё время спит и ходить не может!

— Иду, иду! — ответил старческий неприятный скрипучий голос. — Уж и потерпеть не может. Насрет под себя, морду говном измажу.

— Атас! — подхватил кто-то громко в коридоре. — Баба-Яга идёт!

Хлопнула дверь. Чьи-то цепкие руки больно ухватили меня за плечо и бок, бесцеремонно повернули. Под задницу подпихнули холодную железную посудину. Оказалось, что я в постели лежал без трусов в одной футболке. Потом так же резко уложили обратно на спину.

— Ссы давай! — визгливо скомандовала старушенция. — Или сри! Что ты там надумал сотворить?

Я попытался присесть, сгибая ноги в коленях. Не получилось. Зато раздался очередной вопль бабки:

— Да не ёрзай ты! Опрокинешь судно, всю постелю себе изгваздаешь! Мой потом тебя! Делать мне больше нечего!

Ну, в туалет кое-как мне сходить удалось. И «по-большому», и «по-маленькому». Уходя, бабка проворчала:

— Ишь ты! А доктора-то говорили, парализовало его, позвоночник поломало. Мол, ноги теперь на всю жизнь отнялись. А сам-то ишь, как ножками сучит!

Тут я вдруг осознал, что у меня: во-первых, исчезла трубка из носа, во-вторых, в вене на сгибе локтя не торчала капельница, и, самое главное, у меня ничего не болело. Ничего — ни руки, ни голова, ни бока! И, наконец, я осознал, что жутко хочу есть. И не просто есть, а жрать. Жрать! Организм требовал пищи и, желательно, много. Да так, что кишки с желудком винтом крутило, выворачивая наизнанку.

— Пацаны, — сказал я в никуда. — А тут вообще кормить будут, нет? Есть охота, сил нет!

— Завтрак уже был, — ответил мальчишеский голос. — А твою кашу и хлеб с маслом Баба-Яга утащила. Вон, только чай и остался. Ты ж без сознания лежал. Или спал.

— Баба-Яга — это санитарка здесь что ли? — поинтересовался я.

— Ага. Нянечка. Злющая. И всё ворует. Мне вон родители пряники принесли. Так она их упёрла. Не положено, мол, говорит. 20 копеек в тумбочку положил. Думал, потом булочку в буфете купить. Опять кто-то спёр. Точно, она! Больше некому.

— Ну, дай тогда хоть чай, — попросил я. Мне в руки сунули стакан. Я сделал глоток. М-да. В чае сахаром совсем не пахло. Видимо, Баба-Яга и сладкое любит. Мне в руки ткнули что-то колючее. Хлеб!