Чужое знание (СИ) - Васильев Владимир Николаевич - Страница 28

Демон? Ифрит?

Это не был Иной в сумеречном облике. Скорее, это обитатель изначального Сумрака - хотя на чем зиждилась внезапная уверенность, Швед вряд ли смог бы объяснить.

"Ты... пришел... без зова..."

Слова возникали в сознании сами, но принадлежать могли только зловещей фигуре на входе - это Швед чувствовал безошибочно.

Судорожно сглотнув он попытался собраться с мыслями и частично это даже удалось - можно было даже сказать, что он не испытывал всепожирающего страха, хотя по идее должен был. Возможно потому, что плохо представлял истинное положение дел. В самом деле: кто или что перед ним сейчас по ту сторону хлипкого мостика? Зачем оно здесь и как собирается поступить? Зачем здесь сам Швед и, главное, что в итоге сделают с ним самим - последний вопрос был, разумеется, самым животрепещущим.

Почему-то вспомнилась пережитая несколько лет назад ситуация, никак не связанная с миром Иных. Во время яхтенного марафона на этапе Поти - Одесса в центральной части Черного моря у яхты, на которой Швед шел старпомом, прилегла мачта. Не сломалась, нет, просто каким-то образом отдался шплинт фор-штага - стального троса, который тянулся с носа яхты к верхушке мачты. Собственно, мачту в вертикальном положении удерживают специальные снасти-тросы: фор-штаг со стороны носа, ахтер-штаг со стороны кормы (их бывает и больше одного, но на небольших посудинах обычно один), а с боков мачта удерживается вантами. Потеряв поддержку со стороны носа, мачта просто аккуратно прилегла в корму, разломав на несколько частей металлический стакан, в которой фиксировалось ее основание. Прилегла мачта к огромному счастью аккурат по продольной оси, между вахтенными - тем, кто рулил, и вторым, сидящим на подхвате. Не случись так, могло бы и пришибить.

Швед в тот момент спал внутри, в кубрике. Выскочив наружу по капитанскому воплю: "Полундра, аврал!", он потом не раз вспоминал первые минуты после происшествия. Страха тогда тоже практически не было, хотя ситуация вполне тянула на очень серьезную - степень опасности еще только предстояло выяснить. Шведа переполнял не страх - хотя естественная тревога за себя, за команду, да и за яхту тоже, ясное дело, присутствовала. Но главное, что запомнил в себе Швед - это решимость, спокойная и холодная, без следов паники. Решимость как можно быстрее оценить ситуацию и сделать все, дабы устранить опасность и последствия поломки в целом. Ребята, как признались многие потом, задергались, хотя не особенно показали это. Выскочив из кубрика в кокпит, все, в том числе и Швед, выразили готовность исполнить любую команду капитана. Мачта к тому моменту уже намочила оба паруса и погрузилась. С яхтой ее связывали только ослабевшие ахтер-штаг, ванты, а также веревочный такелаж. Капитан на адреналине сначала крикнул резать фалы и шкоты, но яхта вроде бы не думала тонуть - просто бестолково качалась на волне. Справедливо решили, что резать всегда успеется, после чего мачту попытались вытащить из воды за торчащую сразу за кормой нижнюю часть.

Так в итоге и случилось - вытащили, но речь не об этом: в самый опасный момент ни Швед, ни остальная команда не высказали страха, только готовность к борьбе и работе. Нечто подобное Швед ощущал и сейчас, на втором слое Сумрака перед силами, чью мощь и цели плохо представлял.

Есть люди, которые в моменты опасности психуют и паникуют. А есть те, кто становится только спокойнее. Швед, как показали несколько случаев из прошлого, был ближе ко вторым.

"Я могу задать вопросы, на которые ты ответишь, но это долго и муторно. Поэтому протяни руку вперед!" - слова возникали в сознании одно за другим и складывались в понятия. Порождение Сумрака, неясная фигура на входе в абсолютный мрак, извергло из себя продолговатое облачко-щупальце, похожее на ложноножку гигантской амебы, и ладонь Шведа погрузилась в него почти по локоть.

Секундой позже в сознании взорвалась сверхновая звезда - ослепительно и беззвучно.

*** *** ***

В себя Швед пришел во дворе. Он сидел на поросшем травой асфальте, привалившись спиной к серому автомобилю с палыми сливами на крыше и капоте, а прямо перед ним висели на бельевых веревках простыни, наволочки и пододеяльники. Еще дальше как ни в чем не бывало заслонял пол-неба дом номер шестнадцать по улице Годлевского. Швед сидел как раз напротив места, где в сумраке располагался тайный подъезд. Оттого, что сидел, двухэтажный дом казался выше, чем обычно. Мир вообще выглядит необычно, если смотришь на него с достаточно низкой точки. Именно поэтому в детстве все кажется большим - и люди, и деревья, и строения.

Было тихо, насколько может быть тихо летним днем во дворе старого дома. Еще чуть левее Шведа у столба, к которому крепилась одна сторона бельевых веревок, сидела трехцветная кошка и глядела на Шведа, пристально, невозмутимо и отстраненно.

Швед, кряхтя, кое-как встал на ноги - ноги успели затечь и едва чувствовались. Около херсонской машины, с другой ее стороны поджидали двое.

- Дмитрий Шведов, Иной, Темный. Мы пришли за тобой.

Это были Инквизиторы из свиты Дункеля - рослые и здоровые.

Если идея отбиваться от Светлых, которые с твоей точки зрения неправы, идея просто плохая, то отбиваться от Инквизиторов - смертельная.

Швед никогда не ощущал себя смертником. Не ощутил и сейчас.

Когда его под конвоем выводили со двора, он глянул направо, на место, где совсем недавно парковалась Лариса Наримановна. И сейчас там стояла машина, только другая, не вызывающе-красный кабриолет, а затрапезный серо-зеленый седан "Daewoo".

Но Инквизиторы повели Шведа в другую сторону. В машину его посадили в лучших шпионских традициях - на заднее сидение посредине, а двое сопровождающих подперли справа и слева. Куда его собирались доставить - Швед даже предположить не мог.

Можно понять его удивление, когда в итоге приехали в тот самый ресторан без вывески, в котором он не так давно пересекался с князем Юсуповым-самым младшим. Хотя, если разобраться, удивительного в том было совсем немного.

На этот раз его отвели не в большой зал, а в отдельный кабинет, где дожидался, разумеется, Дункель-Совиная Голова. Инквизитор, которому до всего было дело.

Шведа усадили за стол, на угловой диванчик, откуда выбраться - целая история. Для полноты картины конвоирам следовало сесть по бокам, но они делать этого не стали. Замерли чуть позади и поодаль.

- Ну, здравствуй, пострел, который опять везде поспел. Как самочувствие? - поинтересовался Дункель.

- Бывало и получше, - честно признал Швед. - Но жить намереваюсь.

- Ух ты, - Дункель даже усмехнулся. - Намереваешься, значит? Раньше ты был более скромным и менее самонадеянным. Или уверовал в собственные силы?

- Я хорошо представляю себе уровень собственных сил, - ответил Швед уклончиво, так, чтобы толковать ответ можно было двояко.

- Тогда становится очевидным: лучше тебе не кочевряжиться, а отвечать. Всю правду, как есть. Для начала: что ты делал в схроне?

- Беседовал со стражем, - сообщил Швед честно. - Любопытнейшее... существо. Или не существо - даже не знаю как его правильно обозвать.

Швед при этом покосился на маячащих за плечами долдонов-конвоиров. Сначала на одного, потом на другого.

- Скажите, а Завулон знает, что меня умыкнула Инквизиция?

Вопреки ожиданиям Дункель не стал раздражаться, и на вопрос ответил, правда чисто по-одесски:

- А почему это тебя интересует?

- Всякий маленький Иной уповает на шефа. Что еще остается маленьким Иным?

- Разве ты служишь в Дневном Дозоре Москвы?

- Вы прекрасно знаете, что нет.

- Тогда с какой стати ты считаешь Завулона своим шефом?

- С той стати, что так решил Завулон, а маленьким Иным... ну, вы поняли.

Дункель поморщился:

- То хвалишься, то прибедняешься... Держись уже какой-нибудь одной линии, а то смотреть на тебя тошно.

Очень хотелось ответить: "Тошно - так и не смотрите!", но это прозвучало бы чересчур дерзко, практически по-хамски. Дункель, конечно, поговорить любит, но это по-прежнему один из самых сильных магов средневековой Европы, и со времен средневековья он стал только сильнее. Никакого везения не хватит, чтобы уклониться от его гнева. К тому же, он облечен еще и формальными административными правами. Тут и с рядовыми-то Инквизиторами не больно поспоришь, что же говорить о высокопоставленных?