Лучший иронический детектив - Белова Марина - Страница 1

В это утро я подругу не узнала. В туристическое агентство, которое мы с ней открыли несколько лет назад, она пришла вовремя! Во-вре-мя! Обычно она опаздывает к открытию минимум на час. А как она выглядела?! Вы бы видели! Волосы — в разные стороны. Юбка помята. Помада не в тон лаку на ногтях. Сумочка почему-то летняя, тогда как за окном промозглый ноябрь.

— Потом-потом, — пробормотала Алина, опережая все мои вопросы.

Она села за свой рабочий стол и замерла, вернее, застыла каменным изваянием.

Я была в шоке, сидела и исподтишка наблюдала за ней, боясь ненароком обидеть ее косым взглядом. Если она такая с наружи, то, что у нее творится внутри?

— У тебя все в порядке? — осмелилась я спросить, после часового молчания, вовремя которого Алина смотрела исключительно в одну точку перед собой, нервно покусывая при этом губы.

— Мой муж взбесился, — удрученно произнесла она.

В ее глазах застыло столько ужаса, что я не на шутку испугалась и за нее, и за ее мужа, Вадима, человека, надо сказать, вообще-то тихого и уравновешенного.

Он у нее профессор, микробиолог. Практически сутками пропадает в своей лаборатории. Его голова занята исключительно научной работой. Он даже в отпуске не умеет расслабляться, все строчит что-то в своем блокноте или печатает на ноутбуке.

«Как он мог взбеситься? Не представляю. Неужели заразу от мышей подхватил? — первое, что пришло мне в голову. — Он же экспериментирует со всякой дрянью. Мышам чуму прививает, а потом от нее же их лечит. Возможно, искал новое лекарство от бешенства и для чистоты эксперимента заразился сам. В истории медицины такие случаи уже были. С Вадима станет, он такой, одержимый научными открытиями. Человечество хочет спасти, здоровья для благой цели не пожалеет. А вдруг правда?

А о семье он подумал? О сыне, которому еще учить и учиться? О жене? Вон как она переживает!».

— Господи, — всплеснула я руками. — А ты врачей вызывала?

— Врачей? — Алина как-то странно на меня посмотрела. — Зачем врачей?

«Заболела, — подумала я. — От него заразилась».

Я инстинктивно отпрянула от подруги. Рука сама потянулась к ультрафиолетовой лампе, которую мы держим в кабинете и включаем в период эпидемии гриппа.

— Как зачем? Надо же что-то делать, — залепетала я, опасаясь, что бешенством можно заразиться и воздушно-капельным путем. Не мог же Вадим ее укусить! Значит, только через воздух. — Уколы, таблетки. Ты ведь не дашь умереть Вадиму?

— Умереть? — Алина нахмурилась. Она явно не понимала, о чем я. — Это мне теперь кранты! Ему-то ничего, а мне хоть петлю на шею, — с надрывом сказала она.

Первым моим желанием было броситься ей на шею, успокоить, утешить, но я пересилила себя и осталась сидеть на своем рабочем месте, только лампу развернула так, чтобы ее ультрафиолетовый свет покрывал меня с ног до головы. Я боялась заболеть. Ведь если я заражусь от Алины, то жизнь моих близких — Олега и Ани — тоже под угрозой.

— Слушай, а ты хорошо себя чувствуешь? — спросила Алина, втягивая носом специфический запах, идущий от ультрафиолетовой лампы. — Не боишься сгореть?

Я давно ощущала легкое покалывание на коже, но выключать лампу не торопилась — лучше получить ожег, чем умереть от бешенства.

«А вдруг я уже больна? — меня словно ошпарило этой мыслью. — Ведь болезнь проявляется не сразу. Должен пройти какой-то инкубационный период от момента заражения до первых проявлений. Почему она спросила?»

— Почему ты спросила? — озвучила я свою мысль.

— У тебя правая щека свекольного цвета. Марина, не экономь на себе денег. Хочешь загореть, сходи в солярий. Или давай мотнем куда-нибудь к морю? — воодушевленно воскликнула Алина. — Потому как здесь жизни мне нет. Представляешь, Вадим мне сегодня сказал, что я в кулинарии полная бездарность? Пятнадцать лет ему на завтрак жарю яичницу, и пятнадцать лет он ее молча ел, а сегодня у него вдруг голос прорезался. Яичница, видите ли, подгорела! И что с того? Она у меня пятнадцать лет горит. Ел же! И ничего, — повторила она.

Я с облегчением вздохнула и выключила лампу.

— А потом он спросил, что у нас будет на ужин. Никогда ведь не спрашивал. Что дашь, то и ест. Как теперь жить, не знаю. И мужа терять не хочется, но и жизни с таким привередой не мыслю. Но это не все! — предупредила меня Алина. — Заглянул Вадим в холодильник. «У нас кроме пельменей и вареников ничего в морозилке нет?» — спрашивает. А чего спрашивать? И так видно, что нет. «Мяса хочется». Я пожимаю плечами, мол, мало ли чего хочется. Мясо старит. Он смотрит на меня с осуждением и выдает: «Да, в кулинарии ты полная бездарность. У меня от твоих пельменей заворот кишок скоро будет». Марина, но ведь до сих пор не случился этот заворот кишок! Мясо ему подавай. Допустим, я его куплю. И что мне с ним дальше делать? Испорчу ведь! Или мне все бросить и на кулинарные курсы записаться? Нет, точно он взбесился, переработался, шарики за ролики зашли. Я считала, что мне так с мужем повезло, а он… он не оправдал моих надежд и ожиданий. Вот он конец семейного счастья! — Алина пустила слезу.

— Неужели Вадим скандал учинил? — спросила я, полагая, что одним высказыванием дело не ограничилось. Уж больно Алина была не в себе.

— А это, по-твоему, не скандал? Я до сих пор под впечатлением. Как он мог такое сказать? Я молча развернулась и вышла с кухни. Через пять минут меня в квартире не было. Хорошо, что Санька не видел, как его отец распоясался. Каково ему было бы смотреть, как его мать обижают.

— Подожди-подожди, значит, дальше того, что он обозвал тебя бездарностью в кулинарии, дело не пошло?

Алина надула губы и процедила сквозь зубы:

— Нет.

— Уф-ф, — выдохнула я. — Ну и напугала ты меня. Из-за тебя, дуры, у меня теперь щека облезет, — не сдержалась я, потирая обожженную на щеке кожу. — Знаешь, что, милая, коль не вышла замуж за миллионера, научись готовить хоть несколько приличных блюд. Когда-то же ты готовила и вполне сносно!

— Время тогда было жутчайшее!

— Полуфабрикатов приличных не было? — с ехидцей спросила я.

— Да, а на ресторан денег не хватало. Вот и приходилось готовить. Картошечка, селедочка, огурчики мамины соленые. Отбивные с рынка по праздникам… — У Алины просветлело лицо. Она окунулась в воспоминания пятнадцатилетней давности, когда после развала СССР магазины отнюдь не радовали разнообразием продуктов. — Да не хочу я у плиты стоять! — очнулась, словно от наваждения, Алина. — И картошку с селедкой не хочу есть! Соленое вообще вредно. А в картошке миллион калорий! — бухтела она, упершись взглядом в стол. Некоторое время она молчала, потом подняла на меня глаза и заискивающе спросила: — Может, это у него пройдет? Как ты думаешь?

— Если будешь чередовать яичницу с омлетом, а пельмени с котлетами, пройдет обязательно.

В дверь постучали.

— Алена, входи, — сказала я нашей секретарше.

— Марина Владимировна, можно вас пригласить в зал. Тут одна клиентка … Настя Ольшанская, — девушка перешла на шепот.

— Кто такая Ольшанская? — так же шепотом спросила я.

Фамилия определенно была мне знакома, но кто такая эта Ольшанская, я, убей бог, вспомнить не могла. Алина мои мысли полностью переключила на себя.

— Ресторанный критик на первом региональном телевизионном канале, — еще тише ответила Алена.

— Вот! — оживилась Алина. — Вот что мне нужно! Ходишь за телевизионные деньги по ресторанам, семью кормишь и получаешь от всего этого громадное удовольствие — и от работы, и от жратвы! Брошу все к чертовой матери и пойду в критики. А как я критикую, никто критиковать не умеет.

«Хвастать никто так не умеет, как ты», — мысленно парировала я ей.

— Она просит отправить ее в Испанию, — продолжила Алена. — Индивидуальный тур ее не устраивает, потому что дорого, а туристические группы в ближайшее время, как на грех, не предвидятся. Может, вы ей это объясните?