Я больше тебе не враг (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 20

— Э, нет, — ухмыляюсь, — чтобы платить алименты надо сначала получить подтверждение, что ребенок от меня.

— Он твой, Алена так сказала.

Эх, не хотел изначально этим заниматься, но пора взрывать к чертовой бабушке эту стену слепой веры.

— Ты знаешь, где этот ребенок?

Она хмурится:

— Ваньку забрали. Семья хорошая, молодая, заботятся о нем, — потом видит выражение моего лица и жестко произносит, — Не лезь к ним!

— О, как заговорила, — усмехаюсь, — а я вот думаю, что пришло время познакомиться со своим «отпрыском».

Я уверен, что этот мальчишка не от меня. Просто чувствую сердцем, и теперь собираюсь это доказать этим двум стервам. Посмотрим, что они тогда скажут в оправдание святой подружки.

— Я не скажу, где он.

— Хорошо. Не говори. Мои люди нашли Таську и тебя из норы выманили. Найти усыновленного ребенка для них вообще не проблема, — я сразу, не откладывая в долгий ящик, отправляю сообщение Стефу, и откладываю телефон в сторону, — готово.

Теперь дело за малым – дождаться результатов.

***

— Что теперь? — спрашивает Алекса, и впервые с момента ее появления в моем офисе, я слышу в ее голосе что-то отдаленно напоминающее волнение.

— А что теперь?

— Я ответила на вопросы. Когда ты отпустишь Таисию?

— Я разве говорил, что собираюсь ее отпускать? Что-то не припомню.

— Отпусти ее Кирсанов. Меня на цепь посади, а ее отпусти!

— А на хрен ты мне сдалась? Тебя я найду куда пристроить, а насчет бывшей жены у меня большии-и-е планы.

Она мне так много задолжала, что расплачиваться будет до конца дней.

— Максим…

— Никак не решу, что с ней делать. Сдать ментам, или не ментам. Каким-нибудь отморозкам, которые из нее всю душу вытрясут, по кругу пустят. Как думаешь, справедливая плата за содеянное?

Мне все-таки удается пробить ее броню.

Алексе похер на то, что я сделаю с ней самой, но она меняется в лице, когда я в подробностях, смакуя жуткие детали, фантазирую о том, что сделаю с ее подругой.

— Оставь ее в покое, — шипит сквозь зубы, — ей и так хреново!

— Бедняга. А ведь я даже еще не начинал.

— Кирсанов! Не тронь ее. Иначе…

— Иначе что?

Она замолкает, прекрасно понимая, что у нее нет ресурсов, что что-то противопоставить мне и моим возможностям. Она просто девка, выросшая в приюте. Просто наивная курица, решавшая поучаствовать в большой игре.

— Ее нельзя трогать.

— Это почему? У святой Таисии неприкосновенность? Нет. Я могу с ней сделать все, что захочу. А тебя заставлю смотреть. Ты ведь этого больше всего боишься? Не боли, не тюрьмы, не смерти, а того, что с твоей подругой что-то случится?

В точку.

Ирония судьбы. В прошлый раз я искал рычаги, чтобы надавить, чтобы заставить ее заткнуться и не причинить боль Таське, некрасивой правдой об измене. А оказывается, причинить боль – это единственное, чего боялась сама Змея.

Алекса щелкает зубами, упрямо поджимает губы. Смотрит на меня по волчьи, а потом, будто собравшись духом произносит:

— Она беременная.

Мне показалось, да?

Будто острым серпом по яйцам полоснуло:

— Надо же. Не успела развестись, а уже хахаля нашла, — стараюсь, чтобы голос звучал максимально равнодушно.

Мне насрать! Мне так сильно насрать, что готов взорвать весь этот гребаный мир к чертям собачьим.

— Никого она не нашла, — глухо отзывается Алекса, — не до поисков было.

— Благотворительность много сил отнимала?

Змеиный глаза угрюмо наблюдают за мной, а градус моего бешенства подскакивает до невообразимых высот:

— Мой, да? — почти рычу. Задаю этот вопрос, хотя и так знаю ответ.

Мой!

Твою мать…

Алекса коротко кивает, и я знаю, что не врет. Уверен в этом на сто процентов, как и в том, что тот, другой ребенок, неведомый Влад, рожденный Аленой, не имеет ко мне никакого отношения.

— Значит все это она провернула, будучи беременной? — я сам не узнаю свой голос, насколько надломлено он звучит.

— Нет. Узнала через пару дней после развода. У нее истерика была…

— Плевать мне на ее истерики, — подрываюсь со своего места и отхожу к окну. Меня сейчас так рванет, что кишки по стенам разлетятся.

Гребаный звездец!

— Ей плохо, Кирсанов! — Алекса тоже поднимается, — Можешь не верить мне, но ей плохо! Не смей делать еще хуже!

В два шага оказываюсь рядом и сжимаю пальцы на тонкой шее. Мне ничего не стоит ее сломать. Свернуть, как надоедливому цыплёнку.

— Ты смеешь ставить мне условия?

Алекса бледнеет. Хватает воздух ртом и цепляется холодными пальцами за мое запястье. Ногти короткие, но острые, впиваются в кожу. Но боли я не чувствую, только ненависть.

Отталкиваю ее от себя, резко разжав пальцы, а Алекса отшатывается, едва не упав на пол. В последний момент ей удается ухватиться за спинку стула.

Кашляет, хрипит, но не боится.

Единственное, что пугает эту бездушную куклу, это возможность того, что я могу навредить ее подруге:

— Не мучай ее. Не надо. Она и так наказана. И так потеряла…

— И что же она потеряла? Кормушку? Цель своей никчемной жизни?

Алекса морщится и сипло произносит:

— Тебя.

— Что ты там бормочешь?

— Тебя, Кирсанов! Она потеряла тебя! — выплевывает, глядя мне в глаза, — думаешь ей все это легко далось? Думаешь, она не жалела?

— Заткнись, — грубо обрываю этот бред, — закрой свой рот и больше никогда на эту тему не вякай. Я до сих пор не раздавил ее, только потому что воспитание не позволяет. Но если вы решили затеять новый виток игры и снова сделать из меня лоха, я за себя не отвечаю.

Она замолкает, горько поджав обветренные губы, а я пытаюсь справиться с желанием убивать.

К счастью, появляется Стеф. Как всегда сдержанный, серьезный и внимательный. Уверен, от его взгляда не укрылась ни моя перекошенная физиономия, ни то, как Алекса держатся за покрасневшее горло. Вскидывает брови, но ничего по этому поводу не говорит, только спрашивает:

— Забираю?

— Забирай, — нервно дергаю галстук, — уведи ее… от греха подальше.

Стеф подходит к Алексе и жестко берет ее под руку.

— Попробуешь сбежать или доставить проблемы – накажу не тебя, а ее. Поняла?

Рыжая равнодушно кивает и стряхивает с себя руку Степана:

— Не пенься, здоровяк. Сама пойду, — и первая направляется к выходу. Когда распахивает дверь, я напрягаюсь, ожидая очередного представления, но вместо этого она оборачивается и спокойно произносит, — До свидания, Максим Владимирович. Рада была повидаться.

Проходит мимо ничего не подозревающей помощницы

Стеф прикладывает к уху кулак с оттопыренными большим и мизинцем, ставя перед фактом, что позвонит. Я киваю, и он уходит следом за Змеей.

А я остаюсь наедине с адским крошевом, в которое превратилась моя жизнь.

Беременна, значит…

— Что же ты, дура, натворила, — сиплю, зарываясь ладонями в волосы.

Горечь становится просто невыносимой. Ведь все могло быть совершенно иначе.

Глава 10

Кирсанова снова нет дома. Дома…можно подумать это слово применимо к моей тюрьме.

Он не приходит ни вечером, ни под утро. Я уверена, что ему просто противно смотреть на мою физиономию, а скорее всего тошнит от того, что сорвался.

Секс между нами не был похож на секс двух любящих людей. Больше нет. Он походил на отчаянную схватку, на попытку наказать и одновременно хоть мельком ухватить то, что мы потеряли.

Горько, влажно, пошло, до острой разрядки. Которая была скорее болезненной, чем приятной.

Как только он ушел – меня скрутило. Я сидела на полу, прижав колени к себе и не могла встать, настолько больно внутри было. Не в физическом смысле. Конечно нет — тело еще содрогалось от сладких отголосков оргазма. Было больно в груди, там, где душа. Вот кто бился в агонии, захлебываясь отчаянием и беспомощностью. Душа…

Я сама бросила ее в пекло, решив, что ради мести можно пожертвовать такой малостью. Подумаешь, за ребрами ломит. Поболит немного и перестанет.