Боярская стража (СИ) - Котов Алексей - Страница 38

Зверев замолк на полуслове, потому что оружие в моей руке практически прекратило ярко светиться, сдержанный отблеск остался только непосредственно у накопителей и золотого травления.

— Вы уже тренировали постановку барьера?

— Нет, я сейчас просто напрягся, как будто в планке стою.

— Прелестно. Обычно на достижение подобного результата обычному аколиту требуется от месяца.

— Я немного необычный.

— Заметно, заметно. Сейчас у вас на особые патроны идет минимальная подача энергии. Сохраняя подобный уровень, когда дам команду, выстрелите в… ну, в меня хотя бы, — поднялся Зверев с места. Отойдя в угол, он выставил перед собой сотканную из гексагонов сияющую оранжевую полусферу — как Арина однажды, только у нее она зеленая была.

— Вы не опасаетесь, что…

— Стреляйте.

Спорить я не стал, выстрелил, сохраняя напряжение во всем теле. Отдачу почувствовал, по ушам в помещении стегануло прилично. Но это был естественный грохот, не тот, что я слышал, когда накопители всю силу выдавали.

В месте попадания пули на щите Зверева появилась огненная паутинка, но не более.

— Еще. Весь магазин, до конца, — раздался словно отовсюду негромкий, но усиленный эхом голос Зверева.

В магазине у меня оставалось еще шесть особых патронов, которые я один за другим сейчас и выпустил. Попадал практически в одну точку, огненная паутинка расползалась все шире, но щит даже не прогнулся.

— Пустой, — закончив, продемонстрировал я Звереву отведенный назад затвор.

— Поздравляю, вы только что с отличием сдали экзамен по внутреннему контролю для первого года обучения, — убирая щит, кивнул мне граф, задумчиво прикусив губу. — Задача экзамена состоит в том, чтобы выпустить пять пуль, сохраняя концентрацию.

— Вы не опасались, что я могу сорваться и выдать всю мощность?

— Некоторый риск был, но он стоил того.

Некоторый? Похоже, кто-то здесь ни слишком ценит свою жизнь и здоровье.

— Ах, вы про это, — махнул рукой Зверев, поняв мой взгляд. — Отсекая поток энергии барьером, каждый ваш выстрел имеет мощность менее одного Больцмана, по вашему нижнему пределу это сущий мизер. Полностью открывшись, вы выдаете уже крайне серьезный результат — десять-двенадцать Больцманов за выстрел. Мой щит уверенно держит полусотню. Некоторая опасность в случае потери вами контроля была для предметов интерьера, но мне давно хочется сделать перестановку. Теперь пойдемте, я познакомлю вас с вашими новыми инструкторами. Тренировки начинать необходимо как можно скорее, до начала отборочного тура у нас осталось не так много времени.

Сначала мы отправились на конюшню, в манеж, где я удивил и Зверева, и самого себя. В прошлом был неплохим наездником, не более. И то, смотря на какой уровень равняться, конкур — самая слабая моя дисциплина в бытность пятиборцем. Реципиент же судя по всему наездником был великолепным, а мне вместе с телом передалось его умение.

«Он держится в седле как бог, я просто не вижу, чем смогу помочь. Сам бы взял несколько уроков, но этому не учат, у него просто талант», — предельно просто доложил офицер-инструктор Звереву. Вот так количество моих наставников сократилось на одного.

Я было успокоился по поводу умения держаться в седле, но как оказалось, зря.

— Это все очень хорошо, — на выходе сказал мне красный боярин, заметно удовлетворенный по итогам посещения манежа. — Плохо, что демонические кони раньше середины августа к нам не приедут, мы теряем время. Впрочем, будет повод сосредоточиться на других дисциплинах.

Когда Зверев повел меня к офицеру-инструктору по фехтованию, я как-то спокойно отнесся к этому делу. Поверил в себя. Причины были — знал, что в Русской императорской армии к началу XXвека с фехтованием было не очень, в войсках учили только базовому уровню «коли-руби-отход». Специализированные залы с инструкторами, всего два, были только в Москве и Варшаве. Тем неожиданней сейчас было увидеть огромное помещение и экипировку, которая — со скидкой на время, сделала бы честь и столичному заведению.

В пустом зале встретил нас молчаливый инструктор. Был он, как и я, в простой полевой солдатской форме без знаков различий. Сухое, будто выдубленное смуглое лицо — покрытое хаотичной сеткой шрамов, радужка глаз едва подсвечена оранжевым отсветом. Казах скорее всего — похож на моего приятеля из прошлой жизни, только старше на несколько десятков лет.

Внимательно, но при этом совершенно не цепляющим ни за что взглядом, глядя как будто сквозь, инструктор меня осмотрел. После, не говоря ни слова, бросил мне затупленную тренировочную саблю. Необычную — в основании клинка, у самой гарды, круглое отверстие для камня-накопителя. Пока пустое.

Теперь понятно все. Боярская стража — вот ответ, почему в этом мире боевое фехтование, несмотря на распространение огнестрельного оружия, получило второе дыхание. Похоже, кроме применения личных способностей и использования огнестрела боярам и в ближний бой вступать приходится. Уверен в этом, потому что никто просто так средства на такую материальную базу здесь, на окраине империи, выделять не будет.

Зверев, кстати, уже ушел и с инструктором мы остались наедине — как раз сейчас он закрыл дверь зала на замок. Боится, что сбегу?

Основания для этого, кстати, как оказалось были. Недавно в манеже я рассчитывал получить от своих навыков и тела реципиента результат «так себе», а оказалось — что в седле я самый настоящий молодой полубог. Здесь, учитывая прежние свои навыки и подиумы-медали — пусть привычная мне спортивная сабля и отличается от кавалерийской, я все же рассчитывал на результат выше среднего. Тем более, что у реципиента в фехтовании тоже был опыт, со слов Зверева.

Тем тяжелее оказалось признать самому себе, что я в полном дерьме. Чувство было сродни тому, что я испытал в детстве, впервые ступив на дорожку. Тот самый момент, когда понимаешь, что фехтование — это совсем не картинно-красивые удары сабля о саблю, а удары, нацеленные непосредственно в тебя. Сильные, мощные, злые — и когда в тебя попадают, это больно.

Сколько лет прошло, но это забытое чувство удивленной беспомощности я ощутил впервые за долгие годы. Так же ярко, как и в далеком детстве, когда на первой тренировке за показанный нрав и самоуверенность был профилактически отлуплен спортсменом-разрядником. Характер у меня уже тогда был не сахар, да и до сих пор умение понравиться людям при первой встрече в число моих талантов не входит, Белоглазова подтвердит. Тренер же тогда, давая установку отработать со мной пожестче полагал, что после такого я просто не вернусь. Сам мне потом об этом рассказывал, уже после первого моего подиума.

Через час, неоднократно вываленный на пыльном полу и безо всяких сантиментов методично избитый тяжелым тупым клинком, получив короткое напутствие — единственные несколько слов, что сказал инструктор, я вышел из спортивного зала. До кабинета Зверева дошел с трудом. Надеюсь, Арина вернется вечером и приведет меня в порядок — к другому целителю мне ходить нельзя, а ходить все же хочется нормально, а не как сейчас покряхтывая от боли.

— Как Чингизхан? — поинтересовался Зверев, оглядывая меня со скрытым удовлетворением. Похоже, чего-то подобного он и ожидал, а ушел перед началом занятий из-за деликатности, чтобы не быть свидетелем моего позора. Для этого же, думаю, и зал полностью закрыли.

— Это прозвище?

— Ваши умения инспектировал его высокопревосходительство Жандан Санжарович Чингизхан, генерал от инфантерии в отставке. Мы с ним давно знакомы, и когда он переехал в Скобелев из Крыма два года назад, генерал принял мое приглашение скрасить досуг на должности инструктора гимнастическо-фехтовального отделения факультета «Игнис».

— Понял. Все плохо.

— Насколько плохо?

— Я его смог достать всего лишь пару раз, все остальное время был занят тем, что ловил удары разными частями тела.

Выражение лица Зверева неуловимо поменялось.

— Знаете… — заговорил он задумчиво после долгой паузы. — Если бы я услышал подобное где-нибудь в Петербурге, в салоне или в клубе, не задумываясь сразу же обвинил бы вас во лжи. Так что генерал сказал напутствием?