Страшный зверь - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/56
- Следующая
Договорились, что Филипп не будет подходить к Турецкому, а ключи от машины ему передаст Валя уже на кладбище, после чего Филя вообще уйдет подальше от могилы и будет оставаться лишь на связи с Николаем. А, может, ему стоит надеть даже и робу могильщика, на них обычно никто не обращает внимания.
Сказал Турецкий и о своих подозрениях, что в машину его сторожившие у дома Молчановых, наверняка успели вставить «жучка». Поэтому и ездить приходится молча, даже по телефону не поговорить. Между прочим, и квартира Молчановых была напичкана спецтехникой, правда, весьма низкого качества. Такую в Москве, на Митинском рынке, всяким «лохам» всучивают: мол, слышно – и ладно. А как слышно, никого не колышет. Из чего напрашивается вывод, что с техникой у господина Краева определенная «напряженка». Возможно, в здешних условиях другая им и не нужна, так зачем же большие деньги зря тратить? Логично.
Николай пообещал утром найти возможность проверить машину, ну, и «распорядиться» соответствующим образом. Короче говоря, за этот «участок» Филипп мог не беспокоиться, и пусть пока он тайно осуществляет охрану матери с дочерью. А на кладбище сыщики поменяются ролями.
Разработав таким образом необходимую диспозицию на завтрашний день, они по одному покинули ресторан, а вслед за ними отправилась в свой номер и Валентина, скромно прикрыв на всякий случай широким шарфом свою, не к месту, да и не ко времени расцветшую красоту.
Турецкий, заплатив за ужин, уходил последним. Он знал, что «ребята» подстрахуют Валю при необходимости, и потому сам внимательно следил за публикой в холле – немногими из тех, кто предпочитал эту тихую гостиничку, либо вкусный и не слишком дорогой ресторан при ней. Но никого подозрительного ни здесь, ни в холле он не обнаружил. Вполне возможно, что их временно оставили в покое. Или нечаянно потеряли из виду, но ненадолго, в этом можно было не сомневаться. Саша по себе знал.
Войдя в номер и закрыв его на ключ, который по въевшейся привычке оставил в скважине, он обнаружил, что Валя была готова решительно ко всему, но только не возвращаться, как договорились, к себе домой. Это обстоятельство не то чтобы как-то разочаровало его, но все-таки насторожило. Ведь не исключено, что Валина утренняя эйфория теперь может оказаться слишком уж заметной посторонним, ну, матери, в первую очередь, да еще, не дай бог, на кладбище... Вот ведь как неловко получится!
Нет, не смог он всерьез противостоять ее козырному аргументу, который сам же перед ней, кстати, и обозначил: разрешается сладко целоваться, но не более. А что там – более, и что – менее, кто определит, в конечном счете? Это уже – личная инициатива каждого. Вот так, и даже не думай сопротивляться, Сашенька! Хорошо, как ты сказал, и начнем с поцелуев, женщина только об этом и мечтает всю жизнь...
Лежавшая в кровати, Валя резко обернулась к нему и уставилась большими в полутьме, глубокими глазами. Они некоторое время смотрели друг на друга в упор. Потом она поднялась и села, медленно спустив свои роскошные ноги с кровати. Откинула простыню, и сомнения Александра на этом ее жесте закончились. Полностью обнаженная, будто уверенная в магическом действии своего тела, она пошла к нему, а он, не спуская с нее остановившегося взгляда, стал торопливо раздеваться. Потом они легли рядом, и Валя прижалась к нему горячим животом и почему-то ледяными ногами. Но уже через мгновение она решительно просунула под его голову гибкую, требовательную руку и, глубоко вздохнув, с отчаянным стоном впилась в его губы своими, источавшими сладковатый, ароматный привкус...
Кажется, мужчины все же немного перестарались, помогая красивой женщине освободиться от мрачных мыслей и скверного настроения. Она, конечно, ожила, посчитав, вероятно, что никакими слезами горю действительно не поможешь, значит, незачем и ставить перед собой невыполнимые задачи. Однако каким же прекрасным оказалось вдруг стремительное продолжение слишком затянувшегося поцелуя!.. Наверное, они оба уже слишком долго и нерешительно приближались к этой цели, потому что времени на размышления – так это или не так, хорошо или плохо? – они себе не оставили. Кинулись друг в друга с такой страстью, словно только и жили до сих пор сплошным ожиданием...
Пропал Турецкий...
Знал ведь заранее, что сопротивление бесполезно. И сам не желал сопротивляться. Да и как тут будешь, если, не отдавая себе отчета, он рванулся навстречу этой желанной женщине с потрясающей фигурой валькирии и «критической массой» нерастраченных эмоций? Уже не помня себя, сграбастал ее обеими руками, отдаленно услышал, как она снова призывно застонала, отчаянно забилась, и только тогда почувствовал, с какой медленной, томительной мощью, изогнулось под ним ее раскаленное, сильное тело...
Пропал, одним словом. Потерял себя, утонул, растворился, расплавился в желанной женщине...
Где-то около двенадцати, когда Саша и Валя, так и не разжав объятий, меньше всего думали о своих преследователях, в номере раздался телефонный звонок. Турецкий с недоумением посмотрел на аппарат, потом на расслабленную женщину, глаза которой в полутьме прикрытого салфеткой ночного светильника, светились «божественным» внутренним огнем, и поднял трубку. Он услышал торопливый и задыхающийся, словно от быстрого бега, страстный шепот Елизаветы Семеновны.
Первая мысль была такой: она с ума сошла от вспыхнувшего в недобрый час желания. Но скороговорка не совсем разборчивых слов, произносимых с придыханием, заставили Александра Борисовича напрячься.
– Владимир Афанасьевич, – почти рыдала от переполнявшей ее любви к постояльцу и от страха за его драгоценную жизнь хозяйка гостиницы, – приходили двое, проверяли списки проживающих в моей гостинице. Документы у них были из милиции. Но никто, кроме вас, их почему-то не заинтересовал. Они уже хотели стучаться к вам, но я заявила протест, указала на время посещения... Это противозаконно, пусть предъявят ордер на обыск. Ведь так у меня все постояльцы разбегутся! Я ни слова не сказала, с кем вы, Володя, а им пригрозила, что немедленно позвоню дежурному по городу, я знаю его телефон. А потом захотела еще вызвать и свою охрану. И они ушли, почему-то ругаясь. А может, это не милиция, а бандиты?! – пронзительным шепотом «высказала» она догадку.
– Спасибо, дорогая моя! – с чувством произнес Турецкий. – Не знаю, как вас благодарить! Поверьте, я не забуду оказанной вами услуги, поистине драгоценной для меня! До завтра, дорогая! – тоже с придыханием воскликнул он, и Валя посмотрела на него с откровенным изумлением:
– Это кто у тебя дорогая?!
«О-о, первые сцены ревности!». Но Александр, призвав все свое актерское мастерство, в комических красках описал свой разговор с хозяйкой при вселении в гостиницу. Дождался, когда Валя рассмеялась, и тут же стал серьезным:
– Валюша, милая моя, это очень неприятный симптом. То, что они нашли меня, – в порядке вещей. Мы об этом сегодня уже говорили. Но я совсем не хочу, чтобы при моих контактах с ними присутствовала ты – даже в качестве невольной свидетельницы. Это очень опасно. Поэтому рано утром, когда нормальные люди еще спят, я тебя отвезу домой, где ты и доспишь, – он с юмором посмотрел в ее глаза, – потерянное ночью время. Позвоним маме и предупредим. И в машине, запомни сразу, ни слова! Не исключаю, что они поставили в ней «прослушку», мы говорили с ребятами, если ты помнишь. А Коля просто физически не мог проверить ее...
– Ничего страшного, помолчим, если надо. Главное, что ты – со мной рядом...
– Слушай, а ведь у нас с тобой осталось не так уж и много времени, – с досадой сказал он, поглядев на часы, чтобы узнать, сколько времени до рассвета. – А мы ведем себя, словно ненормальные, оголодавшие дети, дорвавшиеся, наконец, до запретных сладостей!..
– Тогда не теряй его, – резонно укорила она. А потом, немного позже, добавила уже рваным, стонущим шепотом: – Я знаю, что веду себя неприлично, наверное, даже отвратительно, Саша... так нельзя, конечно, и завтра жуткий день... но иначе я просто не могу... я умру, я не выдержу, родной мой... я ужасно боюсь покойников... прости меня, пойми...
- Предыдущая
- 32/56
- Следующая
