Иногда Карлсоны возвращаются - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/56
• Следующая

Войдя к себе в кабинет, Меркулов первым делом включил компьютер. Рядом с ним на столе лежал новый диск.

– Так я и думал, – пропел себе под нос Костя, глядя, как на экране возникает картинка Windows. – Сейчас мы посмо-отрим, что-о у нас тут тако-ое... Присаживайся, не стой как засватанный, – кивнул он Антону, который топтался у него за спиной. – Увидишь, что нам тут компьютерщики соорудили.

На экране возникла черно-белая картинка: высокий забор, видимый под углом... Антон узнал видеозапись с камеры слежения, установленной над воротами аэродрома. Вот мимо ворот прошел человек в бейсболке – худой, невысокий, неприметный... Вот следующая картинка: тот же человек стоит и курит чуть поодаль.

– Вот молодцы, постарались, – одобрил компьютерщиков Костя.

Изображение рывком приблизилось, стало крупнее в несколько раз. На экране возникла компьютерная модель лица. Меркулов и Плетнев придвинулись вплотную, едва не стукнувшись головами.

– Да это же...

– Жора-Технарь!

Две реплики прозвучали одновременно. И с одинаковым чувством.

– Глазам не верю! – оправясь от первого удивления, высказался Меркулов. – Чтобы Жора-Технарь так по-глупому засветился?! За день до падения самолета, у главного входа, под самой камерой?!

– Точно, он, – признал Плетнев. – Мне Турецкий показывал досье на него.

– Досье на него полно, а судимости – ни одной, – проявил осведомленность Меркулов. – Ни разу не попался...

– Он специализируется по катастрофам, да?

– Автокатастрофы, вертолеты, самолеты, – кивнул Меркулов. – Иногда взрывы бытового газа. Улик – никогда, никаких.

– А откуда его срисовали?

– Свидетель Жору опознал... лет пять назад. Точно, по фотографии, без ошибок.

– И Жора снова сумел уйти?

– Хуже, – вздохнул Меркулов. – Свидетель в своей машине сгорел. По экспертизе – все безупречно – неисправность проводки... У каждого прокурора, Антош, как у каждого врача – свое кладбище...

Антон сердито закашлялся, чтобы скрыть свои чувства. Это дело напоминало ему капусту или луковицу: снимаешь один, другой, третий слой, думая, что вот-вот доберешься до сердцевины, но за каждым слоем возникает новый. Все улики против Паши рассыпались в прах: выяснилось, что он не ответствен за взрыв самолета. Как только с Пашей разобрались, на горизонте возникает Жора – специалист по авариям техники. Как-то очень демонстративно возникает... Новая, прекрасная версия. Но, наученный предыдущим горьким опытом, Антон почему-то не слишком верил и в нее. Боялся поверить. В этом деле слишком много подозреваемых. Слишком много. Точно весь свет ополчился на рекламиста Кирилла Легейдо. А в итоге...

В итоге, пессимистически подозревал Антон, дело окажется не капустой, а луковицей. У капусты возможно добраться до кочерыжки. А что внутри у луковицы? Одна пустота!

«Истина где-то рядом», – припомнил он эпиграф к фантастическому сериалу, который шел по телевидению несколько лет назад. Точнее, знатоки английского сказали Антону, этот эпиграф можно переводить по-разному. Можно еще перевести как: «Истина где-то там». А можно: «Истина не здесь». Хотелось бы ему в конце концов разгадать, где же истина в деле Кирилла Легейдо! Может быть, истина совсем рядом, а глаза Антона смотрят прямо на нее – и не в состоянии разглядеть: настолько она не вписывается в привычные рамки!

Когда Ольга Легейдо попросила о новой встрече, Турецкий холодно и расчетливо подумал: «Приближается финал игры». Еще недавно его реакция на предложение этой красотки встретиться вызвала бы у него другую, гораздо более эмоциональную реакцию. Честно признаться, вдова гендиректора рекламного агентства была неотразимо привлекательна: стройная фигура, длинные белокурые волосы, разделенные на прямой пробор, великолепная грудь, безупречная молочно-белая кожа, лицо тоскующего ангела... Привлекательность сладкой блондинки увеличивалась ее беспомощностью: из-за смерти мужа Ольга в буквальном смысле выплакала глаза – вследствие постоянного плача потеряла две пары контактных линз. А с ее высокой близорукостью так трудно ориентироваться в окружающем мире! Александр Борисович – ну что вы, зовите меня просто Саша! – охотно вызвался послужить передаточным звеном или, лучше сказать, амортизатором между Ольгой и жестоким миром. Окружить ее заботой. Сводить в ресторан, когда она, удрученная горем, полностью утратила аппетит. Оказывать мелкие, но необходимые в ее положении услуги, ухаживать за ней, как за слепой – самой трогательной и сексуальной слепой на свете. Ольга не осталась равнодушной к его ухаживаниям. Ничего удивительного: всем известно, что любой женщине перед Турецким трудно устоять!

Тем не менее как бы ни бушевали в Турецком мужские гормоны, они никогда не затмевали разума. А разум бывшего следователя генпрокуратуры продолжал свою подспудную работу все то время, что Александр Борисович обихаживал Ольгу.

Во-первых, разум задался вопросом: на самом ли деле Ольга Легейдо так близорука, как прикидывается? Действительно ли ей нужны контактные линзы? Если человек говорит, что потерял ну, как минимум две пары линз из-за того, что приходилось часто их вынимать, – значит, обращается он с ними не очень умело и начал их носить недавно. Следовательно, неизбежен дискомфорт при ношении. Особенно если речь идет о высокой близорукости. Однако после того как Ольга, по ее словам, вставила себе новые линзы, ее голубые глаза остались столь же ясными, как во времена ее вынужденной слепоты. Никакого частого помаргивания, никаких красных прожилок на белках, которые появляются даже у людей, соблюдающих все правила обращения со средствами контактной коррекции.

Во-вторых, как бы ни была удручена Ольга смертью мужа, которую с самого начала считала убийством, она уделяла несообразно большое внимание уликам, способным помочь в изобличении убийцы. Слишком часто – и не всегда умело – она переводила разговор на то, было ли обнаружено что-то подозрительное на аэродроме; зафиксировали кого-то или нет камеры слежения... Создавалось впечатление, что вдова каким-то образом причастна к гибели мужа и пытается выяснить: не осталось ли на месте преступления каких-то мелочей, которые могут ее выдать.

И когда Турецкий сопоставил и осмыслил эти несообразности – все. Как отрезало. Сыщик возобладал в Саше над бабником. С этих пор его не пленяли прелести вдовы. Он, безусловно, не отказался от встречи с Ольгой, но лишь для того, чтобы выяснить: что она скрывает? Больше ни для чего! В конце концов, надо подумать и об Ирине: он ведь твердо обещал супруге завязать с изменами!

Если все обстояло именно так, почему он не признался жене? Почему морочил ей голову экологом, почему повел себя как мальчишка, пойманный на месте преступления, когда Ирина Генриховна попыталась уличить его во лжи? Проблема заключалась в том, что между супругами Турецкими накопилось слишком много взаимного недоверия. Сколько лет длилась эта игра: муж бегает по бабам – жена старается его изобличить... Саша боялся, что если он признается: «Да, я подозреваю, что Кирилла Легейдо могла прикончить его супружница, поэтому втираюсь к ней в доверие, изображая, будто влюблен», – Ирина проницательно сощурится, сожмет губы... Она подумает, что ей все ясно! И даже если ей ничего не ясно, она уверена, что видит своего Сашу насквозь, как на рентгене. Великий психолог, тоже мне! Нет уж, лучше промолчать. Если она такая специалистка по психологии, в том числе и мужской, пусть сама догадается.

Но Александр Борисович и вправду не собирается нарушать супружеский долг! Доказательством чистоты его намерений может служить то, что он назначил Ольге встречу не у нее дома, где неоднократно успел побывать за время расследования, а в агентстве «Глория». Уж здесь точно – никакого интима...

Ольга вплыла в кабинет, где сидел Турецкий, точно белое облачко: белые туфли на высоких каблуках, белый кружевной костюм, нитка жемчуга вокруг шеи, модная ажурная шапочка из переплетенных нитей с нанизанным белым бисером, сверкающая, словно обсахаренная. Просвечивающие юбка и блузка откровенно намекали, что белье под ними – тоже белое и весьма пикантное... До чего же хороша, хоть и лгунья! Соблазнительна, как ванильное мороженое в жару... Надо же, вдова, а в белом. А собственно, чему удивляться: во время посещения ресторана «Фазан», когда и недели не прошло после гибели Легейдо, платье на Ольге было, помнится, темно-бордовое, но никак не черное. Обязательный год траура – это несовременно.

• Предыдущая
• 31/56
• Следующая