Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 1

Царь Александр возвращался в город-порт Ростов немного расстроенным. Обстановка в Керчи его не порадовала. Керчь жила, но была обложена войсками сыновей хана Давлет Гирея: Мехмедом и Адилем. Русские войска не смогли возвести хоть какие-то укрепления вокруг всего города и не смогли закрепиться на перешейке полуострова. По сути, войска, пока Александр отсутствовал, занимались грабежами ближайших окрестностей и так разозлили крымчан, что сначала против русских возмутились простые крестьяне, а потом подошли и регулярные войска Гиреев.

Античная крепость Митридат, которую царь приказал разобрать на камни, продолжала стоять в «первозданно разрушенном виде». Русские только и смогли, что установить баррикады между домов, но то, ради чего была взята Керчь, а именно — обеспечение действия торгового пути, не «работало». Дорога на косу, соединявшую Керченский полуостров с материком, была перекрыта крымчаками.

По сути, можно было оставлять Керчь и, скорее всего, так и случится, так как крымчаки уже устанавливали на возвышенностях орудийные батареи и изредка постреливали по городу, до понтонной переправы не доставая.

С другой стороны, Александр и не предполагал, что ему удастся удержать Керчь без полномасштабной войны с Давлет Гиреем, который, кстати сказать, выжил, чему сильно поспособствовал сам Александр, воспользовавшись своим даром ментального путешествия в пространстве и возможностью наполнять людей своей живительной силой.

Если кто-то спросил бы, зачем он это сделал, Александр с уверенностью бы ответил, что лучше иметь врага, которого ты уже знаешь, чем двух, которых ты не знаешь. А Давлет Гирея Санька выучил, как себя самого, и понял, отчего у него к России такая ненависть. Ведь Давлет «кушать не мог», как ненавидел русских царей.

Давлет считал, что он, как приемник Великой Орды, по праву должен владеть всей землёй от восточного моря до западного. И то, что сам он сейчас подчиняется османскому султану Сулейману — своему двоюродному, кстати сказать, брату — и является его ставленником, его не смущало. Наоборот! Давлет считал, что и у него есть право стать султаном Восточной Византийской Империи, когда-то покорённой его предком Чингизом.

Давлет был не просто возмущён, тем, что русский князь захватил Казань и Астрахань, посадив в них своих наместников, но и тем, что тот не выполняет установку орды — не ставить стен. Сначала русские объясняли установку стен в городах набегами ногаев и других «диких» степных племён, формально подчинявшихся Крымскому хану. Потом совсем перестали давать объяснения и стали, как доносили ему, строить каменные стены. В Москве, например, каменная стена, возведённая из «жидкого камня», позволила выстоять городу в осаде войск мятежных бояр, да ещё и под ударами пушек, — больше года.

Давлета бесило и то, что его попытка взять только что построенную крепость в городе Тула, закончилась полным разгромом. Он сам был ранен разрывом снаряда, прилетевшим со стены крепости и взорвавшимся над его шатром. На такое расстояние «нормальные» пушки стрелять были не способны, однако русские пушки стреляли.

Как Давлет Гирей выжил, сказать ему никто не мог. У него самого было ощущение, что он всё же умер, но потом как-то возродился. Самое противное, что он помнил, как лежал без памяти, а у него в голове поселился некто, наполнявший его тело живительной силой. И самое неприятное, для Давлета, что этим «некто», по всем ощущениям, был царь Александр. Это, конечно же, был бред и Давлет понимал, что этого не может быть, но помнил и то, что про нового русского царя рассказывали всякие сказочные небылицы.

Особенно Давлета поразили истории, рассказанные теми, кто присутствовал в Тамани, когда царь Александр, говорил о наступающих на мир тёмных силах. И ещё бекташи, которых Александр пытался уговорить встать на его сторону, рассказали много чего интересного. И о том, что говорил царь, и то, что видели, или почувствовали сами.

По словам дервишей, Александр был настолько просвещённым, что светлее его ауры, было только солнце. И это тоже злило Давлета.

Он, хоть и не умер от ран, но болел тяжко. Раны в груди были глубокими, но, к удивлению лекарей, не загноились и зажили довольно быстро. Однако дышалось Давлету тяжело, он постоянно кашлял и не мог долго находиться в седле. Когда хан смог вникать в дела, оказалось, что пролив, закрывавший русским выход в открытое море, а значит и путь к Босфору, был открыт, а он ничего сделать не может. Все его корабли были потоплены или захвачены (что ещё хуже), торговые суда, идущие из Истамбула, перенаправляются на Тамань или в новую русскую крепость Ростов. Полуостров оказался в фактической осаде. Самое страшное, что и военные корабли султана Сулеймана даже не пытались блокаду прорвать.

Крымскому хану оставалось идти через пустынные безводные солончаковые степи на русский Ростов пешими отрядами. Но там ведь был не только Ростов. Русские поставили крепость Таганрог, Танаис и восстановили Азов. Разведчики докладывали, что и выше по течению реки Дон установлены городки, где проживают служилые люди, полностью вооружённые и готовые прийти на помощь своим городам. Давлет Гирей не знал, что делать и решил остановился на попытках выдавить русских из Керчи, отдав руководство военными действиями сыновьям.

Единственное, что, как казалось Давлету, он сделал правильно, это сразу, как очнулся, отправил гонцов к Польскому королю и к Литовскому князю. Он просил их помочь справиться с русским царём. Однако прошло уже шесть месяцев, а ни его посланников, ни каких иных посольств в Бахчисарай не пришло.

Зато жизнь города Ростова царя Александра порадовала. Город-порт разросся, особенно его береговая инфраструктура. Помимо причалов были возведены крытые склады для зерна, изделий из пеньки, пиломатериалов, площадки для леса-кругляка. Все эти, и не только, товары отправлялись на экспорт.Завозили морем в основном товары из Испании: оливковое масло, вина, фрукты, кожу и, прежде всего, шерсть-сырец, а также металлы. Картофель, не смотря на запрос Ростовских купцов, испанцы пока не привозили, хотя в Испании он уже был. Это Александр знал точно.

Парусник царя поднялся по правому судоходному рукаву Днепра и Александр увидел свой дворец, собранный из пяти деревянных срубов. Центральный сруб поднимался выше четырёх угловых на один уровень.

Он не был дома больше трёх месяцев и, к собственному удивлению, чувствовал, что соскучился по жене, которую он, в принципе взял в жёны не по любви, а по расчёту. Александру были нужны войска Темрюка Илдаровича для войны с крымским ханом и османами. Сын, с которым у него была налажена постоянная ментальная связь, Александра немного «пугал». В свои шесть месяцев он уже с удовольствием ползал на четвереньках и был вполне разумен. Санька боялся, что и в новорожденного сына могла вселиться какая-нибудь заблудшая душа взрослого «попаданца», с уже сформировавшимся характером и привычками, с которыми придётся просто смириться.

Пугало то, что ментальная связь с сыном не позволяла Александру погружаться в него, как в других людей. По каким-то причинам внутренний мир сына был для отца закрыт. Как с некоторых пор стали закрыты ментальные матрицы его европейских «партнёров».

Аза услышала радостные крики за окнами и, выглянув в окно, увидела на реке знакомый корабельный силуэт и необычные паруса шхуны, корабля, собираемого в это время только на русских верфях. Громыхнул залп корабельного салюта. Ему повторил пушечный залп крепости. Затрубили горны, забили барабаны, зазвонил колокольный перезвон.

— Ну вот, твой папка приехал! — сказала Аза с тревогой в голосе.

Сын посмотрел на мать, и подполз к её ногам.

— Не смогу я тебя поднять, малыш, — сказала с виноватой улыбкой Аза.

За три месяца «малыш» потяжелел на пять килограмм и покрупнел на двадцать сантиметров. Поднять-то мать его, не смотря на хрупкость конституции тела, наверное бы смогла, но удержать на руках почти метрового «младенца» было бы весьма проблематично. А на ноги ставить сына Аза не решалась. Вроде, как рано ещё. На улицу «малыша» относила одна из воительниц, по двое охранявших её и сына круглосуточно. Кикиморка была нежитью сильной даже на вид и справлялась с переноской сына-богатыря относительно легко.