Самый лучший коммунист. Том 2 - Смолин Павел - Страница 9

– Я – Бандера! – заорал Андрей. – Ненавижу москалей, вы украли у нас историю и оккупировали Украину!

– Почему бы тебе не рассказать про это Советским гражданам Юго-Западного округа? – спросил я.

– Потому что КГБ меня убьет, как убило моего отца! – проявил он чистоту понимания.

– Поэтому ты сжигаешь флаг, прячась за спинами полицаев? – спросил я. – Такая у тебя боротьба?

– Коммунизм – главное зло на планете! – взревел он. – И мы победим! Наше дело – правое!

– Давай так, Андрюха, – хохотнул я. – После Олимпиады задержимся в Мюнхене на денек, я попрошу организовать нам бой один на один без ограничений по времени и правил. Схлестнемся?

– Больно надо о коммунистическую свинью руки марать! – парировал он.

– Так ты же ссыкло! – заржал я. – Я за свои идеалы своей кровью плачу, а ты за свои только визгом! Кто после этого свинья?

– Друзья, не обращайте внимания на этого провокатора! – обратился бандеровский отпрыск к соратникам.

– Не обращайте, – подтвердил я. – Продолжайте отрабатывать ЦРУшные гроши, шавки.

Обернувшись к спортсменам, я выключил мегафон и расстроенно вздохнул:

– Не хочет раз на раз выходить.

– Нафиг тебе труп на совести? – хохотнул Иван Ярыгин, хлопнув меня лапищей по плечу.

– Этот кусок говна в Киеве и минуты не проживет, – презрительно фыркнул легкоатлет Валерий Борзов, уроженец Украины.

На этом мы сочли неожиданный ивент исчерпанным и разошлись – впереди открытие Олимпиады и первый день соревнований, товарищам спортсменам нужно настроиться, а мне – написать заметочку для «Комсомолки» о бандеровских недобитках.

Большую часть открывающего Олимпиаду шоу я проспал в тишине и уюте вип-ложи. Открыв глаза, когда Олимпийский огонь уже вовсю полыхал, я оторвал голову от Сониного плеча и потер лицо:

– Извини.

Улыбнувшись, «курортный роман» шепнула:

– Почти как в Кисловодске!

Воспоминания хорошие, но это – всего лишь воспоминания. Сегодня у Михаила Сергеевича свободный вечер, и он поведет Соню в ресторан на территории Деревни – ухаживать. Ну а мне в следующий раз лучше подремать на плече сидящего справа Громыко, чтобы избежать кривотолков. Андрей Андреевич, несмотря на то, что спал не дольше меня, выглядит как огурчик, что-то тихонько обсуждая с Густавом Вальтером Хайнеманом – президентом ФРГ, выходцем из Социал-демократической партии Германии. Президент западным немцам нужен в основном для представительских функций, и Густав едва ли вообще знает о случившемся прошлой ночью – вон Вилли сидит, время от времени бросая на херра Хайнемана нервные взгляды. Боится – канцлера в должности утверждает президент, а, раз «утверждает», значит и снять может.

Громыко очень незаметно пихнул мою ногу носком ботинка. Сигнал считан, товарищ Министр иностранных дел!

– Господин Хайнеман, простите, что проспал вашу речь, – подключился я к беседе. – Уверен, она была блестящей.

Вилли занервничал в два раза сильнее. Да не боись, мы же договорились. Нет, президенту доложат – он ведь должен заявление нациста подписать – но начальству плохие новости приносят в удобные моменты не только у нас, это как бы общемировая практика, так что пока херр Хайнеман прибывает в блаженном неведении.

– Боюсь, вы переоцениваете мои ораторские умения, господин Ткачев, – с улыбкой поскромничал Густав.

Вот он, в отличие от Вилли, национализму противостоял хоть и тщетно, но изнутри Германии, реально рискуя жизнью – вплоть до укрывания и подкармливания спрятавшихся евреев. Личные симпатии, впрочем, никакой роли не играют – мало быть хорошим человеком, нужно быть коммунистом!

– Я стараюсь слушать как можно больше всяческих речей лидеров государств, – поделился я одним из способов убивать время. – И извлекать из них полезные уроки.

– Это очень хорошая черта для секретаря ЦК ВЛКСМ, – одобрил президент. – Но позволю себе заметить, что в ораторском искусстве вы превзошли очень многих.

– Ваши слова мне очень приятны, господин Хайнеман, – улыбнулся я. – Просто следую завету великого Ленина – «…во-первых – учиться, во-вторых – учиться и в-третьих – учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мёртвой буквой или модной фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом».

– Позволю себе привести другую цитату, – с улыбкой поддержал беседу Хайнеман. – «…Учиться, учиться и учиться, и вырабатывать из себя сознательных социал-демократов, «рабочую интеллигенцию»». Вам не кажется, что нынешний социально-экономический базис в Советском Союзе больше напоминает социально-демократический, нежели коммунистический?

– Если говорить откровенно, на данном этапе научно-технического и общественного развития человечества коммунизм физически невозможен, – пожал я плечами. – Но это не повод к нему не стремиться. На время этого долгого пути прямая демократия в виде Советов и социалистическая экономическая модель, на мой взгляд, подходят гораздо лучше той версии социал-демократии, что построена у вас: концерны и корпорации получают сверхдоходы, рабочие – подачки, а самое чудовищное в том, что у вас никто не занимается самым главным: воспитанием народных масс в ключе взаимовыручки и коллективизма. Человечество миллионы лет жило, извините, племенами, и склоняющий человека к оппортунизму капитализм суть уродливое, противное человеческой природе нечто. Ну и демократия у вас тут, простите за прямоту, господин Хайнеман, специфическая, в духе «никакой свободы врагам свободы». Одно участие в прокоммунистической акции, и молодой человек, всем сердцем желающий Германии процветания, лишается гражданских прав и возможности зарабатывать на жизнь. А вот нацистские провокации по типу той, что я наблюдал утром – наоборот, не вызывают никаких проблем. Почему так?

– Мы не можем рисковать нашими дипломатическими и экономическими связями с Канадой, – скучающим тоном ответил он. – Как сторонник рационального подхода в государственном управлении, вы должны меня понять.

– Пойму, если по завершении Олимпиады вы согласуете мне про-коммунистический митинг в масштабах ФРГ с гарантиями отсутствия репрессий для участников, – отзеркалил я его тон.

– Организация такого мероприятия потребует усилий и затрат, которые правительство ФРГ не может себе позволить, – слился он.

– На счетах «Фонда Ткачева» скопилось много ваших марок, – не отстал я. – И я охотно потрачу их на организацию мероприятия, которое позволит вашим гражданам наконец-то воспользоваться задекларированными в вашей конституции правами на свободу слова и собраний, не боясь противоречащих конституции репрессий.

– Сергей, давай не будем портить этот замечательный день, ставя господина президента в неприятное положение, – сыграл в «хорошего полицейского» Громыко.

– Я понимаю, Андрей Андреевич, – покивал я. – Капиталистическая часть мира погрязла в лицемерии, и даже такой ярый противник национализма как господин президент вынужден закрывать глаза на тот факт, что капитализм неизбежно приводит к фашизму, и, как следствие, национализму.

– Советские ученые проделали большую работу, чтобы разработать удобный для вас комплекс псевдонаучной терминологии, – заметил херр Хайнеман.

– Капиталистические ученые проделали большую работу для искажения объективных истин, – парировал я. – Капиталистическая пропаганда призвана сводить людей с ума и учить закрывать глаза на материальный мир в угоду тому, что нельзя ощутить данными нам природой органами чувств.

– Сергей, – укоризненно покачал головой Громыко.

– Молчу, – изобразил я запирание губ на замок.

Попробовали и не получилось – что ж, так тоже бывает.

– Корбут Ольга Валентиновна уже заслужила любовь миллионов телезрителей всего мира… – вещал немецкий комментатор.

Пришли посмотреть на женскую гимнастику, сейчас на арене – Оля Корбут, маленькая и худенькая симпатичная девушка с хвостиками. Неудивительно, что после первого же этапа соревнований она «заслужила любовь телезрителей»: молодость, красивая улыбка и неоспоримый талант – страшная комбинация.