Прекрасная маленькая принцесса (ЛП) - Торн Айви - Страница 28

— Отличная первая попытка. — Говорю я негромко, чтобы снять напряжение.

— Я не думала, что мои ноги окажутся такими слабыми, — признается она, и смущение окрашивает ее щеки.

— Лошади могут потребовать от тебя мышц, которые ты обычно не задействуешь. К тому же мы едем уже больше часа. Наверное, я слишком сильно нагрузил тебя для первого раза.

— Нет, мне нравилась каждая минута, — протестует она.

Всегда старается меня успокоить. Я улыбаюсь.

— Если я поставлю тебя, как думаешь, ты сможешь стоять?

Сильвия быстро кивает. И все же я поднимаю ее на ноги, крепко держа за талию, пока не убеждаюсь, что она сможет удержать свой вес.

— Вау, ты не шутил. Такое ощущение, что я весь день простояла на корабле и только сейчас выбралась на сушу.

Мне смешно. Это довольно точное сравнение.

— Не волнуйся. Мы можем сделать перерыв и посидеть в беседке. — Но сначала я перекидываю поводья Неженки через голову и привязываю его рядом с Королем.

Затем я возвращаюсь к Сильвии и, не спрашивая, обхватываю ее за талию, направляя к выкрашенной в мятно-зеленый цвет конструкции.

— Не могу поверить, что у твоей семьи есть столько свободной земли, чтобы наслаждаться ею по своему усмотрению. Как часто ты сюда приезжаешь? — Спрашивает она, когда мы устраиваемся на сиденье.

— Пару недель здесь или там. Когда мой отец был жив, мы приезжали чаще. Теперь я, кажется, приезжаю только тогда, когда моя мать устраивает одну из своих экстравагантных светских вечеринок.

Сильвия понимающе кивает, и у меня почему-то возникает ощущение, что она действительно чувствует скрытую меланхолию, которая живет в этом месте. Деревья здесь для меня почти священны, это мир, по которому мы с отцом ходили вместе.

За последние несколько дней я говорил о своем отце больше, чем за последние годы. Обычно я обхожу эту тему стороной, чтобы избежать неизбежной боли. Но по какой-то причине рассказ Сильвии о нем уменьшил тяжесть моего горя. Не то чтобы я скучал по нему меньше. Но то, что я поделился с ней этой потерей, похоже, ослабило железную хватку на моей груди, о которой я и не подозревал.

— Сильвия?

— Хм? — Она отвлекается от окружающих нас деревьев, чтобы снова посмотреть на меня. От резкого движения водопад ее темных волос рассыпается по плечам.

Мне хочется провести по ним пальцами, ощутить их шелковистую мягкость. Но сейчас не время.

— Мне нужно извиниться перед тобой, — заявляю я, и извиняюсь. — Я ужасно обращался с тобой с тех пор, как приехал в Роузхилл, и мое поведение непростительно.

Пораженное выражение лица Сильвии говорит о том, что она никак не ожидала услышать извинения из моих уст, и это разрывает мне внутренности. Потому что, хотя я подразумеваю каждое слово, она, вероятно, не ошибается. Я бы никогда не стал извиняться, если бы не знал, что это необходимый шаг для достижения моей конечной цели.

Сглотнув горький привкус во рту, я продолжаю свою исповедь.

— Я злился из-за того, что меня заставляют вступить в брак, и решил выместить злость на тебе. Это было неправильно. Теперь я понимаю это и сожалею о своих действиях, которые причинили тебе боль.

Ее губы слегка подрагивают, как бы желая что-то сказать, но ответа не последовало.

— То есть я хочу сказать, что мне очень жаль. Надеюсь, ты сможешь меня простить, — заканчиваю я, заставляя себя сохранять зрительный контакт, хотя из-за чувства вины мне почти невозможно встретиться с ней взглядом.

Облегчение проступает на ее лице, как восход солнца, и теплая улыбка искривляет полные губы.

— Спасибо. Ты не представляешь, как много это для меня значит, — пробормотала она, и в ее голосе прозвучали нотки эмоций.

И, не в силах больше сдерживаться, я нежно провожу тыльной стороной костяшек пальцев по ее скульптурной щеке. Веки Сильвии опускаются, и ее язык высовывается, чтобы смочить губы.

Не успев додумать эту мысль, я наклоняюсь и захватываю ее рот в страстный поцелуй. На этот раз она без колебаний приглашает меня войти. Наклонившись вперед к моей груди, Сильвия раздвигает губы и ласкает мои кончиком языка.

Острая, жгучая потребность бурлит в моих венах. Обхватив ее лицо, я притягиваю ее ближе, углубляя поцелуй. На вкус она как ваниль и мед, а ее тихие, задыхающиеся стоны разжигают мое тело. Наши языки танцуют вместе, исследуя рот друг друга, а затем отстраняются.

И только когда мы целуем друг друга, затаив дыхание, я могу заставить себя отстраниться. Когда Сильвия открывает глаза, ее зрачки расширены, и мое сердце учащенно бьется от осознания того, что я сделал это с ней.

Она издаёт задыхающееся хихиканье, и по её лицу расплывается заразительная улыбка.

— Что? — Спрашиваю я, выгибая губы вверх.

Она качает головой.

— Ничего, просто… мне кажется, что наши родители не могли бы договориться лучше, чем я предполагала.

Я издаю горловой смешок. Я тоже это чувствую. Но меня разрывает на части осознание того, что, хотя мои чувства к Сильвии реальны и растут, я должен выполнить свой долг. Потому что я не могу закончить эти выходные, не лишив ее девственности. И осознание того, что у меня есть скрытый мотив, омрачает мое влечение уродливой нечестностью, которая заставляет меня бороться с отвращением к самому себе.

Впервые я осознаю, что искренне хочу быть с Сильвией. Я жажду близости с ней, хочу, чтобы она стала моей. Но лишение ее девственности только для того, чтобы «испортить ее» для всех остальных, как грубо выразилась моя мать, заставляет меня чувствовать себя дерьмом.

Но это было бы не хуже того, что я уже сделал с Сильвией… и боже, чего бы я только не отдал, чтобы провести ночь с ней в моих объятиях.

СИЛЬВИЯ

— Подожди, ты везде носишь с собой свой альбом по искусству? — Спрашивает Петр.

Его рука обвивает мою спину. Моя голова покоится на его плече, пока мы сидим в маленькой беседке и смотрим на деревья. Мы сидим здесь уже несколько часов, и, как мне кажется, уже близится время обеда. Но разговор продолжает течь так легко, что наша связь, кажется, растет в геометрической прогрессии с тех пор, как он объяснил, почему был таким злым.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Ну, конечно, я не взяла его сюда, в лес. — Хотя это не такая уж плохая идея. В этом месте так много поразительных пейзажей, которые можно попытаться запечатлеть. — Но я привезла его с собой в Нью-Йорк. Он лежит в моем багаже в доме.

— Ты позволишь мне посмотреть на твои работы?

По позвоночнику пробегает нервная дрожь. Я показывала свои работы только семье и в колледже. Открыв свои работы Петру, я обнажусь перед ним так, как не делала этого раньше. И в то же время волнение бурлит в моем животе от осознания того, что он хочет увидеть мои работы.

— Конечно, — соглашаюсь я, поднимая голову и глядя на него.

— Ну что ж, тогда я чувствую себя полностью отдохнувшим. Готова прокатиться до конюшни?

Честно говоря, я не уверена, что готова. Мои ноги словно резиновые, а на сидячих костях синяки от резвой походки моей милой серой кобылы. Но нам нужно возвращаться, и я уверена, что мои проблемы не решатся в ближайший час или около того.

Но я улыбаюсь его энтузиазму, с которым он задал этот вопрос.

— Определенно, — соглашаюсь я.

Тем не менее, делая первые шаги, я немного ковыляю.

Петр хмурится.

— Я и впрямь слишком далеко тебя завел. — Замечает он, его тон окрашен беспокойством.

— Со мной все будет в порядке. Правда. Но у нас ведь нет целого часа на обратную дорогу, правда? — Спрашиваю я более нерешительно. Я не уверена, что смогу просидеть на лошади так долго.

— Нет. Может быть, пятнадцать или двадцать минут, поскольку мы поедем прямо.

Я вздыхаю с облегчением.

— Отлично.

На этот раз, когда я сажусь, Петр дает мне то, что он называет "нога на ногу". Переплетая пальцы, он позволяет мне ступить на его руки и запускает меня на спину Неженки без всяких усилий с моей стороны. Поставив мою ногу в стремя рядом с ним, Петр задерживается, держа руку на моей лодыжке.