Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 30

Для выживания нужно как можно быстрее обзавестись друзьями, одиночку сомнут, каким бы сильным ни был. Для меня это трудно не только потому, что на уровне инстинкта брезгаю такой нечистоплотностью, но ещё и статус мой здесь на самом дне.

Среди принятых в Академию два князя, с десяток графов, остальные виконты и бароны. Но даже с баронами я не ровня, за их спинами могучие роды, а у меня только пустой и ничем не подкрепленный титул. Даже не барона, а баронета, звучит как будто тоже хоть и барон, но какой-то недоделанный, недобарон.

Столовая гигантская, на всех столах белоснежные скатерти, стулья больше похожи на кресла, на резных ножках и с широкими подлокотниками, спинки красиво изогнуты.

На каждом столе одинаковые кувшины с цветами, широкие блюда с красиво нарезанными ломтиками свежего хлеба, а также солонки и перечницы.

Нас издали увидел Равенсвуд, ухватил свою тарелку и перебрался к нам.

— Свиньи вы, — сказал он вместо «драсте», — но хоть свои свиньи.

У него на тарелке жирная селедка, горка гречневой каши и ворох зелени, с этого начинается обед в столовой Академии.

Еду разносят половые, быстрые и проворные парни, работают умело и чисто, но я с грустью вспомнил официанток в коротких юбочках, можно по жопе шлепнуть в виде комплимента, а парней что-то не хочется…

— Похоже, — сказал я, — кормят неплохо.

Толбухин сказал понимающе:

— Тоже родители не дали денег?

— Сам должен крутиться, — ответил я. — Мы ж на казенном обеспечении?

— Ну да, — подтвердил он, — все, кто принят. Но скудновато, ничего лишнего.

Нам тоже подали по селедке с кашей и зеленью, а потом почти без перерыва принесли фасолевый суп с ломтиками поджаренной оленины, знакомый мне по классике бараний бок с кашей.

Всё вкусно, я ел с огромным удовольствием, не сразу уловил, что на меня как-то странно поглядывают не только с соседних столов, но даже Толбухин с Равенсвудом.

— Что-то не так? — спросил я.

Равенсвуд улыбнулся, но промолчал, Толбухин объяснил шёпотом:

— Больно искренний ты, сибиряк. Проголодался?

— А что, — пробормотал я настороженно, — это плохо?

— Показывать плохо, — ответил он тоже негромко, — мы же благородные, а не простолюдины.

За соседним столом четверо ничем не примечательных человеков, так, простые, но благородные квириты, а дальше стол, как видно издали, — претенденты на звания лидеров курса.

Выделяется рослый парень с красиво расставленными мускулистыми плечами, грудь выпуклая, кости плечевого пояса соединены акромиально-ключичными сочленениями. Наверняка есть и третья парная кость плечевого пояса — коракоид, что-то в нём есть такое, коракоидное.

Даже мордой хорош: высокие и резко очерченные скулы, ясные глаза цвета январского льда, красиво обрезанные по моде волосы оттенка спелой пшеницы, красиво вылепленный подбородок с широкой нижней челюстью.

Он чаще других поглядывал в нашу сторону, Толбухина и Равенсвуда сразу оценил и отставил их в сторону, а вот я заинтересовал. Как же, растяпистый сибиряк, в столичной жизни ни уха, ни рыла, прекрасная мишень для насмешек и упрочения роли лидера курса.

Он спросил нарочито громко:

— Кто тут чавкает, как голодная свинья, дорвавшаяся до помоев?

Друзья хохотнули, один указал на меня пальцем.

— Вон то существо.

Лидер поморщился.

— И почему их не отсаживают в другое помещение… где кормят скот?

Снова захохотали, а за нашим столом Толбухин и Равенсвуд помрачнели. Я продолжал есть, меня оскорбляют, но я не оскорбляюсь, у дураков и шутки дурацкие, мог бы что-то оригинальнее придумать, а то вот так в лоб недостойно дворянина.

С другой стороны, всё понятно, над Толбухиным поиздеваться не так эффектно, он мельче, а я куда крупнее, над таким изгаляться как бы круче, к тому же я долго вообще могу не замечать стрелы в свой адрес, с виду толстокожий, мы же все такие в Сибири.

Я сказал совсем тихо притихшим Толбухину и Равенсвуду:

— Не парьтесь. На мне, где сядет, там и слезет.

Толбухин сказал так же тихо:

— Это же Ротбарт. Сын герцога Гессен-Кассель-Румпенхайма!.. У него отец и дядя вхожи к Императору, важные чины в Императорской Канцелярии.

Я пробормотал:

— Вряд ли отец станет покрывать чадо, если тот слишком уж зарвется.

— Кто знает, — сказал Равенсвуд. — Да и вообще… Говорят, у него магия огня уже пробудилась, вот-вот достигнет уровня адепта!

Кто такой адепт я не знаю, но оба мои сокомнатники заметно встревожились и притихли.

В груди нарастает жгучее чувство раздражения и злости. Надо овладевать сложностями этого мира, а тут это детские амбиции, желание показать себя альфа-самцом.

С другой стороны, вживание в сложную социальную жизнь начинается с пеленок, альфа осознают себя лидерами ещё в детском саду, в школах закрепляют позиции, учатся сколачивать банды и влиять на окружающих.

Мир всё ещё тот, где выживает сильнейший или умело приспосабливающийся. Вон этот сынок герцога явный альфа, а вокруг него уже формируется пока малая стая, что угождает и надеется получать часть добычи. Неважно какой, хороший вожак всегда успех разделяет с соратниками.

Что делать, эти отношения формировались веками и тысячелетиями. Ещё до того, как мы вышли из пещер и отбросили хвосты, уже топтались вокруг альфа-самца и слушались его приказов. Так формировалось общество, таким был первый шажок к прогрессу и цивилизации.

Толбухин сказал тихо:

— Не грусти.

Я улыбнулся.

— Всё будет путем.

Нам принесли большие чашки с густым пахучим чаем из разнотравья, я с отвращением отхлебнул горячее пойло, отодвинул было, но посмотрел как другие пьют, сдержался и тоже начал отхлебывать мелкими глотками.

Кофе, как я понял, на Руси тоже в наличии есть, но завоевывает позиции медленно, а там уже удерживает прочно

Буду утешаться, что это полезный чай, хотя мне пофигу.

В столовую заглянул парнишка в форме курсанта, требовательно потряс над головой большим колокольчиком.

— Через семь минут конец перемены! — крикнул он. — Все на занятия!

Я подождал пока Толбухин и Равенсвуд допьют чай, вышел с ними. Большинство курсантов медленно и лениво тащатся в сторону учебного корпуса, солнышко такое ласковое, а в аудитории мрачно и слишком строго.

Понимаю, почему к новым аристократам такое презрительное отношение. Да, бароном дворянин может стать, и становится, получая от графа надел земли. В основном так и происходит.

Но когда Россия присоединила к своим владениям Прибалтику, то вот там и открылся Клондайк жульничества и самого наглого мошенничества, которого исконно-посконные русские земли не знали, а её лаптеватые жители и помыслить не могли в силу архаичного православного воспитания.

Так же, как в вошедших в Российскую империю кавказских регионах где каждый горец объявил себя князем и претендовал на официальный титул. Но на Кавказе этим и ограничились, а вот в остзейских землях не только каждый житель объявил себя как минимум бароном, но ещё там наладили массовое изготовление фальшивых дипломов о баронских титулах. Европа, сэр!

Когда начали разбираться, только в первую неделю вскрылось шестьдесят четыре тысячи преступных подделок баронских титулов. Надо сказать, Государственная Канцелярия смотрела на это сквозь пальцы. Диплом не сможет купить разбойник или простой кузнец, стóит такая подделка очень больших денег, надо же и бумагу настоящую со всеми знаками и печатями государственных служб, и подкупленные чиновники. Кроме того, фальшивый барон должен походить на знатного дворянина: быть образованным, хорошо одеваться, знать светский этикет и обладать хоть каким-то состоянием.

Так что нет для власти большой беды, что какие-то купцы и промышленники из простого народа купят такие дипломы, чтобы войти в свет и попытаться породниться с влиятельными аристократами. Государству нужна свежая дерзкая кровь, а то потомственные имеют тенденцию вырождаться достаточно быстро.