Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 25

Я видел его рассерженное и обескураженное лицо, несколько раз он пытался быстрыми ударами сместить лезвие моей сабли вправо или влево, но я удерживал, хотя по кисти стегало болью, словно крапивой.

Мне казалось, что деремся уже час, пальцы вот-вот разожмутся, но вдруг донесся голос Морозова:

— Нон!

Курсант отступил и опустил саблю. Морозов внимательно осмотрел меня с ног до головы, задержал взгляд на моем оружии.

— Баронет Вадбольский… как я понял, вы совершенно не умеете управляться с саблей!.. Может, попробуете с мечом?

Я ответил, едва переводя дыхание:

— Простите, с мечом я такой же… А вот с рогатиной на медведя́, я же из Сибири!

Он усмехнулся.

— У нас ни рогатины, не медведя, упущение. Так что же с вами делать?

Я сказал с мольбой:

— Ну дурак, я, дурак, но учусь быстро!

Он кивнул, подумал, внимательно посмотрел мне в лицо.

— Вы набрали ноль очков. С другой стороны, не пропустили ни одного удара. У вас на удивление крепкая рука… и вы правильно поняли, что при попытке фехтовать, проиграете сразу.

— Я учусь быстро, — повторил я. — Дайте мне шанс!.. Всего неделю!

Он удивился, судя по его лицу, смерил меня внимательным взглядом.

— Две недели. Проверю лично.

— Спасибо, — сказал я. — Не подведу!

Ещё были экзамены по истории, механике, географии, управлению, но здесь зеттафлопник помог, как и в знании Закона Божьего. Обосрался я только на фехтовании, но вот только эта дисциплина и считается для мужчины самой-самой главной.

После последнего экзамена получил ключ от комнаты в общежитии, в которой должен пребывать во время учебы. Терпеливо разъяснили туповатому сибиряку, а мы все со столичной точки туповатые, где искать нужный корпус, и я с неясным чувством то ли проигравшего, то ли вытянувшего счастливый билет, вышел на залитый солнечным светом двор.

Мимо пробежала стайка курсантов, кто-то прокричал, что опоздавшие получат бывшие в употребление. Я успел подумать, что вроде бы прибыли из разных мест, а уже собираются в стайки, ну общественное животное человек, общественное, и сам побежал с обществом.

Оказывается, на складе интендант по списку выдает обмундирование, мы кое-как самоорганизовали очередь, получали, расписывались и уходили, я слышал как и интендант сказал ворчливо:

— Видели бы вы, какие мундиры были у нас!.. Как у попугаев. А белые панталоны, на которых не должно быть ни малейшего пятнышка?.. А роскошные шляпы с перьями?

Кто-то пробурчал:

— Но и тут перебор, зачем эти белые шелковые чулки и башмаки с позолоченными пряжками?

Интендант сказал таинственным шепотом:

— Принят указ, со следующего года чулки заменят на белые панталоны!

Я быстро оглядел полученную форму. Много лишнего, с другой стороны, ещё нет унификации и погон со звездочками, звания приходится обозначать галунами, высотой воротников, двубортностью или однобортностью костюмов, цветом кафтанов, уже названных мундирами, даже размером петлиц и числом пуговиц.

Но главное, широкий кожаный пояс белого цвета вместо прежних кушаков и тяжелый гвардейский тесак в ножнах тёмного цвета, прежде называемых влагалищем, с двуглавым орлом у верхней петли.

Правда, в ряде высших элитных училищ сохранились матерчатые кушаки, как вот в знаменитом Николаевском училище кадетов «кушаки повелено носить как при мундире и рубахе, так и при шинели».

Пояс хорош как толстой надежной кожей, так и огромной золоченой бляхой с орлом на передней части, памятьзеттафлопника сразу подсказала сотни способов, как драться ремнём с ударной мощью бляхи. А ещё, как уже сказал, гвардейским тесаком, размером чуть короче сабли, но и его семьдесят сантиметров хорошей стали вполне достойное оружие, хотя здесь как элемент одежды, вытаскивать тесак из ножен в пределах Академии не дозволяется.

Переодевшись в казенное, я поспешно покинул Академию, даже не перекусил, только за её стенами ощутил как недовольно урчит пустой желудок. Хотя с моим метаболизмом, когда переваривается и усваивается почти всё, могу есть в разы меньше, чем немодифицированные, но как же приятно пожрать что-то лакомое!

Извозчика ловить не пришлось, возле Академии всегда хотя бы парочка дежурит, я вспрыгнул на подножку ближайшего экипажа, сказал обернувшемуся извозчику:

— В гостиницу «Золотой Колос». Сюда я доехал за пятак! Скажешь больше, пересяду к твоему соседу.

Он сказал разочарованно:

— Довезу, как не довезти… Но, ретивые!

Иван лежит на кровати и читает «Санкт-Петербургские Ведомости», подхватился на ноги, как только я вошёл.

— Ваше благородие!

Я сказал успокаивающе:

— Всё в порядке!.. Документы долго оформлял. А теперь собирайся, пойдем покупать одежку. Нам обоим. Уже питерскую. Ну, санкт-петербургскую!

Он поглядел с сомнением.

— Ваша милость, вам выдали за казенный счёт, как погляжу, но покупать… Здесь всё так дорого.

— Но мы здесь, а не там. Вставай!

В магазине приоделись, Иван всё стеснялся, что выглядит как барин, я сослался на лакея у входа в гостиницу, тот вообще фельдмаршал, даже генералиссимус, так что, Иван, не кочевряжься, держи хвост кверху, как породистый кот, иначе кто хошь будет тобой жопу вытирать.

— Ну вот, — сказал я, расплачиваясь с хозяином. — Скромненько, без выпендренов. Держи спину прямо, а то камзол пойдет складками, не порти вещь. Она не казенная, теперь твоя.

Он оглядел себя с заметным смущением.

— Больно я нарядный. Не по чину.

— Возвращайся в гостиницу, — велел я. — А я пройду по лавкам с зельями. Если чего не отыщу, сам пошарю на берегу Невы или в лесу. К вечеру точно вернусь… надеюсь!

Ещё когда ехал из Академии, прихватил газету «Санкт-Петербургские Ведомости», начал с последней страницы, где всякие объявления. После всего было о продаже модной кельнской воды или оде-кол-она и насчёт покупки и снятия квартир и отдельных домов, даже усадьб.

Уже пора думать про отдельный домик, в гостиничном номере варить зелья несподручно, тут же выставят на улицу.

Потому после магазина готового платья прошёлся по адресам из газеты, два домика посетил пешком, устал, на остальные взял извозчика.

Устал не потому, что устал, в этом плане нагрузка нужна побольше, но раздражает тупое убивание времени, когда не могу получить сразу информацию о всех сдаваемых и продаваемых объектах, увидеть на экране, покрутить во всех ракурсах и выбрать одним кликом.

Наконец, уже когда солнце зашло, а ночь наползала на город, присмотрел домик на отшибе и в довольно запущенном районе, зато за самую низкую цену из всех предложенных. Два этажа, хотя второй этаж — просто мансарда, крохотный двор, калитка запирается на щеколду, убогая кровать на первом этаже и такая же в мансарде, убогий стол, два стула и огромный шкаф с пустыми выдвинутыми до половины ящиками.

За аренду хозяин запросил в месяц двадцать рублей, на уступки не шел, я поскреб в затылке, мечтал вообще прикупить, у съемщика права вообще-то птичьи, но пришлось согласиться.

— Улица князя Бетховена, — продиктовал я. — Дом семнадцать. Запиши, а то заблудишься. Можешь перетаскивать туда наши вещи, но не спеши.

Зелье нужно как можно раньше. Не знаю, сколько Василий Игнатьевич продержится на том, что я оставил. Если не устоит перед соблазном принимать по две ложки вместо одной, то сейчас содержимое кувшина на донышке.

Номера в гостинице пока решил не освобождать раз уж заплатил за неделю, сам могу начать работу, Иван же пока приведет в порядок мебель, починит дверь и вообще сделает ту работу, к которой у меня стойкая идиосинкразия.

Возвращался поздно, усталый, извозчиков не видно, нужно выйти из этих тёмных улиц на те, где фонари освещают хотя бы вокруг себя, а там извозчики и даже автомобили могут отвести куда нужно, только плати.

Навстречу из темноты выступили молодые крепкие парни. У всех рубахи нараспашку, портки подпоясаны у двух кушаками, а у одного и вовсе веревкой. У среднего кулаки, как два молота, а у сообщников справа и слева короткие, но толстые дубинки.