Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 20

Открылся просторный холл, везде мрамор, пол выложен цветными плитами, на стенах картины в позолоченных рамах, в нишах статуи, три небольших столика, явно для карточных игр, на противоположной стене развешаны различные мечи, копья, булавы, моргенштерны, а на постаментах четыре рыцарские фигуры в полных доспехах и с опущенными забралами.

Безвкусно, мелькнула мысль. Словно не аристократ приобрел этот дворец и обставил, а быстро разбогатевший купчина, у которого много денег, но мало вкуса. Половина мечей с позолоченными рукоятями, сабли с драгоценными камнями на эфесах, а ножны нагло блещут широкими накладками из серебра и золота.

Здесь в зале меня встретил лакей, больше похожий на гвардейца, видимо охранник, велел строго:

— Стой здесь!.. Васятка, бегом к хозяину. Письмо от Вадбольского!

От стены напротив отделился ещё один, одетый попроще, кивнул и молча ринулся через холл бегом, там дальше широкая лестница наверх, исчез, словно его взметнуло ветром

Вернулся через несколько минут, медленно и вальяжно спустился с лестницы, буркнул:

— Велено пропустить в зал наверху.

Похоже, интереса ко мне хозяин дворца не проявил, лакеи это чувствуют и сразу же встраиваются в настроение хозяина уже по-своему, по-лакейски начинают хамить, демонстрировать пренебрежение, дескать, слуга на службе графа почти выше простого дворянина, а то и безземельного баронета.

Я молча пошел по ступенькам, посреди лестницы проложена красная дорожка, но до неё ещё идти, а тут я по краешку бодро поднялся, зал открыл чуть поменьше, но намного богаче, и чувствуется, что этот обставляли люди с хорошим вкусом.

У открытого окна смотрит на улицу мужчина средних лет, статный, рослый, но пузо вон как ни затягивай, а никуда не делось, только часть сместилась ещё и на бока.

Заслышав шаги, он повернулся и посмотрел на меня, как на нищего попрошайку. Я напомнил себе, что надо бы пройтись по магазинам готового платья, по одёжке встречают везде, разве что Василий Игнатьевич, истинный аристократ, бровью не повел, что я по одежде не то, не сё, а с боку ещё и кукареку.

Я поклонился, младшие кланяются первыми, а вот руку протягивать нам моветон, нужно ждать, когда подадут старшие… или не подадут.

Хозяин дома не подал, молча и холодно рассматривал меня, наконец обронил небрежно:

— Я Кирилл Афанасьевич Вадбольский. С чем прислал ко мне Василий Игнатьевич?

Я ответил, с вежливейшим поклоном протягивая ему конверт:

— Он прислал меня в столицу для поступления в Академию. Мне шестнадцать, как бы обязан… Заодно велел заглянуть к вам и передать уверения в дружбе и пожелания здоровья и счастья. Вам и Антонине Ивановне.

В зал торопливо вошла полная женщина в розовом чепчике, подметая подолом пол, её поддерживает под руку очень щегольски разодетый мужчина с лихо закрученными кверху усами и в настолько разукрашенном золотыми нитями и крупными золотыми пуговицами к месту и не к месту кафтане, что меня передернуло от дикой безвкусицы. Да и эполеты великоваты, смотрится комично, но это на мой вкус истинного ценителя искусства.

В глаза бросились витые бранденбургеры, вызывающе яркие и крупные, словно смотрю «Последний чардаш» Кальмана, а этот вот прямо щас пойдет в зажигательный пляс.

А так вообще-то смотрится героически жалко, слишком старательно подбритые бакенбарды, усики довольно жидкие, но ухитряется загнуть кончиками вверх, впечатление комичное, нарушение пропорций, или я ни черта не понимаю в работах Пифагора и Лобачевского.

Я перевел взгляд на хозяина, он в полнейшем равнодушии произнес:

— Давно мы с ним не виделись… Как он?

— Хворал, — ответил я осторожно, — но сейчас идет на поправку. Пелагея Осиповна тоже передает вам самые теплые пожелания здоровья и счастья.

Он чуть кивнул, я поклонился и сделал полшага назад.

— Ваше сиятельство, примите и от меня глубочайшие… и позвольте откланяться. Первый день в столице, нужно многое успеть…

На лице франта в бранденбургерах такое облегчение, что вот со мной уйдет и весь смрад, хозяин кивнул, благосклонно отпуская, но вдруг Антонина Ивановна всплеснула руками.

— Кирюша, что же ты вот так сразу?.. Пусть молодой человек останется с нами на ужин! Ведь правда, Кирюша?.. Я так много хочу узнать о наших старых друзьях, я по ним скучаю!

Вадбольский бросил на неё взгляд, в котором мне почудилось изумление, но после паузы сказал ровным голосом:

— Да-да, ты права, дорогая. Как вас зовут, юноша?

— Юрий, — ответил я. — Юрий Вадбольский.

— Юрий, — повторил он по-прежнему безучастно, — останьтесь на ужин, расскажите… Кстати, вы уже остановились где-то?

— В «Золотом Колосе», — сообщил я.

Он улыбнулся.

— Да, хорошая гостиница. Но уже вечер, нечего по ночам ездить по незнакомому городу. Переночуете у нас, а с утра и займетесь… ну, делами.

Антонина Ивановна, подошла, обняла за плечи, от неё пахнуло женским теплом и уютом, при её росте пришлось закинуть руку повыше, но повела меня из зала по широкому коридору, где в нишах всё те же статуи чего-то античного, а двери одна от другой шагов на десять, что значит, помещения там ещё те по площади.

Ещё на лестнице Антонина Ивановна велела слугам поставить на стол ещё один прибор, усадила меня в одной из комнат, расспрашивала о Василии Игнатьевиче и Пелагее Осиповне.

Минут через десять появился лакей в расшитом галунами долгополом костюме и пригласил к столу.

Столовая в светлых тонах, стол на двенадцать персон застелен ослепительно белой скатертью.

Я бросил внимательный взгляд на щедро накрытую столешницу, в глазах рябит от сверкающих бокалов, золотой посуды, серебряных вилок.

Почти одновременно с нами в столовую с другой стороны вошли рослые парень и девушка, как я понимаю, сын и дочь хозяина. Оба в отца высокие, белобрысые, парень в зеленом мундире юнкера, чёрных брюках и щегольских сапогах, явно сшиты на заказ, девушка в кружевном чепчике, что мило обрамляет её миловидное личико, и в платье кремового цвета, что широким колоколом скользит по блестящему полу.

Оба заметно напряглись, парень посмотрел с неприязнью, а девушка брезгливо поджала губы. Блин, мелькнула мысль, надо было сперва, а не потом в магазин готовой одежды. Здесь ей придается слишком большое значение. По ней судят по статусу, положению и даже образованию.

Кирилл Афанасьевич сказал светским тоном:

— Мои дети, Игорь и Наталья. А это сын моего старого друга из Сибири, Юрий Вадбольский.

Парень чуть наклонил голову, но в глазах я прочел: а, из Сибири, понятно, почему такой убогий, девушка холодно промолчала.

Антонина Ивановна сказала счастливым голосом:

— К столу, все к столу!.. Ужин стынет!

Я опустил зад на стул последним, так по этикету, посмотрел на главу дома, будем ли читать благодарственную молитву перед едой, я-то могу повторить любую и на любом языке.

Кирилл Афанасьевич взял нож и вилку, понятно. Петербург город светской культуры, церковных традиций слишком много, чтобы соблюдать все. За главой дома приступили к еде Игорь и Наталья. Антонина Ивановна сперва убедилась, что все принялись насыщаться, расцвела в довольной улыбке и тоже взяла вилку в одну руку, нож в другую, но всё ещё смотрела на всех нас, как наседка на птенчиков.

Вбежал запыхавшийся франт в витых бранденбургерах, пышные эполеты на каждом шагу подпрыгивают, с ходу бросил на меня удивленно-злобный взгляд, даже с шага чуть сбился, глаза сузились, а шерсть, как догадываюсь, на спине вздыбилась, как у самца при виде другого, что пытается отжать его кормовые угодья.

— Простите, — сказал он трагическим голосом, обращаясь к главе дома, — Дела, дела, столько дел!!!

И десять тысяч курьеров, договорил я мысленно, но смолчал. Кирилл Афанасьевич кивком указал ему на стол, франт торопливо придвинул стул и сел рядом с Натальей, но продолжал поглядывать в мою сторону уже злобно-растеряно.