Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 10

Он старательно чистил кувшин, там залитое сургучом и клеем горлышко, наконец протянул мне.

— Ваша милость, печать?

— А ты что, — спросил я, — сломать не в силах?

Он с неловкостью улыбнулся.

— Это лучше делать благородному человеку. А мы что, мы чёрные люди.

Я молча раздолбал ножом многослойную печать, под ней затвердевший до состояния камня пчелиный воск. Озлился, у глиняного уже срубил бы длинное горлышко, но тут толстая медь.

Наконец остатки воска рухнули вовнутрь, я с усилием перевернул кувшин, и на скатерку хлынул жёлтый поток золотых монет и ручеек серебряных.

— Нехило, — пробормотал я. — Да, это не три миллиарда долларов, что нашли на затонувшем у берегов Гайаны корабле, но для нас и медяки сейчас весьма так…

Иван заворожено смотрел на горку золота.

— Это же… Это же какое богатство! Не иначе князь свои сокровища припрятал!

— Или жалованье армии, — предположил я. — А что? Бывало по-всякому. Посчитай, а?.. Теперь можно не ночевать в конюшнях, как думаешь?

Забыв про обед, он принялся подсчитывать монеты, я отвернулся и пошел к костру, показывая Ивану, что доверяю ему полностью, и если спрячет пару золотых за пазуху, точно не замечу.

Следующим утром, едва я вышел из оцепенения, Иван подошел ко мне поникший и с осунувшимся лицом.

— Проснулись, ваша милость? А то вроде спите и не спите…

— Размышлял, — пояснил я. — Что случилось?

Он с тревогой посмотрел по сторонам, словно не в лесу, а в неблагополучном районе города.

— Ваша милость, — сказал он шепотом, — Ночью ещё раз трижды пересчитал… С ума сойти, одного золота на двадцать тыщ рублев! И серебра на пять. Теперь ходи и боись, да за такие деньги всё село могут вырезать. Да не только село, и город можно… Что теперь?

Я сказал небрежно:

— Золото переложи в мешок, завяжи покрепче, а серебро оставь нам в сумке для покупок в дороге.

Он вскрикнул:

— Да и серебра страсть как много!

— Тогда половину, — сказал я, — или треть. Скоро дорога выведет к городу, нужен ночлег, отдых, перековать мою лошадку, что-то подкова на левой передней позвякивает. Или уже можно звать её конём? Барон должен ездить только на коне, а простолюдин на лошади?

Он вздрогнул, сказал осевшим голосом:

— Да в селе с такими деньгами ещё страшнее! А в городе так и вовсе…

Я сказал легко:

— Да брось! Изи гоу, изи лефт, как говаривал Гомер. Это всего лишь деньги.

Он посмотрел с укором.

— Эх, барин… вы не просто благородный, а чуть ли не из семьи самого императора. Как можно так о целом мешке золота?

Я зевнул.

— Что-то мелкие у тебя мешки… Так, торба… Давай быстро перекусим, да в путь. Судя по карте, завтра к обеду то самое большое село, а завтра увидим стены города.

И снова дорога, дорога, хотя на самом деле не дорога, а только направление, но вот так покачиваясь в седле, когда ничто не отвлекает, я могу сканировать окрестность на десятки шагов во все стороны. Второй раз клад вряд ли попадется, зато все травы и полезные корни сразу высвечиваются в сознании. Сперва я сползал с коня и выкапывал, потом Иван заявил, что не господское дело заниматься тем, что может он, и с того раза я ему только указывал, а он собирал всё нужное.

У Василия Игнатьевича рак печени, но ещё и неполадки с почками, кровеносные сосуды слишком ломкие, аневризма брюшной аорты, так что трав нужно много и разных.

Идеально бы просто поправить ДНК, но для этого нужно оборудование, а для него технологии двадцать первого века, так что обойдемся пока тем, что доступно.

Да и Пелагея Осиповна держится изо всех сил, а их у неё тоже последние капли.

До села добрались к вечеру, заночевали у старосты, у него самая просторная хата, почти дом, перековали обеих лошадок, пополнили запасы еды, и завалились отсыпаться, не дожидаясь ночи.

Утром Иван выглядел невыспавшимся, но глубокие морщины стали мельче, а мелкие разгладились. Для мужчин это неважно, зато показатель, что организм здоровеет, крепчает, иммунная система на лету бьет всякую гадость, что норовит пробраться в организм, а гормональная заработала почти в прежнем режиме. Вполне возможно, ему уже начинают бабы сниться.

Пока он седлал коня, несколько раз так дернул ремень, затягивая подпругу, что конь зашатался.

Я сказал весело:

— Не задави лошадку.

Он оглянулся, сказал виновато:

— Да либо со мной что-то, либо с конём. Как будто лет тридцать сбросил!

— Ну, — ответил я, — не тридцать, это чересчурно, а лет пятнадцать вполне… Я же говорил, пятьдесят — не возраст.

Он охнул, глаза округлились.

— Да я уже дня три замечаю, но как-то не поверил… Неужто, правда?

— Если найду инвентарь, — сказал я, — то и для Василия Игнатьевича сумею.

Он оглянулся на котелок.

— А мне получилось?

— Ты не болен, — сказал я, — как Василий Игнатьевич. С ним сложнее, такое в лесу в котелке не получишь. Поехали! Чем скорее прибудем в город, тем быстрее сделаем.

Карта не соврала, ещё до полудня увидели далеко на холме небольшой, зато настоящий городок. Как и положено, с городской стеной, широкими воротами, стража справа и слева, строго и бдительно взимает мзду с въезжающих.

Но перед городом огромная толпа народа, похоже на всегородское гулянье, я не успел всмотреться, как с обеих сторон выстроились человек по сорок, все как один крепкие молодцы, рукава засучены, вид удалой.

Под ликующие крики молодцы двинулись отрядами один другому навстречу.

Иван довольно крякнул:

— В городах кулачный бой не то, что в деревнях!.. Здесь можно каждое воскресенье показывать силу да удаль молодецкую!

Я с отвращением смотрел, как передние линии столкнулись, пошла удалая драка, морды очень скоро окрасились кровью, дерутся с упоением, азартом, ну что за развлечение у народа…

А у аристократов дуэли на каждом шагу, мелькнула мысль. Тут хоть не до смертоубийства, выбитые зубы и свернутые скулы не в счёт…

— Не отставай, — велел я, видя как заинтересованный дракой Иван придерживает коня, — нам ещё устроиться на ночлег, поесть и закупить коням овса!

Иван пошевелил уздой. Конь вздохнул, он тоже стоял бы и смотрел на драку, неохотно пошел следом за моим.

На городских воротах с нас тоже затребовали плату, Иван возмутился, ничего не везем на продажу, я заплатил молча, Иван потом долго выговаривал насчёт барских замашек швыряться деньгами.

Улица от городских ворот идет широкая, это потом разобьется на улочки и переулки, Иван начал спрашивать насчёт постоялых дворов, нам указывали в разные стороны. Оказалось, что город на то и город, что в нём не один постоялый, а сразу три, что говорит о его статусе.

На нас горожане поглядывают с интересом, Иван наконец-то разогнулся, теперь верю, что служил в Преображенском полку. Если средний рост солдат был сто шестьдесят сантиметров, то в гвардию Преображенского брали настоящих великанов от ста восьмидесяти пяти!

Ну, а у меня рост средний или чуть выше среднего по меркам моего времени, сто восемьдесят семь, но среди этих заморенных крестьян, страдающих от недоедания, засух и бескормицы, чуть ли не гигант. Правда, сложение у меня так себе, это сперва с появлением нанитов бросились творить себе фигуры аполлонов и супербодибильдеров, каждый модифицировал себя в меру своей испорченности, все рекомендации побоку. Но та дурная мода прошла быстро, да и что за интерес, когда все одинаковые, пусть даже здоровяки. И, когда на улицы вышли сплошь перекачанные качки, интеллигентам стало стыдно, и они торопливо вернулись к пропорциям ботанов, но стали наращивать себе добавочную нервную ткань или обзаводились пластиной под черепом с ИИ последнего апгрейда…

Ребятишки, да, эти при первой возможности делают себе фигуры сверхмощных бойцов и ходят, угрожающе оттопырив руки, дескать, горы мышц не дают им прижиматься к бокам, но вскоре соображают почему над ними ехидно улыбаются, и сдувают чудовищную мускулатуру до нормы– В городе, — сказал я, — наверняка и пара гостиниц есть.