Кошачий глаз - Богатикова Ольга Юрьевна - Страница 7

– Двадцать тысяч?.. – в изумлении переспросил клиент.

– Да, – кивнула Чарская. – Впрочем, я могу накинуть еще немного. Двадцать три тысячи. Согласны?

Двадцать три тысячи. За сломанную исковерканную жизнь. Не слишком ли дешево?

– Ольга Сергеевна, – вмешалась я, – едва ли этот старенький фотоаппарат стоит так много. Быть может, мы все-таки возьмем обручальные кольца?

Во взгляде начальницы появились насмешливые огоньки.

– Сумма адекватна, Светлана Юрьевна. Не сомневайтесь.

Все она видит и все понимает. Ей важно заполучить для ломбарда свежие эмоции и абсолютно плевать, что после этого произойдет с их бывшим владельцем.

– Я согласен, – поспешно вставил мужчина. – А вы, барышня, не встревайте. Начальнице вашей, небось, виднее, что сколько стоит.

Следующие десять минут я беспомощно наблюдала, как Чарская выписывает клиенту залоговый билет и переводит на банковскую карту деньги.

– Ольга Сергеевна, как же так! – воскликнула я, когда посетитель ушел. – Разве можно было забирать у него эти воспоминания?!

– Других подходящих не было, – невозмутимо пожала плечами та.

– Но ведь он без них погибнет!

Она закатила глаза.

– Не выдумывай ерунду, Света. Это всего лишь память о старых снимках. У него в копилке есть куча других светлых эпизодов.

– Вы же видели, этот человек в глубокой депрессии! Он цепляется за свои воспоминания, как за спасательный круг! А мы этот круг у него забрали! И даже не сообщили ему, чего конкретно его лишаем!

– Сколько эмоций, – покачала головой Чарская. – Думаешь, стоило рассказать клиенту, что он отдает в залог куски своей памяти? Серьезно, Света? Ни один нормальный человек в такое не поверит. Даже если он печальный алкоголик. Тебя же я попрошу не драматизировать. Его семью развалили вовсе не мы. И работу он потерял не из-за нас. Водку пьет и бездельничает он тоже не по нашему приказу. Повторяю: у этого мужчины осталось много других воспоминаний, пусть развлекает себя ими. Что же до фотоаппарата, клиент может его выкупить, у него есть на это полгода. Тогда утраченная память к нему вернется. Знаешь, Света, к нашей работе нужно относиться проще. Мы никого не обманываем и не обижаем. Наоборот, мы помогаем людям, попавшим в трудную ситуацию. Много ли денег выручил бы этот человек за свое старье? «Кошачий глаз» дал ему сумму, достаточную, чтобы купить еды и заплатить по счетам. Как он распорядится этой суммой в реальности – его собственное дело. Вся его жизнь – его собственное дело. Подумай об этом, Света. И, будь добра, отнеси фотоаппарат во второе хранилище.

Я молча взяла со стола мыльницу и вышла за дверь.

Нет, Чарская не колдунья. Она ведьма – злая, беспринципная, равнодушная. А я – ее помощница. Какая прелесть.

– Скажи, Сташек, для ломбарда имеет значение, какими воспоминаниями его питают?

«Что ты имеешь в виду?»

– Чарская говорила, волшебной точке нужны сильные эмоции. Но ведь эмоции бывают разными – не только положительными, но и отрицательными. Заметь, плохих воспоминаний у людей обычно больше, чем хороших. Обиды, страхи, неловкие ситуации…

«Я тебя понял. А потому – нет, ломбарду абсолютно все равно, чем его кормят. Главное, чтобы пищи было много, остальное значения не имеет».

– Тогда почему Ольга Сергеевна забирает у клиентов только добрые воспоминания? Ты сам видел, она нарочно высматривает самые теплые, самые светлые и радостные, а горести и печали идут по боку.

«Ты все никак не успокоишься, Света?»

Да, я не успокоюсь. Потому что это странно и не справедливо! Отрицательные эмоции всегда самые яркие, сильные и запоминающиеся. Они лежат в основе комплексов, формируют отношение к людям, явлениям, предметам. У каждого клиента их пруд пруди, бери – не хочу. А она…

Сегодня утром в ломбард пришла очередная «подходящая» посетительница. Высокая темноволосая женщина – учительница музыки, работавшая в одной из городских школ. От Сташека мы узнали, что она разведена, живет с мамой, маленьким сыном и двумя симпатичными дворняжками, год назад подобранными на улице. Вчера вечером мать клиентки умерла, и учительница пришла в «Кошачий глаз», чтобы заложить красивую старинную вазу и выручить немного денег для похорон.

Чарская вазу брать не стала. Вместо нее она выкупила у клиентки воспоминание о любви к животным, привязанное к маленькой самодельной салфетке. На этом кусочке ткани были изображены две смешные добродушные собачки – лет тридцать назад их собственноручно вышила гладью покойная мама нашей посетительницы.

Как и рыжий дизайнер, учительница поначалу удивилась предложению заложить вместо дорогущей вазы старую выцветшую тряпку. Но потом Ольга Сергеевна назвала сумму, которую даст за нее в залог (сорок или даже семьдесят тысяч, я не запомнила), и женщина помчалась домой искать салфетку.

– Вы всегда предлагаете клиентам большие деньги, – заметила я, когда посетительница ушла.

– Вовсе нет, – качнула головой Чарская. – Я предлагаю деньги, на которые они согласятся. Кому-то нужны сотни тысяч, а кому-то достаточно десяти рублей. Знаешь, Света, стоимость заклада значения для нас не имеет. Если нужно, мы заплатим за воспоминание и триста тысяч, и пятьсот, и три миллиона. При условии, что оно того стоит.

– Учительница наверняка всем расскажет, что заложила у нас старую тряпку. Помните, как ее удивило, что вы знаете об этой салфетке и вышитых на ней животных?

– Ничего она не расскажет, – махнула рукой Ольга Сергеевна. – Мы немного подправим ей память. Когда дама вернется, я покажу тебе, как это делается.

Учительница вернулась через час. Протягивая вышитый кусочек ткани, она до последнего не верила, что хозяйка ломбарда даст ей за него обещанную сумму. Чарская обещание, конечно, сдержала.

Пока они подписывали бумаги, и я воочию видела, как из памяти женщины, один за другим, испаряются теплые эпизоды, связанные с четвероногими друзьями. Это стало для меня неприятным открытием, в прошлый раз ничего такого я не замечала. Очевидно, каждый день, проведенный в «Кошачьем глазе», расширяет мой собственный кругозор.

Теперь я с большой долей уверенности могла утверждать, что случится, когда учительница вернется домой. Через два-три дня после похорон она задастся вопросом, зачем в ее квартире живут две шумные активные собачки. Лишенные базы, теплые воспоминания о животных окончательно исчезнут. Останется только память об испорченной мебели, разбитой посуде, громком лае и неприятном запахе. Как вариант, собак после этого отправят в приют или обратно на улицу.

Добродушный характер женщины станет жестче. В ее поступках будет меньше сострадания и сопереживания, и больше холодности и равнодушия.

Интересно, как поживает рыжий дизайнер? Если у него забрали базовое воспоминание, с которого начал развиваться его талант, значит ли это, что он больше не может работать?..

А уж как здорово все это характеризует Чарскую!

После случая с заложенным фотоаппаратом я много о ней размышляла. Справедлива ли я к ней? Быть может, Ольга Сергеевна права, и в том, что у клиентов пропадают куски памяти, нет ничего страшного? Чарская работает в ломбарде давно и наверняка понимает, что можно забирать, а что нет. Я знакома с ней меньше двух месяцев, а значит, не имею права судить о ее поступках, не разобравшись в их причине.

Теперь же я думала, что первое впечатление оказалось самым верным. Я категорически не понимала, для чего забирать у человека то, что делает его жизнь теплой и яркой.

Когда клиентка получила деньги и билет, Чарская «перемотала» назад ее воспоминания о сегодняшнем дне и мысленно «подтерла» эмоции, связанные со старой салфеткой. Теперь учительница не видела ничего особенного ни в том, что хозяйка «Кошачьего глаза» откуда-то узнала о вышитых собаках, ни в том, что предложила отдать эту вышивку в залог.

В этих манипуляциях не было ничего сложного. При желании, я могла бы легко их повторить. Вот только желания повторять у меня не возникало, и я искренне надеялась, что оно никогда не возникнет.