Вторая попытка (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 1

Annotation

Девять месяцев, ровно такой срок нужен для зарождения в материнской утробе жизни и появления на свет нового человека. Но хватит ли этого времени, чтобы исправить допущенные тобой ошибки, если судьба предоставила вторую попытку прожить отведенный ею срок?!

Май 1903 года – до начала войны с Японией остается эти самые пресловутые девять месяцев. И что делать человеку, если он уже твердо знает что про-изойдет по истечению этого срока? Случится не просто катастрофа, такого поражения флот под Андреевским флагом никогда не испытывал, как и армия, да и вся Российская империя. На его голову обрушаться проклятья со-временников и потомков, имя станет символом позора, навечно выбитого всего в шести буквах – «Цусима». Однако время еще есть, и нужно успеть исправить не только свои собственные ошибки, но и успеть сделать то самое важное и необходимое, что может помочь спасти державу от уготованной ей участи…

«Вторая попытка»

Пролог

Часть первая

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Часть вторая

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Часть третья

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Эпилог

«Вторая попытка»

Пролог

Санкт-Петербург 1 января 1909 года

— Я теперь как старый черный ворон — даже каркнуть не могу…

Сидевший за столом рано постаревший моряк во флотском мундире, с погонами отставного вице-адмирала на плечах, хрипло рассмеялся. И этот смех действительно был похож на клекот старой черной птицы, что во все времена считалось «вещей» и ее карканье, по уверениям православных людей, предвещало одни сплошные несчастья.

В тусклом свете электрической лампочки (в петербургских домах уже давно имелось такое освещение — керосиновые лампы и свечи ушли в прошлое) блеснуло золотое шитье погон и белая эмаль маленького крестика на колодке. Орден святого Георгия 4-й степени Зиновий Петрович Рожественский носил постоянно, как и следовало строкам «статута». Он получил эту боевую награду тридцать лет тому назад, когда заменил у пушек погибшего подполковника Чернова. И этот день ему принес славу — преследовавший пароход «Веста» турецкий броненосец «Фетхи-Буленд» получил от артиллерийского огня русских повреждения и прекратил бой. Хотя будучи военно-морским агентом в Англии он прочитал про совсем иной вариант боя — русский вспомогательный крейсер трусливо удирал, а новейший турецкий бронированный корабль не смог его догнать в виду постоянных поломок в паровых машинах. И это мнение «джентльменов» отчасти подкреплялось тем обстоятельством, что османские моряки «славились» тем, что смогут за короткое время довести даже самые отлаженные и надежные механизмы до состояния полной непригодности — от паровых котлов до орудийных установок. На пушках зачастую не закрывались затворы, стволы не банили, доводили до ржавчины, годами не перебирали машины и не выходили в море. А сейчас турецкий флот вообще представлял самое жалкое зрелище, и не шел ни в какое сравнение с черноморской эскадрой.

— Ладно «Потемкин», на нем пожар случился, но «святителей» с «Ростиславом» можно было бы вывести в поход. Только на «Певчем Мосту» не пожелали пойти оттоманам на уступки, триппер в мозгах у этих дипломатов, сплошные сопли и вонь. Идиоты, боже мой, какие редкостные болваны!

Адмирал едва сдержался от яростного желания схватить что-нибудь со стола и разбить об стенку. Так он поступал с казенными биноклями на своем флагманском броненосце «Князь Суворов», а потом щепетильно оплачивал счета за нах в казну — по полсотни целковых за раз. Но теперь приходилось сдерживаться, на пенсию, даже адмиральскую, таковых безумств не наделаешь. Да и незачем, он теперь не ведет в бой эскадру, вот только то проигранное сражение японцам занимает сейчас все дни и ночи, ведь от войны никуда не уйдешь, она никогда не отпустит свои жертвы.

— Только пара броненосцев, приведи их покойный Чухнин, переломили бы ситуацию, два этих корабля можно смело поменять на отряд Небогатова. Хотя нет — в том бою каждый вымпел был на счету…

Зиновий Петрович судорожно вздохнул, потер ладонью левую половину груди — сердце надрывно болело. Вроде новогодняя ночь, но на душе давно не было ни радости, ни праздников, все мысли в добровольном затворничестве заняла Цусима, то страшное сражение, где ему самому удалось выжить, хотя погибла практически вся ведомая им эскадра.

— Чего беречь корабли, которые сейчас не нужны⁈ Необходимо было тогда бросать в бой все, что под рукой оставалось!

Адмирал трясущимися пальцами вытащил папиросу из коробки, несколько спичек сломал, пока закурил. Сделал несколько судорожных затяжек — табачный дым притупил боль, чуть успокоил Рожественского. И он снова принялся размышлять вслух, ведя бесконечный диалог с самим собой, прекрасно зная, что через толстую дубовую дверь кабинета ни жена, ни дочь его толком не расслышат, только бормотание. И это их успокоит, отойдут — а то переживают, а так убедятся, что жив и думает.

— Будь они, то совсем иная диспозиция! «Ослябю» поставил перед концевым «Орлом», имея в правой колонне, да еще уступом пять новых броненосцев, можно связать главные силы Того. В отряде Чухнина имелось тоже пять полноценных броненосцев — «святители», «Наварин», «император», «Ростислав» и замыкающим «Сисой». Все правильно — головным и концевым броненосцы с новыми двенадцатидюймовыми орудиями, в середине с устаревшими пушками, или десятидюймовыми, но новыми. При нужде можно было и поменяться местами в ордере — я сражаюсь с Камимурой, а Григорий Павлович супротив самого Того. Боже мой, ведь десять броненосцев, десять!

Зиновий Петрович яростно затушил окурок в пепельнице, достал из коробки новую папиросу и закурил ее, уставившись взглядом в стену, на которой мысленно видел развернувшуюся картину предполагаемого сражения, а не того, которое ему пришлось пережить.

— Оставался еще резерв для охраны транспортов из трех «адмиралов» и троицы броненосных фрегатов — вполне достаточно, чтобы уберечь суда от эскадры Катаоки. Ставить их в боевую линию бесполезно, пользы от них никакой, даже от «Нахимова», зато беспокоиться не пришлось бы. Разве выстоят «Чин-Йен» и три сопровождавшие «симы» против десяти и восьмидюймовых пушек⁈ Уриу мало чем поможет — броненосцы есть броненосцы, пусть и береговой обороны. Отряд Девы бесполезен — новыми крейсерами Энквиста связан. К «Олегу» и «Авроре» можно было «Светлану» присоединить. На крейсере полудюжина шестидюймовых пушек — столько же на «нийтаках». А для разведки «камушки» задействовать, не держать их посыльными судами пи отрядах. Бог ты мой, на пустом месте ошибок понаделал…

Зиновий Петрович замолчал, переживая собственные ошибки и оплошности, которые на людях не признавал — характер был еще тот. Адмирал надолго задумался, снова погладил ладонью грудь — сердце лихорадочно постукивало от накатившихся переживаний. Тряхнул головой, с горечью воскликнул, словно «расписавшись» в собственном бессилии:

— К черту Энквиста, он с Небогатовым два сапога пара. Погибшего Шеина со «Светланы» над крейсерами надо было ставить, пусть и каперанг чином, да характер сволочной. Но справился бы, показал себя в бою, и не бежал из пролива, бросив броненосцы. Да и «рюриковичи» нужно было из Владивостока к Камрани заблаговременно вызвать, жаль, что «Богатырю» днище распороли. Но и без него «Россия» с «Громобоем» мою эскадру бы изрядно усилили, надо было только точку рандеву назначить. Нужно…