Псалмы Ирода - Фриснер Эстер М. - Страница 49
- Предыдущая
- 49/105
- Следующая
«…Она была истерзана и умирала долго…»
Какой же слепой дурой надо быть, чтоб думать, будто банды ворья прячутся вдали от пахотных земель, где-то в пустошах! Все, что будет делать с ней Адонайя, эти звери повторят после него. В каждом из них читалось привычное спокойствие слабых, но умных существ. Они умеют ждать своей очереди, и эта очередь обязательно наступит.
Паника сковала Бекку. Воздух как будто сам собой рванулся в ее легкие и сорвался с губ воплем — сплошным сгустком черного ужаса. На какое-то время она перестала видеть, перестала ощущать это крошечное бессильное тело, которого домогался Адонайя. И хотя чувства еще не полностью покинули ее, они были так затуманены, что ей казалось, что она одновременно находится в двух местах — внутри своего тела и — бесчувственная — вне его, отрешенно наблюдая за тем, что они делают с ней, будто это не она, а кто-то другой.
Чьи-то руки хватали ее за плечи, заставляя откидываться назад; ей казалось, что она тонет в этом море хватких жадных пальцев. Ее платье зацепилось за кору дуба, когда стая Адонайи накинулась на нее. Бекка сопротивлялась изо всех сил, понимая — не мозгом, а нутром: если им удастся повалить ее на землю, с ней покончено — и с телом, и с душой.
Адонайя схватил ее — падающую — за подбородок, заставив откинуть голову назад так далеко, что она наверняка закричала бы от боли, будь она способна ее ощутить. Он что-то говорил ей, в бледно-зеленых глазах скользила грязная ухмылка. Бекка вышвырнула и это лицо, и значение его слов в спасительный туман, сгущавшийся вокруг нее.
В голове Бекки звучали обрывки старинных песен, которые напевала мама, когда Бекка была еще новорожденной и делила с матерью тепло ее постели. Голос матери звучал в ушах Бекки так громко, что места для глупой мужской болтовни просто не оставалось. Бекка, улыбаясь, смежила веки — ведь ма пела так хорошо, пела для нее одной, и это пение было святая святых, где Адонайе не было места.
— Гляди на меня! — Он нажал на ее подбородок с такой силой, что боль прорвала защиту, рассеивая благодетельный туман пламенеющим красным мечом. — Будь ты проклята, женщина, я все равно заставлю тебя увидеть, что это я!
Она слишком поздно открыла глаза, чтоб умиротворить его. Она увидела поднятую руку, готовую обрушить ей на лицо удар, избежать которого было невозможно. Он поставит на ней клеймо точно так, как это сделал Варак, но это будет знак позора, а не знак почета. Ни один мужчина не ударит женщину без серьезной причины, ибо женщины — неполноценны и это общеизвестно. Слезы хлынули у нее из глаз, слезы жалости к себе, к маме, которая будет так горевать… па перестанет дарить ее своей любовью, которой она гордилась… В том странно замедленном времени, в котором она жила с того момента, как Адонайя начал опускать руку, Бекка вдруг увидела сон — ее па неожиданно выступил из лесной темноты, чтобы стать свидетелем наказания непослушной дочери.
И тут Господин наш Царь соизволил сделать ее свидетельницей совсем другого чуда.
Руки па сомкнулись на поднятой руке Адонайи. Тот громко вскрикнул — альф Праведного Пути вывернул его руку за спину под таким углом, который вряд ли был предусмотрен Господом Богом. Где-то рядом Бекка услышала шорох мертвых листьев — это в панике бежали друзья Адонайи. Она спрятала лицо в ладонях и громко разрыдалась от счастья. Сквозь рыдания она слышала тяжелые, какие-то мясистые звуки ударов. Что-то грузное рухнуло на листья совсем рядом с ней. Она отодвинулась от упавшего тела, не желая видеть Адонайю даже сейчас — опозоренным, побежденным, может быть, даже мертвым. Когда она подняла лицо, Адонайя еще был жив. Па никогда бы не стал пинать труп в живот.
— Держись подальше от моей дочки, иначе костей не соберешь, клянусь именем Царя! — Пол нанес своему поверженному противнику еще один удар ногой. Адонайя застонал и откатился как можно дальше от Бекки, где его и вырвало прямо на сухую листву. Кровь текла у него изо рта, из рассеченной кожи на щеках и на лбу. Один глаз плотно закрыт, другой только начинал отекать. Его сотрясали позывы к рвоте, хотя ничего, кроме желчи, в нем уже не осталось.
Двое молодых людей, которые вместе с па стояли на углу улицы, сейчас вышли из-за деревьев и подняли Адонайю на ноги. Усмехаясь во весь рот, они поддерживали его в вертикальном положении, чтобы Полу было легче нанести ему удар. Как будто пародируя то, что происходило тут немного раньше, отец Бекки одной рукой поднял подбородок Адонайи так, что юноша смотрел прямо в лицо альфа своим полузакрытым глазом. Пол явно был доволен. Бекка видела, что он наслаждается этими минутами. Впрочем, продолжалось это недолго. Кулак альфа врезался в лицо Адонайи. Кровь хлынула из раздавленного носа. Тело обмякло и безжизненно повисло на руках поддерживавших его юношей. Коротким кивком Пол приказал им отпустить Адонайю. Они повиновались, затем исчезли среди деревьев столь же бесшумно, как и появились.
— Девочка, с тобой все в порядке? — Пол обнял Бекку и дал ей осушить слезы о грубую ткань его рубашки. Заскорузлые от работы пальцы нежно прикоснулись к тому месту, с которого Адонайя стер крест, изображенный Бараком. — Этот подлый… Я полагаю, его следует вызвать на суд. Вместе с родителем, который не сумел внушить сыну, какова у нас цена богохульства.
— Па, ну пожалуйста, не надо! — Бекка еще теснее прижалась к отцу. — Ты преподал ему урок. Он его забудет нескоро.
— Но крест, Бек! Он же плюнул на крест!
Она быстро-быстро отрицательно замотала головой, как будто хотела стряхнуть память о последних минутах.
— Он плюнул на свои пальцы, па. О пожалуйста, оставь это. Ты же видел стаю, с которой он ходит?
— Трусы! — прорычал Пол.
— Однако они пользуются уважением на своих фермах, — сказала Бекка. — Он мне сам говорил. Если будет суд, будут и показания. И эта банда вывернет все наизнанку. Они все повернут против меня, па! Они сумеют это сделать, если захотят.
Пол еще крепче обнял дочку.
— Ты придаешь слишком много значения уму, Бекка. Думаю, это потому, что ты сама очень умна. Ни один из этой шайки никому не опасен. Я же видел, как они разбегались — не хуже кроликов! Эти двое отличных ребят, что были со мной, они родичи четырех подонков Адонайи. Они помрут со смеха, если кто-нибудь скажет, что это отребье чем-либо выделяется. Среди них всех один Адонайя имеет что-то вроде мускулов. Раз-два, сломанный на ринге хребет, вот и конец блеску, даже если им казалось, что он способен соперничать с блеском солнца.
Бекка знала, что все так и есть. Сила, как правило, побеждает ум; Варак — лишь исключение, которое подтверждает правило. Она привыкла находить спокойствие в незыблемых основах их жизни. И все же выражение глаз соратников Адонайи продолжало ее тревожить.
— Па, обещай мне.
Пол снова прижал ее к себе.
— Ну, если это может порадовать тебя, детка, мы не дадим этому делу законного хода, разумеется, если вон тот сам не поднимет шум. — Он кивнул на лежащего Адонайю. — Хотя, когда его па увидит своего сынишку измордованным, готов биться об заклад, этот щенок сумеет придумать какую-нибудь сказочку, чтоб удовлетворить гонор родителя.
Бекка поглядела на поверженное тело своего обидчика и задрожала. Даже в этой беспомощной позе, даже с подсыхающими на щеках потеками крови и рвоты он продолжал страшить ее. Ей хотелось как можно скорее уйти отсюда, скрыться в палатках Праведного Пути, однако искра упрямства, тлевшая в ее мозгу, продолжала удерживать ее на месте.
Па Адонайи… Зах… Дасса…
— Па, когда ты шел сюда, ты не видел…
В Имении раздались ужасные крики. Яркий язык пламени лизнул темное небо.
— Господи, что же это такое? — воскликнул Пол, и его руки еще крепче сжали плечи Бекки, как бы желая защитить ее от новой напасти. В роще стал слышен рев пламени, а колеблющийся свет огня упал на отца и дочь, как приговор.
— Пол! Пол! — Один из тех юношей, что сопровождали Пола, с треском прорывался сквозь кусты. Даже в красноватом свете было видно, что лицо его бледнее мела. — Скорее! Житницы горят! — Он повернулся на одной ноге и помчался туда, откуда пришел.
- Предыдущая
- 49/105
- Следующая
