Время истинной ночи - Фридман Селия С. - Страница 8
- Предыдущая
- 8/102
- Следующая
Это было обвинением, прямым и однозначным. Руки Дэмьена прилипли к бокам, сердце бешено заколотилось, его стук мешал сосредоточиться. Сейчас он мог лишиться всего. В полном смысле слова всего. Стоило ему произнести хотя бы одно неверное слово, прибегнуть не к той лжи, к которой следовало прибегнуть, — и тогда жизнь его пойдет прахом. Могущества у Патриарха для этого предостаточно.
— Важную роль играло время, — в конце концов произнес Дэмьен, выбирая слова с особой осторожностью. — Я попытался объяснить это в своем письме. Что же касается моих намерений…
Патриарх резким жестом велел ему замолчать.
— Ваши намерения, преподобный Райс, заключались в том, чтобы избежать личного контакта со мной. И неужели вы полагаете, будто мне неизвестны причины этого? Вы боялись того, что если бы вы обратились за разрешением на подобную экспедицию — а ведь именно так вы и должны были поступить, согласно церковной иерархии, должны и обязаны, — то вам было бы в этой просьбе отказано. И боялись вы совершенно справедливо. — Взгляд Патриарха двумя молниями впился в лицо священника. — Или, возможно, вы боялись того, что я дам согласие на экспедицию… но потребую, чтобы вы нашли себе более подобающих союзников.
Дэмьен, сделав глубокий вдох, подумал:» Вот оно. Вот где собака зарыта «. Дело не в том, что он решил не возвращаться в Джаггернаут, не в том, что его донесение оказалось неубедительным, даже не в том, что он предпринял самостоятельные действия, не санкционированные высшим руководством… а в том, что он предпринял совместное путешествие с одним из главных воплощений величайшего Зла, признанного таковым в мире, в котором он обитает. Причем Зла столь хитроумного и изощренного, что оно может навести порчу даже на душу священника, даже на сны священника. А воспользовавшись душой этого священника, и на всю Церковь.
Да ведь и впрямь такое вполне возможно. И как знать, не началось ли гниение в глубинах его собственной души, — в тех глубинах, в которые он отказывается заглянуть? Мысленным взглядом Дэмьен увидел, как ухмыляется Охотник, а в уголках его рта дрожат капли свежей крови. И содрогнулся, вспомнив об этой заблудшей и извращенной душе, о прикосновении ее злонамеренных порывов к его собственному существу. Но Джеральд Таррант олицетворял также и мощь, грубую и однозначную силу, — а именно такая сила сейчас и потребовалась. И заручиться ее поддержкой следовало любой ценой, решил он. Даже ценой риска погубить собственную душу.
Да и как иначе?
« Эта мощь должна была оказаться на нашей стороне, — мысленно убеждал он себя. — Иначе нами всеми овладело бы куда более грозное Зло. Неужели союз с меньшим злом оказывается в таких условиях неправомочным?» Но внезапно эти доводы перестали казаться ему убедительными. Внезапно священник понял, что уже вовсе не уверен в чем бы то ни было. Одно дело — отказаться и отмахнуться от подобного существа на словах, особенно если учесть, что он не видел Джеральда Тарранта уже несколько месяцев. Но слова Патриарха, усиленные изменившейся структурой Фэа, пробудили в его душе воспоминания куда более живые и куда более страшные. Душа Охотника, ласкающая его собственную душу. Подлость Охотника, проникающая в самую глубину его собственного сердца, его души, его веры. И, проникая, оставляющая незаживающую рану, воспринимающуюся как своего рода паразит и остающуюся вечным напоминанием о существовании объединяющего их двоих канала. Что бы сказал Патриарх, узнай он об этом? Узнай он о том, что Дэмьен вынужденно пошел на духовную связь с Охотником и что связь эта не прервется до полной и подлинной смерти их обоих?
— Вот чего вы боялись на самом деле, — продолжил Патриарх. — Не так ли? Боялись того, что я распознаю вашу ложь в ее истинном качестве…
— Это не ложь!
— Хорошо, согласен, полуправда. Умолчания. Недоговорки. Но это, Райс, ничем не отличается от прямой лжи! — Он вновь грохнул кулаком по стопке бумаг. — Вы написали о том, что Сензи Рис погиб, но даже не коснулись обстоятельств, при которых это произошло! Не упомянули о том, что в свои последние мгновения он уничтожил священную реликвию, которую я доверил вам. О том, что это бесценное сокровище из далекого прошлого отныне безвозвратно пропало. Безвозвратно — и попусту! И тут мы подходим к разговору об Охотнике…
— Я могу объяснить…
— Что именно вы можете объяснить? То, что судьба свела вас двоих друг с другом? То, что он, желая сохранить вас в союзниках, не совершал в вашем присутствии новых злодеяний? — Холодные синие глаза горели такой же яростью, как взор самого Охотника. — Вы спасли ему жизнь, — обвиняюще процедил Патриарх. — Когда враги взяли его в плен, и связали, и обрекли на уничтожение, вы освободили его. Вы, именно вы! Неужели вы полагаете, будто такое долго могло оставаться для меня тайной? Поэтому-то вы и прислали мне эту… эту… — Он замешкался, подыскивая подходящее слово, наконец нашел и произнес, как выплюнул: — Эту пародию на донесение! В тщетной надежде на то, что я так и не узнаю истины!
Дэмьен отчаянно пытался найти необходимый ответ — будь это протест или мольба, все, что угодно, — но как и чем было ему возразить на обвинение такой силы? Когда он составлял свое донесение (мучаясь над каждым словом, буквально над каждым, тысячу раз анализируя и уточняя каждый смысловой или стилистический оттенок), он действительно был уверен в том, что Патриарху ни за что не удастся дознаться всей правды. Ни за что и никогда. Но сейчас он понял, что просто недооценил духовного владыку. Патриарх был посвященным от рождения, хотя и отказывался признаться в этом. Следовало считаться с тем, что Фэа, переструктурируя теорию вероятности в ответ на его волевой посыл, могла открыть ему доступ к любым источникам информации. Дэмьену следовало предвидеть это заранее. И соответствующим образом подготовиться…
— Вы спасли ему жизнь, — повторил Патриарх. К естественному в сложившихся обстоятельствах осуждению здесь, несомненно, добавилась и личная злоба. — Ради него вы отреклись от своего обета и от своего народа. И от самого Господа! От Верховного Судии! И теперь все зло, которое совершит Охотник вплоть до своего окончательного исчезновения, падет на вашу голову. Каждая рана, которую нанесет он Церкви своим могущественным влиянием, будет нанесена лишь потому, что вы освободили и спасли его. Потому что вы вдохновили его тем самым на дальнейшие злодеяния.
Патриарх подался вперед с неприкрытой агрессией. Изумленный Дэмьен отступил на шаг. Толстая белая шерсть ритуальной рясы запуталась полами на уровне щиколоток, создав незнакомое и раздражающее препятствие. Тяжелый золотой обруч Ордена впился, словно выпустив огненные жала, ему в шею. Для чего он явился сюда, разодевшись подобным образом? Неужели он решил, что регалиям Ордена удастся оградить его от патриаршего гнева? Какою глупостью было о таком даже помыслить!
— Именем Единого Бога, — начал Патриарх, — мне дарована духовная власть над всеми этими землями и, соответственно, над вами. — Он на мгновение смолк, давая священнику возможность полностью проникнуться могуществом церковного авторитета. — И именем Господа я употреблю сейчас эту власть. Именем тысяч мучеников, не пожалевших живота своего ради спасения нашего мира, выбравших смерть, лишь бы не подвергнуться порче. Именем мучеников нашего вероучения, служивших Святой Церкви в самые темные ее часы — и ни разу не дрогнувших, не усомнившихся, хотя испытания, выпавшие на их долю, были куда ужасней всего, что мы с вами в силах хотя бы представить. Именем этих святых людей, преподобный Дэмьен Райс, именем и светлой памятью их я отрешаю вас от сана…
Распознавшего ритуал отрешения Дэмьена поразил удар страха.
— Ваше Святейшество, нет…
— Их именем я изгоняю вас из касты священников и из Ордена, даровавшего вам…
— Не надо!..
Патриарх стремительно шагнул вперед и, прежде чем Дэмьен успел хоть как-то отреагировать, схватил золотой обруч Ордена.
— Дэмьен Килканнон Райс, я отлучаю вас от Церкви и изгоняю изо всех ее Орденов отныне и навсегда. — Он резко потянул на себя золотой обруч — с силой, которую могла вызвать лишь ярость. Драгоценный металл врезался в затылок Дэмьена, декоративные звенья начали разрываться; там, где они вспарывали кожу, сразу же проступала кровь. Наконец Патриарх сорвал массивный обруч со священника. — Ты не достоин находиться в нашем обществе. — Он швырнул регалию на пол и наступил на нее. — А может быть, и в человеческом обществе…
- Предыдущая
- 8/102
- Следующая
