Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара - Страница 57

Из кухни же пахло готовящимся мясом — невообразимо аппетитно даже для меня с моим разборчивым вкусом.

— Ну вот, — расстроенно проговорила Анна, сердито стаскивая шляпку в коридоре. — Опять он!

— Кто он? — спросил я, хотя уже догадывался.

— Знаете что, хозяин, — проговорил Прохор, — скажу-ка я до табачной лавки, тут недалеко. Если не возражаете.

Я не возражал. Прохор рассудил верно: если нас сейчас ждет семейная сцена, то чем меньше свидетелей, тем лучше.

Мой камердинер сгрузил меня на пол (аккуратно, на все четыре лапы; я иногда прыгаю с рук, но спускать генмода прыжком невежливо) и был таков. Я же проследовал за Анной в кухню.

Как и следовало ожидать, у газовой плиты возился Эльдар Волков, помешивая что-то в глубокой медной сковороде. Тут же мне стало ясно, благодаря кому у Анны вообще появилась такая утварь.

На Эльдаре красовался серый рабочий передник, почти такой же, какой Анна носила при написании картин. Только ее был черный.

— Я же просила тебя! — воскликнула Анна вместо приветствия, стремительно переступив порог. — Я тебе вовсе не для этого ключ давала!

— А я тебя предупреждал, — Волкова, казалось, совсем не сбила с толку эта вспышка возмущения. — У меня инстинкты.

— Сейчас даже не полнолуние!

— Почти полнолуние. Ты давно не заглядывала в календарь. Или в окно.

Слегка удивленно я переводил взгляд с одного на другого. Волков заметил мое изумление первым — Анна была слишком раздосадована.

— Здравствуйте, Василий Васильевич, — сказал он. — У оборотней в полнолуние просыпаются разные инстинкты. В основном — инстинкты заботы о партнере и логове. Я воспринимаю Анну как часть своей стаи. Она меня — нет. В этом суть нашего конфликта.

— Дело не в этом! — выкрикнула Аня. — Я… просто… ты слишком много для меня делаешь, я уже говорила! — она с несчастливым видом обернулась ко мне. — Шеф, ну хоть вы ему скажите, что это слишком!

Я попятился, отказываясь быть третейским судьей в этом конфликте. С одной стороны, забота, оказанная без просьбы и даже спроса — это тоже форма насилия, и мне не хотелось бы поощрять такое в отношении бывшей подопечной. С другой стороны, видя реакцию Анны и зная ее и Волкова характеры, я подозревал, что дело было несколько в другом.

— Анна, я вам больше не шеф, если вы забыли, — сказал я с похвальным самообладанием. — И абсолютно не понимаю происходящего. Вы даже не рассказывали мне, в каких отношениях состоите с Эльдаром Архиповичем. Так могу ли я судить?

— Ни в каких отношениях мы не состоим, — Эльдар погасил плиту, накрыл сковороду крышкой. — Даже, по-видимому, в дружеских. Иначе мне бы давно объяснили суть проблемы. Так, для лучшего вкуса подержите под крышкой, пока не остынет, потом можно разогреть. Я пошел.

С этими словами он снял передник, повесил его на крючок около плиты и вышел. Я услышал скрип старого паркета в мастерской, затем — хлопок входной двери.

Обернулся на Анну.

К моему удивлению, она уткнула лицо в ладони и зарыдала. Или я все-таки не был удивлен?

— Рассказывайте, — велел я, прыгнув прямо на кухонный стол перед Анной.

Вообще-то ходить по мебели, которую используют для приготовления пищи, я считаю против правил, однако отчаянные времена взывают к отчаянным мерам.

— Что рассказывать? — всхлипнула она. — Он предложил мне пожениться! Не сейчас, а когда институт закончит!

— Ага, — глубокомысленно произнес я, — а вы, значит, не хотите, потому что он моложе вас на два или три года, значительно меньше зарабатывает, да еще к тому же оборотень…

— Не говорите глупостей! — неожиданно резко бросила Анна. — Это все неважно!

— А что важно? — спросил я, касаясь лапой ее руки.

Этот жест поддержки всегда производил на Анну сильнейшее действие.

Вот и сейчас она опустила руки от лица, шмыгнула носом и пробормотала:

— Я ведь генмод в первом поколении, шеф. У меня ген подчинения. А Эльдар оборотень, у него те же гены, из которых генмодов делали. Нельзя мне с ним детей заводить! Чтобы на них кто-то булавку применил… — Анна содрогнулась, несомненно, вспомнив свой короткий опыт. — Нет! А для Эльдара семья — это важно, он сколько раз говорил!

Признаться, неожиданный довод. Сам я, к счастью, никогда не испытывал на себе воздействие булавки: во мне этот ген, слава всем богам, спит. Но даже наблюдать за Анной в подчиненном состоянии было ужасно. Причем я видел ее такой дважды: в детстве, беспамятной и практически лишенной личности. Тогда это на меня не произвело такого уж впечатления — я совсем не знал ее, а сентиментальной привязанности к человеческим детенышам не испытываю. А вот когда я увидел ее в том же состоянии уже выросшей, после неудачного визита в лабораторию Румянцева… Это, и правда, было страшно. Могу только представлять, как подобное состояние ощущается изнутри!

Коротко говоря, Анна судила не Эльдара непригодным к семейной жизни, а саму себя. Следовало бы догадаться, что с ее характером это очевидный вывод.

— Но ведь он знает, что вы генмод. И про ген подчинения знает. Он вас видел под булавкой, — мягко напомнил я. — Раз сам предложил, стало быть, не считает это обстоятельство препятствием.

— Он мальчишка совсем, влюбился и ему кажется, что так и дальше будет! — воскликнула Анна запальчиво. — Но будет совсем по-другому! Я вот на Ореховых смотрю… на Марину и Никифора. Им знаете как трудно? Даже при том, что они друг друга любят! Если бы у них с самого начала не было общих целей, если бы они оба не любили всеми этими коммерческими делами заниматься и если бы Марина не мечтала всегда иметь касательство к управлению кумпанством — ничего бы не вышло! А Эльдар хочет из-за меня о мечте о детях и большой семье отказаться… это при том, что оборотней немного ведь, он мне сам говорил, они детей очень ценят!

— Знаете, Анна, — мягко проговорил я, — по моему собственному опыту, самые обидные трагедии происходят тогда, когда люди пытаются решать за других, что для тех лучше. Советую вам сойти с этого пути, пока не поздно.

Аня только заплакала снова.

Положительно, длительное переутомление не пошло ей на пользу!

Домой я возвращался все еще под впечатлением удивительных новостей, полученных от деда. Надо же! Профсоюзы генмодов готовят переворот в городе! Зачем? За счет чего?

Ладно, «зачем» можно было понять: я не настолько наивен, чтобы не видеть, насколько плохо живется многим генмодам, хотя сам и защищен от многих жизненных неудобств статусом, а более того состоянием деда и матери. Однако генмодов по-прежнему в городе меньшинство; каким образом они надеются удержать власть, как управлять людьми? Как минимум им нужны союзники в Городском собрании из числа людей! А я никого там не знал, значит, и вычислить этих союзников никак не мог.

В общем, все это казалось уже совсем не по силам мне, скромному начинающему сыщику.

Дед тоже высказался в том же самом смысле: отстань ты, Василий, не лезь не в свое дело. Я, мол, поговорю с кем надо, выясню детали, разберусь, что да как. Ты сам в этой каше вариться еще молод.

«Молод! — вскипел я. — Молод! Рушится, можно сказать, весь уклад нашего города, а ты предлагаешь молча смотреть!»

«Спокойно, ничего еще не рушится, — проговорил дед, к которому после того, как он избыл вспышку эмоций, вернулась обычная вальяжность. — Судя по тому, как основательно эти господа готовятся к перевороту, у нас в запасе несколько месяцев, а то и лет. Есть время придумать план действий».

Последние его слова меня несколько успокоили — но все равно предложение спокойно наблюдать за развитием событий противоречило всей моей натуре и тогдашнему образу мыслей. Даже и сейчас, хотя жизнь меня изрядно усмирила, не знаю, внял бы я совету деда. А тогда об этом и думать было нечего: жажда действия разрывала меня на сотни маленьких Мурчаловых.

Когда Прохор донес меня до квартиры, что я тогда снимал, в парадной подле швейцара обнаружился Пастухов.