Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара - Страница 48

— Понял, господин старший инспектор, как не понять, — стоическим тоном проговорил генпес.

Зацокали когти по деревянному паркету: вот-вот дверь отворится — и прямо на меня!

Я отпрянул в сторону, чтобы не попасть под удар сего снаряда, а сам лихорадочно размышлял.

Мне сразу же стало понятно, о какой стройке говорит генпес: и впрямь, началась такая возле ратуши несколько дней назад. Все чин по чину, лентами ограждено, рабочие в защитных касках… Я тоже заметил, что там на удивление много генмодов-собак, которые рыли землю и развозили ее в тачках, хотя люди тоже имелись. Мне стало любопытно, и я спросил у одного из рабочих (как раз-таки человека — ни один порядочный генкот не заговорит с собакой без веской на той причины). И тот ответил, что строят они новую дренажную систему. Мол, старая прохудилась, и Ратушу теперь затапливает при каждой оттепели (а таких с начала февраля уже парочка случилась — год выдался теплый).

Ни слова про смену отопительных труб.

Но если этот помощник младшего инспектора (самый нижний чин в ЦГУП, чуть выше постового на углу) проверял разрешение и там именно трубы указали, то и впрямь странно выходит! Очень странно.

А еще страннее, что его начальство так вот сразу отмахнулось. Может быть, конечно, дело и впрямь яйца выеденного не стоит и кто-то просто совершает небольшую растрату — точнее, совершенно официально «дает заработать собратьям-генмодам» на деньгах Городского совета. А может быть…

Я даже сам не знал, что. Но если кто-то дал на лапу старшему инспектору ЦГУП, то вполне вероятно нечто крупное. Например, ограбление хранилища при Ратуше или что-то в этом духе. Или подкоп до ближайшего банка. Там как раз отделение Майерса через площадь.

А что? Дерзко, нагло, изящно. Если бы я совершал преступление, что-то в этом духе и задумал бы.

Короче говоря, за те доли секунды, что неизвестный мне полицейский Пастухов шагал до двери и открывал ее, у меня в голове сложился план действий.

Ну ладно, не план. Общие очертания. Но главное ведь — начать!

Не надо, кстати говоря, думать, что я тогда был настолько романтичным юношей, что, погнавшись за вкусной тайной (или, скорее, намеком на тайну), совершенно упустил из виду деловые соображения. Напротив, я здраво рассудил: собственных клиентов у меня пока нет, и отчего бы не попробовать начать сольную карьеру с потенциально громкого дела? А если оно не выгорит или окажется пшиком, то никто ничего и не узнает.

Для начала я отбежал чуть дальше по коридору и завернул за угол — не хватало еще, чтобы этот (возможно, продажный) старший инспектор меня услышал. Там я стал дожидаться намеченного клиента.

Пастухов не заставил себя ждать.

Он и впрямь оказался овчаркой, лохматой и черно-рыжей. Из-за длинной шерсти казался еще крупнее, чем в действительности.

Я не стыжусь признать, что ощутил… нет, не страх, но некоторую оторопь. Как я уже говорил, ни один честный генкот не станет заговаривать с собакой просто так. Во время наших с Вильгельминой расследований мне приходилось иметь с ними дело, но всегда в официальном качестве, а тут предстояло свести знакомство с нуля!

— Господин помощник младшего инспектора Пастухов! — окликнул я его.

Он повернул ко мне страшноватую морду и оскалился:

— Да… гражданин?

Позже я узнал, что обычно Дмитрий куда приветливее, но тогда начальник его допек.

— Сыщик Мурчалов, — произнес я с большим достоинством и самообладанием. — Прошу прощения, однако я невольно услышал ваш разговор со старшим инспектором. Если у вас есть желание разобраться в этом деле, думаю, я смогу вам помочь.

— Нету у меня денег на всяких шарлатанов, — отрезал Пастухов решительно.

— Кто говорил о деньгах? — я гордо выпрямился. — Я патриот не меньше вашего! Если они делают подкоп в Ратушу, это нужно пресечь!

Пастухов фыркнул.

— Небось, только начинаете сыщиком работать?

Мне не понравилась его догадливость, но я сохранил самообладание и только хвостом махнул.

— Это к делу не относится. Важно то, что я разделяю ваше беспокойство и хочу помочь.

— Ну ладно… патриот, — Пастухов сощурился. — Пойдем поговорим.

Так и началось наше с Дмитрием знакомство. Кажется, вскоре оно приведет к тому, что наши подопечные поженятся… хотя это, разумеется, не точно.

Давая Анне совет снять мастерскую в Рубиновом конце, я знал, что делал. Не самый фешенебельный район, разумеется; если бы она обосновалась в Дельте или тем более в Аметистовом конце, могла бы сразу ставить цены повыше. А Ореховы соглашались оплатить ей студию и там.

Но мне не без основания казалось, что задирать цены за свои работы Анна посовестится. Да и стоимость коммунального обслуживания в этих районах выше; мастерская там могла бы обойтись ей слишком дорого.

Тем более, когда я начал знакомиться с этим вопросом сразу после аукциона на Ореховской свадьбе — прежде мне не случалось интересоваться художественными предприятиями, — я обратил внимание, что под мастерскую подходит не всякое помещение. Перво-наперво в нем должно быть много окон, желательно, выходящих на север и северо-восток. В идеальном случае окна должны располагаться на крыше. Дневное освещение для художника — это все.

Так вот, и в Дельте, и в Аметистовом конце сдавались в аренду и продавались мастерские, оборудованные под себя художниками, но было их не так много. А в нашем Рубиновом конце, где от студентов не протолкнуться, есть целые дома, специально приспособленные для студентов и слушателей Школы изящных искусств. Их предприимчивые владельцы дерут умеренно грабительски — так, чтобы спрос среди не слишком богатого населения все же сохранялся.

Конечно, Школа традиционно враждует с Юридической академией, кою окончили и я, и Аня. Однако корпоративная вражда — небольшая цена за удобное и недорогое помещение!

Все это я изложил Анне — не прямо, а скорее намеками. Не люблю разжевывать и класть в рот. К ее чести, она поняла это и сделала правильный выбор.

Не сказать, чтобы Анна так уж часто слушала мои советы. Это бич всех тех, кто старше и мудрее: молодежь вечно норовит насовершать собственных ошибок и набить шишек там, где никакого темного леса нет и в помине, если бы они удосужились поднять взгляд из-под ног. Но в данном случае она поступила верно.

Так и получилось, что Анна поселилась и открыла мастерскую буквально в двух улицах от моего дома. Это позволяло Василию-младшему бегать туда невозбранно, как одному, так и в сопровождении няньки. Я же считаю ходьбу по улицам собственными четырьмя лапами ниже своего достоинства, поэтому посещаю Анну только с Прохором — или со специально нанятым из агентства слугой, если у Прохора выходной.

Кроме того, как я уже сказал, я предпочитаю не баловать бывшую воспитанницу своим присутствием: пусть учится решать проблемы самостоятельно! Вот и в этот раз, когда мы явились переговорить с ней по поводу аукциона, я сообразил, что не был у Анны уже недели две или даже три.

Отдельного крыльца у Анны не было: дверь с улицы открывалась на общую лестницу, к счастью, довольно чистую, со швейцаром. Пожалуй, если бы Анна надумала снять себе помещение без оного, я бы изменил своим принципам и поговорил с ней более твердо — есть все же стандарты, ниже которых не стоит опускаться!

Швейцар поклонился нам и сообщил, что Анна Владимировна дома.

Разумеется, я знал, что она дома: по моей просьба Прохор позвонил ей и убедился в этом. Все же у ненавидимого мною телефона есть свои полезные функции.

Однако, когда мы поднялись на второй этаж и начали звонить у двери с простой табличкой «Ходокова А. В.», никто нам не ответил. Ни после первого звонка, ни после второго. Наконец Прохор вульгарно надавил на кнопку и держал ее так несколько секунд. Мы услышали заливстую трель внутри квартиры, но никакой реакции не последовало.

«Ничего себе! — подумал я. — Неужели тот, кто затеял махинации с картиной Анны, заодно что-то сотворил и с художницей?»