Пожиратели душ - Фридман Селия С. - Страница 36

• Предыдущая
• 36/88
• Следующая

– А у нее потомство хорошее, верно? Хотя в этом ей помогли.

– Как так? – выгнул темную бровь король.

– К вашему роду приложил руку Рамирус, не так ли?

– С чего ты взял? – потемнел Дантен.

– Полно, мой король. Четверо мальчиков подряд, без запинки, все здоровенькие, следом тем же порядком две пригожие, годные для нужных браков дочки… неужто вы верите, что все это получилось само собой? Природа редко бывает так добра к женщинам. И к королям тоже.

– Я Рамируса о помощи не просил.

– Я и не говорил, что вы просили. – Сделав легкое ударение на слове «вы», Костас отпил из кубка.

– Дом Аурелиев никогда не нуждался в помощи колдунов, чтобы продолжить свой род, – грозно нахмурился Дантен.

– Уверен, что не нуждался.

– Так ты думаешь, моя жена…

– Откуда мне знать? Это было еще до меня. Я хотел лишь сказать, что мужчина и женщина смотрят на такие вещи по-разному – это ведь она рискует жизнью, производя на свет дитя, а не он.

– Она знает, что я бы подобного вмешательства не одобрил.

– Я уверен, она ни в чем бы не пошла против вашей воли, – наклонил голову Костас. – Просто ей… посчастливилось. Случается и такое.

Дантен встал и приблизился к очагу. Он любил смотреть на пляску огня – это напоминало ему захваченный, пылающий с четырех сторон неприятельский город. Лето лишает человека этого маленького удовольствия.

– Рамирус без спроса ничего бы такого не сделал.

– Ваше величество знает его лучше, чем я.

– Он был моим слугой. Как и ты.

Не дождавшись от магистра никаких возражений, король вернулся на свое место, добавил себе вина и выпил так, словно хотел убрать дурной вкус изо рта.

– Мне вот что любопытно, – промолвил Костас.

– Да?

– Шестеро детей, по ребенку в год, превосходная королевская семья, а потом… как отрезало? Мне это кажется странным.

– Ничего странного, – фыркнул Дантен. – После рождения Тиресии она попросила меня освободить ее от супружеских обязанностей. Она хорошо потрудилась, и я удовлетворил ее просьбу.

– Значит, она… выставила вас из своей спальни?

– Осторожней, магистр! – вспылил Дантен. – Король может счесть такие слова оскорбительными.

– Я всего лишь пекусь о вашем благополучии. И о верности тех, кто вас окружает.

– Верность королевы не вызывает сомнений.

– Тем не менее это мой долг.

Дантен выпил, вытер рукой рот и шумно вздохнул.

– Очень уж она щуплая. Не за что ухватиться. Наш брак был заключен из династических соображений, не по любви, и она это знает. Она подарила мне четырех сыновей, которыми любой король может гордиться, а дочери помогли завязать нужные мне союзы. Любовников, насколько я знаю, у нее нет – это единственное, чего я не потерпел бы. Когда она сидит за столом подле меня, мои августейшие гости больше улыбаются и меньше злоумышляют. Как королева она безупречна. Не заговаривай больше об этом.

– Как будет угодно вашему величеству. – Магистр на миг опустил глаза.

– Если не считать этих ее камней, конечно. Но их она держит в собственном дворике. Пока она не орошает их ничьей кровью, кроме своей, мне сказать нечего. – Король вперил взор в кубок. – Что ты обо всем этом думаешь? Скажи правду.

Костас задумчиво сложил вместе кончики пальцев.

– Я бывал на Севере и видел эти «копья» своими глазами. Это всего лишь камни, которым придают устрашающую форму, чтобы держать народ в страхе и послушании. Что до так называемого Гнева, в тех местах определенно чувствуется некая Сила – но не в той степени, как говорит королева. Я бы назвал это недобрым предчувствием, возрастающим по мере приближения к таинственному рубежу. Поскольку Заступники, по слухам, происходят от ведьм, я приписываю это обыкновенному колдовству. Вот почему я расспрашивал королеву о ее предках. Мне думается, и жертвоприношения нужны только для того, чтобы укреплять веру в сердцах поселян. Ничего более этим добиться нельзя, уверяю вас.

– Там ведь тоже есть магистры? Они-то, уж верно, знают побольше нашего?

– Они не более расположены выдавать свои заветные тайны, чем я – ваши, мой король, – скривил губы Костас. – Однако выведывать что-то у других магистров – наше излюбленное занятие. Надо же нам развлекаться чем-то, пока наши покровители обдумывают новую кампанию.

Даитен был мрачен. То, что сказал Костас о его семье, сидело в нем как заноза.

– Есть какой-нибудь способ узнать наверняка? – спросил он.

– Что узнать, государь?

– О детях и Гвинофар. Естественным путем они родились или нет.

– Женщина скажет вам, что всякие роды противоестественны.

– Ты ведь понимаешь, о чем я. Магистр отставил кубок.

– Если вы говорите серьезно, я могу попытаться. Отпечаток Рамирусовой магии, возможно, еще сохранился на ней или на детях. Но с годами такие следы пропадают, и их отсутствие ничего не доказывает… разве только то, что магия – вещь ненадежная.

Дантен, явно недовольный таким ответом, снова уставился в кубок.

– Вы говорите, что она верна вам, что она никогда не обратилась бы к помощи Рамируса без вашего ведома. Разве вам мало этой уверенности?

– Ты прав. – Вино, как красное зеркало, отражало хмурое чело короля. – Я ей верю.

– Мужчинам не дано проникнуть в тайны деторождения. Для этого боги предназначили женщин, а в обмен на знание повелели им рожать в муках. Так, по крайней мере, жрецы говорят. Я нахожу мудрым обычай южных племен, где женщин детородного возраста держат подальше от мужчин и магистров. У них-то мужчина никак не может вмешаться в естественноепродолжение рода, согласны? Они, правда, не заключают с женщинами таких сделок, как вы заключили с ее величеством, но ведь мы намного просвещеннее их, однако, верно?

Дантен молчал.

Облако ненадолго заслонило солнце, это не убавило стоявшую в комнате влажную духоту. Жаркая погода делала короля еще более мрачным.

– Не твое дело, – процедил он. – Больше к этому возвращаться не будем.

– Разумеется, ваше величество. – Костас опять склонил голову, выражая покорность королевской воле, но тощая шея и резкие черты придали ему сходство с клюющим падаль стервятником.

Дантен, думавший о другом, этого не заметил. Когда думы короля дошли до некой поворотной точки, он поставил кубок на стол и вышел, не сказав больше ни слова и не оглянувшись.

Гримаса, которую состроил при этом Костас, на более человеческом лице могла бы называться улыбкой.

Господин Энтарес Саврези и Тандра, его супруга, имеют честь пригласить Васна праздник первых именин своего сына, имеющий быть в башне Саврезив Ночь Двух Лун.

Торжество начнется в шесть часов пополудни.

Камалу облачили в парадное платье, сооруженное из шелка с золотым шитьем и стоившее больше денег, чем она заработала за всю свою жизнь. Фасон носил труднопроизносимое название, что, как ее уверяли, делало платье еще более ценным. Цвет, в самом деле красивый, кобальтово-синий, очень шел к ее глазам – но ни к каким женским нарядам Камала не испытывала такой ненависти, как к парадным.

Весь предыдущий день она бесилась и ныла, но слуги твердили, что иначе нельзя, раз она собирается на торжество вместе с Рави. В конце концов она смирилась и позволила напялить на себя этот ужас. Она несколько раз наступила на шлейф, а широкие висячие рукава цеплялись за все на свете. Однако горничные в один голос утверждали, что выглядит она просто чудесно. Девочка, прибежавшая с кухни посмотреть на нее, выразила надежду, что вырастет такой же красивой. Дальнейшие жалобы были бы неуместны.

Парикмахерша, присланная Рави, битых два часа возилась с короткими волосами Камалы. Наконец она зачесала их назад, а поверх водрузила парик со свернутыми, унизанными жемчугом косами. Волосы настоящие, гордо заявила она, не какая-нибудь там овечья шерсть или конская грива. У Камалы свело живот при этих словах, а взгляд стал таким, что женщина невольно отпрянула. Что тут скажешь? Что она сама недавно принадлежала к людям, готовым распродать себя по частям за пару грошей? Что эти рыжие косы, так хорошо подходящие к ее собственным волосам, были гордостью какой-нибудь бедной девушки, которую остригли, как овцу, на потребу Камале? Камале, которая теперь поднялась высоко и носит волосы других женщин так же запросто, как Камала-потаскушка носила овечью шерсть.

• Предыдущая
• 36/88
• Следующая