Что ты несешь с собой – часть II (СИ) - Жукова Юлия Борисовна - Страница 48

Я следила за его неторопливыми действиями и разгоралась ярче той свечи. То есть, я даже из собственного дома его выгнать не могу. Хотя какого собственного? Нет у меня здесь ничего собственного. Меч — и тот по одному слову Вачиравита отберут, как не было. У меня и во всем мире ничего собственного нет.

Но если он решил тут пустить корни, я не смогу находиться с ним под одной крышей, пусть и двумя ярусами выше. Я развернулась, распушив блестящие одежды, промаршировала на крыльцо и со всей силы шарахнула дверью.

Древодом даже не дрогнул. Чтоб ему пусто было. Чтоб им тут всем пусто было! Да гори они все огнём, хоть бы за ночь весь клан в полном составе кустами обернулся, я бы не пожалела!!!

Я зашагала куда глаза глядели, едва уворачиваясь от раскинувших лапы кустов и вырастающих из темноты почти невидимых в ней древодомов. Даже третий глаз не стала использовать. Какая разница? У меня нет цели. У меня нет ценности. Я уже никому и ничего не несу.

Тьму в моём сердце и вокруг прорезал крик.

— Пранья!!!

Я остановилась, как кукла, в которую перестали играть.

— Пранья!!! — крик повторился ближе, и вскоре из тьмы вынырнул Танва, сияющий такими переливами цвета, что я даже сразу и не назвала бы. Однако в этом свете он легко разглядел моё лицо и запнулся, подавившись собственным голосом. Не знаю, как я выглядела, но он — не лучше. Растрёпанный, в слезах, с листьями в волосах.

— Что? — наконец разлепила губы я.

— Паринья! — выдохнул Танва и всхлипнул. — Она… Её… забрал амард.

Уголок автора

Тьма сгущается, и нашему маленькому театру не до шуток. До конца книги осталась одна глава!

Танва ещё что-то говорил и пытался отвести меня к тому месту, где теперь росла Паринья. Зачем? Оценить, хорошо ли листики зеленеют? Кажется, я что-то в таком духе сказала вслух, отчего бедный мальчишка отпрянул, словно я ему пощёчину дала. Наверное, и правда больно было.

И к лучшему. Пускай обидится и не ждёт от меня поддержки. Какая от меня поддержка, если я сама — груз, тянущий на дно? Я не просто оказалась бесполезна — для Чалерма, для своего клана, для мирового порядка — я ещё и навредила. Маленьким, наивным махарьятам, которые смотрели на меня, как на наставницу. Они думали, я сделаю из них настоящих охотников. А я делаю из них кусты. С чего я вообще решила, что им позволят быть сильными и умелыми? Этот клан уже не первое поколение уничтожал в себе всех, кто выделялся в лучшую сторону. И если слишком хорошего учителя пускали на корм амарду, то почему я решила, что слишком хорошего ученика не пустят?

В горле ком стоял плотной затычкой, я даже говорить уже не могла. Да и слёз не осталось — у меня их никогда много не было, а сегодня я уже все израсходовала. Не было и гнева. На кого тут злиться? На Саинкаеу? А что толку злиться на врага, с которым ничего не можешь сделать? На Чалерма — за то, что поставил меня на эти группы? Так, положа руку на сердце, я не шибко сопротивлялась. Упёрлась бы рогом, как бы он меня заставил? Я поверила, что ничего страшного не случится. Он ведь так осторожничает всегда, и раз он счёл, что можно, значит, точно можно… Злиться теперь на него за то, что дал ложную надежду? Так своей головой думать надо было. Ему откуда знать, хорошо ли я обучу детей?

Оставалось злиться только на себя, но и эту чашу я на сегодня опустошила. Я неправа кругом: перед отцом, перед Чалермом, перед детьми. Перед другими кланами и самим мировым порядком. Вот всё, чего я достигла, придя в клан Саинкаеу: спутала планы Чалерму и уволокла на дно хорошую девочку.

— Пранья, — всхлипывал Танва, — что же теперь делать?

— Не высовываться, — огрызнулась я. — Изображать посредственность. А лучше всего свалить с этой проклятой горы куда глаза глядят. В Саваат. Пить воду из священного источника.

Я говорила всё это, глядя мимо Танвы в никуда. Смотреть ему в глаза я сейчас не смогла бы. Да и зачем? Я уже подвела их всех. Мне не было смысла ни оправдываться, ни каяться. Пускай выучит урок: не доверять случайным праньям, которые ведут себя так, словно знают, что делают.

— А вы?

Я всё-таки глянула на мальчишку. Похоже, урок он не усвоил: смотрел на меня всё ещё с надеждой, словно ждал, что я отведу его в волшебную страну, где всё справедливо. Меня бы кто отвёл.

А я — что я? Я сама не знала, куда иду, лишь бы подальше от Чалерма. Глупо, по-детски, как будто других забот нет, кроме его недоверия. В итоге и в этом он был прав: доверять мне нельзя. Я всё порчу. Я никому и ни для чего не могу сгодиться.

Хотя нет, для одного я всё же сгодиться могу. И тогда по крайней мере моей семье станет легче. Хоть на какое-то время… пока дальнейшие последствия очередного моего безбашенного поступка их не нагонят. Но… Я достаточно напринимала собственных решений в последнее время. Я думала, что я умнее, справедливее, рассудительнее. Что знаю, как быть, лучше всех остальных. И вот к чему это привело. Что ж. Пусть хоть для тебя, Ицара, это станет уроком в смирении гордыни. И теперь, когда застилающая глаза дымка самоуверенности развеялась, ты сможешь увидеть, что советовали умные люди.

— А я… — Я вздохнула полной грудью, потому что ком в горле растворился. — Я сделаю то, ради чего я здесь.

И, не обращая больше внимания на Танву, я зашагала вверх по склону.

Спустя пару сотен шагов и оставшись одна, я всё же воспользовалась третьим глазом: теперь у меня была цель, и глупо было бы на пути к ней спотыкаться и тыкаться лбом в древодома. А ещё мой иссушённый бедами ум потихоньку заворочался, подкидывая ценные мысли.

И первой из них была такая: я по-прежнему не знала, как вызволить амардавику из кварцевого гроба. Но ведь из того же камня высечены и библиотечные глаза. А где искать управу на них, я уже знала. Решительно развернувшись, я метнулась бегом к дому Чалерма. Из моего он меня выжал, так я не побрезгаю к нему заглянуть, авось в следующий раз дважды подумает… Впрочем, не будет никакого следующего раза.

Как и всегда, в дом Чалерма я зашла беспрепятственно. Он не поставил никакого барьера, не отвадил меня, не отвёл мне глаза. В его гостиной ничего не изменилось оттого, что мне открылась его суть. В его кабинете не прибавилось личных вещей оттого, что он меня отверг. Под привычно пустой столешницей всё так же лежала записная книжка, в которой не добавилось ни слова обо мне. Не то чтобы я надеялась. Сама не знаю, зачем я туда полезла, но мимо пройти не смогла.

Я поднялась в спальню. И там не встретила сопротивления. Почему он не ставил защиту? Пусть даже все думали, что он не махарьят, но можно же было сделать вид, что попросил кого-то из охотников. Или воспользовался талисманом. А может, защита и стояла, но не от меня. Вот только с чего ему мне доверять свои личные покои? Ничего другого же он мне не доверил.

Впрочем, какое мне теперь дело до его причин… Что бы он там ни думал, меня это больше не касалось. Я пришла взять свою долю от нашей библиотечной вылазки. В конце концов, это он решил меня привлечь, я не напрашивалась. И, значит, должен быть готов поделиться.

Кресло, в котором книга лежала прошлый раз, оказалось пустым, да и стояло вовсе в другом углу комнаты. Пришлось обыскать кипы одежды — судя по запаху, чистой, — которые высились стогами почти на всей мебели. Наконец, разведя руками набросанные друг на друга чокхи на обеденном столе, я увидела на задвинутом под стол сиденье знакомую обложку. Взяла книгу, пролистала. Да, именно из неё Чалерм взял символы, которые наносил на библиотечный глаз.

Выйдя из дома, я неторопливо побрела вверх по склону, на ходу листая книжку. В отличие от той ночи, когда я впервые проникла на гору, теперь я знала все пути, какими ходили ночные стражники, а ещё то, что они не очень-то вглядывались в темноту. И если не соваться им прямо под нос, то можно даже не особенно прятаться. Поэтому я шла спокойным шагом, почти не отвлекаясь от чтения. На моё счастье, древодома не роняли веток, которые могли бы хрустеть под ногами.