Выбери любимый жанр

Дорога, которой нет - Воронова Мария - Страница 9


Изменить размер шрифта:

9

Как известно, одно из значений слова «рок» – судьба. Так вот сразу становилось понятно, что для Тима рок – это не судьба. Он не горел этой культурой, не был готов месяц голодать, чтобы купить пластинку «AC/DC», а потом еще три километра убегать с нею от ментов. Для сцены он без проблем рядился в рваные тряпки, но в жизни ходил как типичный отставной прапорщик, скромный, аккуратный и скучный. Безусловно, талантливый прозаик, он был до странности равнодушен к поэзии и не был готов проводить сутки напролет в страстных спорах из-за текстов песен. В общем, чуждый элемент, но из-за легкого характера его любили даже самые безумные адепты тяжелого рока.

У Тима сохранилась ленинградская прописка, только жить в полуторакомнатной хрущевке вместе с отцом и его новой женой взрослому мужику было неудобно, поэтому Кирилл пригласил его временно остановиться у себя на даче, где в ту пору держал доморощенную студию звукозаписи. Это было удобно и Тарнавскому, и Кириллу – таким образом дом, который часто посещают не самые ответственные люди, не остается без присмотра.

Не успев распаковать рюкзак, Тимур выяснил, что в местной ЦРБ, расположенной за десять километров от дачного поселка, адский дефицит медработников, отправился туда и через два дня вышел на смену в качестве фельдшера скорой помощи.

…Поцеловав крепко спящего Володю, Ирина осторожно и бесшумно поднялась с тахты, с неудовольствием отметив, что теперь это упражнение дается ей не так легко, как в двадцать лет, и вернулась в большую комнату, где на столе еще лежали старые фотографии, которые Кирилл показывал Макарову.

Ирина снова перебрала их. Вот муж с Тимуром топят печку, веселые, взлохмаченные, в растянутых свитерах, вот где-то за столом, бутылки вина, как частокол, у Кирилла в руках гитара. А вот очень интересный снимок, на фоне чьих-то чужих обоев Кирилл и Тимур, а посередине редкостно красивая девушка, будущая подельница Тимура Кира Сухарева. Высокие скулы, точеный носик, пышная прическа маллет, которая в те годы еще даже не входила в моду, а только робко переминалась на ее пороге. Одета красавица в простенькие брючки и водолазку, но даже на черно-белой фотографии чувствуется лоск, которым может обладать только иностранка или девушка из очень непростой семьи. Ирина задержала взгляд на снимке, запечатлевшем мгновение из той жизни Кирилла, которая была до нее. Хотелось углубиться в тему Киры: почему смотрит в объектив так спокойно и что выражает улыбка Кирилла? Действительно ли из его глаз струится свет любви или это галлюцинация ревнивой жены?

– Это просто фотография, – пробормотала Ирина себе под нос, – просто свет и тень, и очень легко в этих тенях насмотреть всякое. Пасть жертвой скиалогического шантажа, как говорит фтизиатр Лида. Что было, то прошло, нечего гадать.

Она решительно переместила снимок в самый низ стопки. Вгляделась в следующий, на котором Тим был запечатлен возле машины скорой помощи.

Картинка вышла удивительно добрая, наполненная молодостью и радостью. Над машиной нависал огромный куст сирени, и фотографу удалось уловить кружевную тень от его веток на капоте и белом халате Тима и передать ощущение напоенного солнцем погожего дня, и нельзя было понять, смеется Тарнавский или просто щурится от яркого света, но чувствовалось, что в эту секунду он в полном ладу с миром и собой.

Снова разложив на столе снимки, кроме того, что с девушкой, Ирина внимательно вгляделась в них. Приятно и немножко грустно было смотреть на молодого Кирилла, растрепанного, беззаботного и радостного, хоть жизнь всегда была к нему строга. Жаль, что она не знала своего мужа в те времена, что прекрасное время ранней юности с ее жадными страстями и великими надеждами они провели врозь, но жизнь продолжается, впереди много чего еще ждет, и они вместе увидят, как их сыновья переживают эту счастливую пору.

«Ах, юность…» – вздохнула Ирина и тут же рассмеялась от своего стариковского кряхтенья. Если уж грустить по прошлому, то честно, и признать, что если бы она провела зарю жизни не за учебниками и в мечтах о замужестве, а среди неформалов, то влюбилась бы скорее в Тарнавского, чем в Кирилла.

Кирилл видный мужчина, и юношей был очень привлекательным, сам по себе великолепный экземпляр, но Тимур его затмевал, это видно даже на фото.

Даже на противном снимке с девушкой понятно, почему она смотрит на Тимура.

Хотя он не косая сажень в плечах, как Кирилл, и черты лица самые обычные, никакой тебе особой гармонии или прихотливого рисунка рта. Не Пол Ньюман, короче говоря, но даже через фотографию чувствуется в нем мощнейший заряд положительной энергии, та самая мужская самоуверенность, в основе которой не заботливо взлелеянное бабушками сознание собственного величия, а спокойное убеждение, что даже если весь мир против меня, я сам себя не подведу. Ну и что там лукавить, горит в глазах тот самый «пламень томный, наслаждений знак нескромный». В таких мужчин влюбляются весело, радостно и мимолетно.

Итак, после демобилизации Тимур не пошел по кривой дорожке, как можно было ожидать, учитывая тяжелую травму, творческие наклонности и дружбу с таким видным неформалом, как Кирилл.

Он не курил, мало пил и тем более сторонился наркотиков, которые в их среде в те годы были еще редкостью, но уже не экзотикой, добросовестно трудился на скорой, так же добросовестно пел с группой, а в свободное время продолжал сочинять рассказы.

«Сны Сатаны» ожесточенно трясли всеми связями в надежде запустить своего фронтмена на орбиту официальной эстрады, чтобы открыть в группе вакансию солиста. Несмотря на зловещий посыл своих песен, ребята они были добрые и стеснительные и не могли в лицо сказать Тиму, что он им не подходит.

Тарнавский с удовольствием ходил на прослушивания, но везде ему отказывали. Один старенький консерваторский профессор попытался принять участие в судьбе талантливого юноши, но не успел начать заниматься с Тимуром, как его настиг маразм, и добрые родственники быстро сдали деда в интернат, откуда ему было невозможно пропихнуть своего протеже в консерваторию.

Другие специалисты сразу находили в Тимуре какой-нибудь неустранимый изъян. Видимо, никому не хотелось создавать себе столь мощного конкурента.

Примерно так же дело обстояло и с литературными опытами молодого человека. Над рассказами о буднях скорой помощи хохотала вся больница, а это, между прочим, нелегко – рассмешить профессионала байками про его профессию, но издательства и редакции журналов оставались к приключениям медиков так же равнодушны, как прежде к приключениям моряков.

Тарнавский совершенно точно не был тщеславным человеком, например, певческая карьера в подпольной рок-группе вполне его устраивала, несмотря на то что такой голос заслуживал много большего, чем квартирники, кустарные магнитофонные записи и грампластинки из старых рентгеновских снимков. Ему нравилось петь – он пел, а уж слышат его пять человек или миллионы – дело десятое. Только, наверное, это совсем разные вещи – петь для друзей и писать в стол. Добиваться публикации своих текстов заставляют писателя не жажда денег и славы, а какие-то более глубокие чувства, неведомые обывателю. Пусть под псевдонимом, пусть бесплатно, лишь бы только рукопись стала книгой.

Такая жажда обуяла в конце концов и Тимура. Он стал искать протекции среди молодых журналистов, заглядывавших к рокерам на огонек бунтарства, но ребята сами сражались за каждую строчку в газете и ничем не могли ему помочь.

Оставалось только горестно вздыхать, по дороге на работу проезжая на велике мимо писательского поселка с его большими участками и шикарными домами.

На ближнем к даче Кирилла краю литературной территории располагался дворец наиболее именитого автора, лауреата Государственной и даже (только тссс!) Сталинской премии Никитина. Этот певец великих свершений коммунизма очень грамотно замешивал поднятую целину и Днепрогэс на самой дешевой мелодраме, был любим народом, да и сама Ирина другой раз не без удовольствия его почитывала. Каждой своей строкой Никитин изо всех сил приближал коммунизм, но, пока тот не наступил, жил в свое удовольствие и, проповедуя всеобщее равенство, не якшался с обычными дачниками. Его немаленький участок был со всех сторон обнесен высоким глухим забором, за который удавалось проникнуть только Ирининой соседке Наталье Борисовне, и то потому, что она много лет была бессменным редактором Никитина. Как участок ее находился на границе между писателями и физиками, так и сама Наталья Борисовна занимала некое промежуточное положение между писателями и обычными людьми. Сияла, так сказать, отраженным светом, но не зазнавалась, была женщиной общительной и приветливой, на взгляд Ирины, так даже слишком.

9
Перейти на страницу:
Мир литературы