Отдел дознания (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 31

— Так что брат, пока ни как. — грустно попрощался со мной старший лейтенант внутренней службы и положил трубку. И вот я стою перед этой… дамой и уговариваю ее дать мне разрешение на беседу с Поповым.

— И вы абсолютно в своем праве! — широко улыбаюсь я опешившей собеседнице: — Только у нас там труп криминальный нарисовался, к которому ваш подследственный отношение имеет. Поэтому я через час привезу и сдам в дежурную часть вашего РОВД другую бумагу — отдельное поручение, где, со ссылкой на то, что вы не разрешили мне с Поповым самостоятельно поработать, будет поручено вам и вашим операм отработать и допросить Попова на причастность к убийству женщины. И ответ на это отдельное поручение с вас начнут требовать буквально через три дня, как раз, сразу после выходных. И простой отпиской здесь вы не отделаетесь — у нас район маленький, тяжкие преступления случаются редко, поэтому отрабатывают их на совесть, по полной программе. А если дело не раскрыто будет, мы на всех/ заслушиваниях будем сообщать, что не раскрыли его по вашей, милейшая, вине, так как жулик за время вашего следствия, пока вы нам запрещали с ним работать, пообтерся в блатном сообществе и полностью вписался в криминальное сообщество… Вы, кстати, как часто его допрашиваете? Наверное, через день в СИЗО ездите, следственным путем его «колете», комбинации разыгрываете?

Я еще много, что готов был сказать опешившему старшему следователю, но она, пробормотав что-то вроде «тварь», подписала мой запрос и, как ядовитую змею, бросила документ в мою сторону.

— Данке шон! — почему-то, по-немецки, поблагодарил я тетю, шаркнул ножкой по полу и поспешил на выход — надо было спешить, если я хотел увидится сегодня с гражданином Поповым, а то в этом СИЗО, как в детском саду, то карантин, то обед, то сон час.

Локация — СИЗО №1 Города, остановка «Гуманитарная».

В мрачном зале для допросов, куда меня определили девочки из «регистратуры», стояли четыре стола, но занят был только один — дама, очевидно адвокат, и ее клиент, тревожно оглянулись на скрипнувшую входную дверь, после чего склонились голова к голове, перейдя на тихий –тихий шепот.

Я сел за противоположный от «соседей» стол, достал газету бесплатных коммерческих объявлений и погрузился в криминальную сводку, печатаемую на последней странице — журналисты, зачастую, писали о громких преступлениях интереснее, чем докладывали на утренних селекторах руководители районных отделов.

Попова привели минут через десять, парень окинул меня наглым взглядом, плюхнулся на стул, вытянул ноги.

— Курить есть?

— Не заслужил еще. — я равнодушно смотрел на мочку уха жулика, не встречаясь взглядом с его глазами.

— Ты кто есть такой?

— Отдел дознания. Пришел к тебе за явками по погребам, которые ты вскрывал этой зимой и весной.

— Не знаю ничего ни про какие погреба, нет за мной такого. Я встал на путь раскаянья и про свое дело все честно рассказал товарищу следователю. А больше за мной ничего нет.

— Смешная шутка, в камере, наверное, каждый вечер над ней смеются. Ну нет, так нет. Мать-то у тебя чем занимается?

— При чем тут мать? — насторожился жулик.

— Ну как — при чем? Сейчас поеду к ней, выгребу у нее всю консервацию с тех погребов, что ты ей натащил… Она же ворованными соленьями почти каждый день у кинотеатра «Виктория» торгует? Так вот, выгребу все, что еще не продано, и задержу ее на трое суток по сто двадцать второй статье, а потом сюда оформлю…

— Не имеешь права, она инвалид… И торгует она своими овощами.

— С третьей группой инвалидности, что ли? Не смеши меня, определят сюда за милую душу. Вы же с матерью в Томской области прописаны? Вот для этого и закроют, что бы мама от следствия домой не сбежала. Тебе же твой следователь объяснял, что, если бы была у тебя местная прописка, возможно, тебя бы никто не арестовал, жил бы под подпиской о явке, а так… А чем твоя уважаемая мама хуже? Тоже не местная, живет в чужой квартире…

— Мы у тетки живем…

— То, что вы живете у родственницы и ждете, когда она помрет и вам квартиру оставит никакой роди не играет. Прописки у вас в Городе нет, денег, за вами в соседнюю область, гоняться, если вы сбежите, у государства тоже нет, поэтому сядет твоя мама…

— Что ты от меня хочешь, а, мент?

— Во-первых, чтобы ты сел нормально, а не вываливал мне тут свои муди на обозрение…

Коля подтянул ноги и сел, как примерный ученик младшего класса, а я поздравил себя с маленькой, но важной победой — жулик оказался совсем не кремнем.

— Во-вторых, чтобы ты рассказал про погреба, тем более, от того, что ты про них явки напишешь, тебе не холодно, не жарко. Срок тебе они не прибавят, он гасится более тяжкой твоей статьей — тяжкое телесное, суммы ущерба, что тебе насчитают, через год будут, как месячная зарплата, так что ты кобенишься понапрасну…

— Не хорошо, как-то, гражданин начальник, меня матерью шантажировать…- с кривой улыбочкой пробормотал Коля.

— Ты меня не совести. Твоя маманя месяцами спокойно чужим добром торговала, а там тоже потерпевшие не миллионеры, бабки в основном, да инвалиды. У кого деньги есть, они в магазинах все покупают, а не на своих участках всю весну и лето горбатятся. Так что, твоя мама — твоя забота. Не хочешь с ней здесь перекрикиваться, когда я ее в женский корпус СИЗО оформлю — прекращай ломаться и рассказывай.

— Мне подумать надо, гражданин начальник.

— Да думай сколько хочешь, я тебя не тороплю. Но вот досада, я опасение имею, что ты надеешься успеть своей уважаемой маме «мульку» передать, чтобы она все улики поспешила выбросить на помойку, то спешу тебя успокоить — к маме твоей с обыском я поеду обязательно сегодня, так что весточка от тебя до нее дойти никак не успеет, если только, ты сейчас не попросишься довести тебя до опер части и согласишься работать на местных оперов, а они тебе, в благодарность, дадут маме позвонить…

Я оглянулся через плечо и заметил острый взгляд, который бросил на нас жулик, беседующий с дамой за соседним столом.

— Видишь… — я мотнул головой за плечо: — гражданин арестант тебя запоминает, и потом, за любой твой косяк, здесь молва пойдет, что Коля Попов, возможно, засланный… Но, это будут уже целиком твои проблемы. Так что, расходимся, и я мамой твоей занимаюсь, или свои дела ты, все-таки, на себя возьмешь?

— А что надо писать? — Николай начал, понемногу, сдавать позиции.

— Ты мне расскажи, как все было, потом я скажу, что писать.

— Ну значит, дело было так…

Как я и ожидал, описание своих подвигов мой собеседник начал совсем с не с Дорожного района. На «дело» Николай выходил раз или два раза в неделю, вскрывал разом несколько погребов, брал самое красивое и дорогое, а все похищенное нес в погреб своей тетки, а что могло храниться долго и не требовало холода, уносил в деревянную кабинку, расположенную в подвале теткиного дома. Торговля домашними соленьями за любую половину цены импортных компотов, джемов и соленых огурчиков, что продавались в магазинах, не приносили особого дохода, но в совокупности с теткиной и материнской пенсией, которую пересылала знакомая почтальон из томской области, жить позволяла.

— Ладно. — я отложил в сторону уже двенадцатую явку с повинной: — И что ты не рассказываешь про подельника своего?

— Какого подельника? — замер на полуслове жулик.

— С которым ты все эти богатства домой привозил и разгружал…

— Так это знакомый мой был, просто сосед малознакомый. Я даже его квартиру не знаю. Так, во дворе встречались, «Привет-привет». Он со мной на дело не ходил, во дворе только помогал.

— Коля, видишь ли какая ситуация складывается у нас с тобой… — я доверительно наклонился вперед, заговорив вполголоса: — То, что ты рассказал и подписал, это все, конечно, хорошо, но мне доказательства нужны. Понимаешь? Одних твоих слов недостаточно. Я, как и обещал, твою маму за соучастие привлекать не буду, но мне надо или у твоей мамы все соленья –варенья изымать, опознания банок устраивать с потерпевшими, ну и так далее… Или я могу твоего друга опросить, который подтвердит, что ты все эти погреба вскрывал.