Русь и Орда (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 33

На мгновение прервавшись, я продолжил:

— Так ведь не за себя же радею — за всю Русь. Нападет Тохтамыш изгоном следующим летом, что делать будите? А так я хоть предупрежу обоих великих князей…

Олег Иоаннович замолчал, не найдясь, что ответить — и я тут же добавил:

— Или скажешь, что я звал тебя с Ягайло биться, увечных выручать, потому как радел лишь за свое княжество?

Рязанский князь тяжело выдохнул, после чего ответил:

— Ну, коли так, коли прав ты… Что делать предложишь? Без московской рати Рязань все одно против хана не выстоит. А успеет ли Москва войска собрать да на помощь прийти?

Я кивнул головой, соглашаясь с доводами «деда»:

— Потому-то я и везу царевичу в Москву, к князю Димитрию. И если он боится вражды с Тохтамышем, так пусть собирает дань и отдает выход в Орду, как и прежде…

— А ежели не станет великий князь дань платить?

Вопрос задал Даниил Пронский — и я веско произнес в ответ:

— Значит, нужно бить первыми.

Оба князя с удивлением подняли на меня глаза — и уже тогда я начал говорить чуть поспешнее, объясняя свою задумку:

— Грядущей зимой, когда лед скует реки и станет дорогой… Ведь по этим самым дорогам татары Батыя когда-то пришли на Русь! Теперь же пришел наш черед наведаться в их владения… Пока большая часть степняков откочевала на полудень. Пока в Булгаре стоит лишь личная тьма хана, к тому же раскиданная на зимовку по городам… Ну и сами булгары — но ведь уже битые ушкуйниками и Донским, понесшие потери под Ельцом! Вот сейчас и есть самое лучшее время нанести свой удар, опередить Тохтамыша — да навеки скинуть с Руси ярмо Золотой Орды!

— Верно говоришь, Федор!

Молодой Пронский князь не сдержал восхищенного восклика — после чего все-таки нырнул ложкой в котел. И я тотчас последовал его примеру, дождавшись своей очереди — после чего с удовлетворением отметил, что каша хорошо запарилась, настоялась, «набрала силу». И вкусы копченостей, специй и соли, обжаренного в сале лука и самой полбы перемешались в лучших пропорциях, создав единую композицию…

А вот задумавшийся над моими слова Олег Рязанский кушать кулеш не спешит, вновь размышляет… Наконец, «дед» взял слово:

— Удивил ты Федор, удивил — ничего не скажешь. Татары зимнего удара действительно не ждут… Вот только успеет ли собрать князь Дмитрий достаточно сильное войско, да добраться до Булгара по крепкому льду? По всему видать, что у хана под рукой две тьмы соберется.

Я отрицательно мотнул головой:

— Меньше. Одну полутьму мы под Ельцом в землю положили, и мокша вряд ли явится на призыв Тохтамыша… Кроме того, татары по городам разошлись на зимовку. Так вот если напасть на отдельные грады, то хан все войско в кулак стянуть никак не сможет! К примеру, с нами следуют ушкуйники через Москву на Вятку, в Хлынов — и если удастся, уговорят прочих повольников напасть на Булгар с полуночи, осадив Керменчуг да Жукотин.

Олег Иоаннович удивленно выгнул брови — но взгляд его уже просветлел! Приободрившись, я продолжил толковать свою задумку:

— А княжеское войско можно разделить — одна часть, причем большая, осадит саму Казань и запершегося в ней Тохтамыша. Вторая же пойдет ниже по течению Волги, на Булгар… А коли Тохтамыш успеет отступить на полудень, к Булгару, то осаждать Казань могу остаться и я. Правда, силенок наверняка не хватит… А потому я прямо сейчас зову вас с собой в поход. Ведь добычи много будет, на всех хватит — и не важно, придется ли нам осаждать Булгар или Казань! Ну, что скажете, князья?

— С тобой пойду, Федор Иоаннович!

Князь Пронский горячо — и ожидаемо поддержал мое предложение. А вот Олег Иоаннович немного помолчал прежде, чем ответить, после чего с усмешкой потянулся к котлу:

— Ты вначале с Димитрием Иоанновичем потолкуй — а уж когда великий князь примет решение, то пусть в поход и зовет.

Я понятливо кивнул, расценив ответ своего «деда» как твердое «согласен». Да и Даниил Пронский вон как весь посветлел с лица…

— Забыл спросить — что там с хлебными обозами?

— В Пронске стоят, отмашки ждут. Сейчас же гонцов и пошлем, чтобы в Елец скорее двинулись…

— Спаси вас Бог, други!

Грудень 1381 года от Рождества Христова. Москва, великокняжеский терем.

Царевич Ак-Хозя ссутулился, съежился, словно стараясь быть незаметным. Но все одно взгляды великого князя Владимирского, хозяина Москвы, ровно, как и его «Храброго» брата, как и великой княгини порой останавливаются на нем, волнуя итак едва ли не трясущегося царевича! Впрочем, в этих взглядах нет ненависти или ярости, что даёт надежду на благополучный исход. И порой даже сам Ак-Хозя позволяет себе поднять голову и тайком взглянуть на Дмитрия Иоанновича и его супругу!

Лишь только на Владимира Андреевича, чьи глаза буквально заполыхали воинственным пламенем, Ак-Хозя старается не смотреть… Уж больно близка его правая рука к рукояти клинка — а ну как в порыве чувств захочет опробовать его остроту на булгарине⁈

Что же мог бы сказать царевич о великокняжеской чете? Пожалуй, только то, что в его понимание именно так и должны выглядеть князь и княгиня… Дмитрий Иоаннович статен, широкоплеч, а руки его крепки и весьма развиты упражнениями с тяжелым клинком и иным оружием. Чуть выпирающий живот не портит общего впечатление сильного, даже могучего мужа, скорее уж добавляет ему некой солидности — ровно как и густая, окладистая чёрная борода. А вот от пронзительного, внимательного взгляда голубых очей князя становится как-то неуютно, страшновато… Вроде царевич и пленник, вроде Федор Елецкий и обещал ему жизнь. А все одно мучает Ак-Хозю потаенный страх: ну как великий князь, услышав наконец, что именно царевич привёл на Русь ханскую полутьму, выхватит меч из ножен, да одним ударом располовинит булгарина, от шеи и до пояса⁈

Этот урусский полумедведь сможет…

Потому все же чаще царевич жалобно, виновато посматривает на великую княгиню, словно прося её о защите. Ну, а что? У князей урусов жены имеют куда больше влияния и власти, чем женщины из ханских гаремов! Да и просто взглянуть на супругу Дмитрия Иоанновича приятно — не очень высокая, но женственно-ладная, пусть и без девичьего изящества… Так ведь сколько детей уж мужу принесла? Она и сейчас, как кажется, непраздна! Черты лица княгини правильные, морщин не видать — но на пленника Евдокия Дмитриевна посматривает отрешенно, прохладно. Можно подумать, что от излишней гордости… Но даже Ак-Хозя слышал, что великая княгиня любима своим народом. Ещё будучи совсем юной девушкой, она как могла помогала жителям Москвы после большого пожара. Раздавала голодным еду, творила милостыню на строительство новых домов взамен сгоревших, подбирала детей, оставшихся без родителей… И даже продала свои украшения, лишь бы помочь погорельцам!

Нет, эта женщина милостива. Она может заступиться, потушить гнев великого князя, коли сейчас разжалобить её грустными, повинными взглядами! Вот и кидает их украдкой Ак-Хозя на княгиню в надежде, что Евдокия Дмитриевна заступиться в случае чего, защитит…

А между тем, лик великого князя действительно темнеет с каждым словом Феодора Елецкого — и взгляд его наливается гневом! Наконец, в очередной раз возвысив голос, Дмитрий Иоаннович обратился напрямую к царевичу — а знакомый толмач перевёл его вопрос:

— Правда ли, что хан Тохтамыш готовит поход следующим летом на Русь, надеясь ударить изгоном?

Заколебался от неожиданности Ак-Хозя, едва не сказав «я не знаю» — или и вовсе «нет»! Но поймал он короткий, обжигающий взгляд Елецкого князя, острый как бритва, вспомнил про расправу за «ложь»… И поспешно ответил — не особо впрочем, кривя сердцем:

— Доподлинно я знаю, великий князь, что хан Тохтамыш не простил тебе отказа платить дань. И что упрямство твоё обернётся бранью с Ордой… Ударит ли хан внезапно, изгоном, или же будет собирать войско со всей своей земли — то мне неведомо. Знаю лишь, что темник Мамай в своём последнем походе желал обрушится на твою землю изгоном, надеясь разорить её прежде, чем князья соберут войско…