Нифриловая башня - Парсиев Дмитрий - Страница 20

В перерыве между занятиями Ольха прохаживалась по оживленным коридорам академии. Она так старательно вслушивалась в царящую здесь насыщенную смесь тысяч заклятий, что у нее заболела голова. Становилось ясно, найти похитителя, если он вообще здесь присутствует, таким способом нечего и пытаться. Чтобы вычислить его, нужно находиться рядом с ним прямо в тот миг, когда он будет накладывать приказ на нифрил.

Ольха вышла во дворик и присела передохнуть на одну из скамеек. Все шло к тому, что в академии она может застрять надолго, а ее изначальный план держаться в тени, оставаясь незаметной, развалился в первый же день пребывания. Обдумав свое положение, она решила последовать примеру, поданному Ясенем, когда они однажды выслеживали шпиона на базарной площади. Порученец вырядился тогда в лоскутную куртку скомороха и шапку с бубенцами.

– Не имеет смысла прятаться посреди базара, – сказал он, – Чтобы остаться невидимым в толпе, нужно находиться у всех на виду.

Для Ольхи это означало, что ей придется намеренно удерживать себя на острие всеобщего внимания, пока окружающие к этому не привыкнут настолько, что это станет для них чем-то само собой разумеющимся. Так за пестрой скоморошьей личиной люди перестают видеть самого человека, и видят только то, что этот человек хочет им показать. К великому сожалению Хухли она не пошла на следующее занятие с его группой, предпочтя сходить на лекцию начального курса по общей теории нифрила. Ее читала, как оказалось, пожилая женщина с удивительным именем Таиссия.

– Вы все знаете, что это такое, – сказала Таиссия, показывая зажатый между пальцами зеленый кружок.

– Монета, – сказал кто-то с места.

– Копейка, – уточнил другой.

– А это? – спросила она, показывая в другой руке еще один кружок чуть больше первого.

– Две копейки.

– Двушка.

– Все верно. У меня здесь копейка и двушка. А знаете ли вы, чем они отличаются?

– Размером. Двушка больше.

– Двушка тяжелее.

– Да, – согласилась Таиссия, – Двушка чуть-чуть больше и немножко тяжелее. Но не вдвое больше и не вдвое тяжелее. Почему же ее ценность вдвое выше, чем у копейки?

Не дожидаясь ответов с места, Таиссия взяла кусочек мела и начертила на доске девятиячеистую решетку с гранями три на три, будто собираясь сыграть в крестики-нолики. А потом заштриховала срединную ячейку.

– Ну, – обратилась она к классу, – Какое прикладное значение имеет для нас нифлил помимо того, что мы покупаем на него еду?

– На нифрил накладывают приказы, – ответили из класса.

– Верно. Мы можем наложить на нифрил приказ, и этот приказ будет храниться на камне до тех пор, пока мы его не сотрем или не перезапишем другой приказ. А это возможно потому, что нифрил создает особое поле в виде ячеистой решетки. Здесь на доске нарисована решетка копеечной монеты. Кто-нибудь знает, почему я заштриховала одну ячейку?

– Потому что ячейки работают только парами.

Таиссия снова повернулась к доске и стерла перегородки между некоторыми ячейками. А затем пронумеровала получившиеся пары.

– Итак. Чтоб принять на себя любой даже простейший приказ, требуется пара ячеек. У копейки таких пар четыре.

– А как же еще одна ячейка, которая без пары? – спросил кто-то.

– Она бесполезна. Поэтому я ее и закрасила.

Она начала рисовать на доске другую решетку, немного больше первой, с гранями четыре на четыре.

– А вот такую решетку образовывает двухкопеечная монета, – сказала она, когда рисунок был готов.

– Шестнадцать ячеек. Восемь пар! – послышалось с мест.

– Совершенно верно. Восемь пар. И если четыре пары составляют копейку, то восемь пар…

– Две копейки!

Без дальнейших пояснений Таиссия нарисовала следующую решетку размером пять на пять.

– Двадцать пять ячеек, и одна лишняя.

– Двадцать четыре ячейки, двенадцать пар дают три копейки!

– Хорошо, – сказала Таиссия, – порядок вы уловили. Тогда может быть кто-то скажет мне, какая монета будет следующая?

– Шесть на шесть – тридцать шесть. И делим на восемь.

– Получается четыре с половиной копейки, – кто-то засмеялся.

– Такой монеты не бывает! – класс загомонил.

– Правильно, – согласилась Таиссия, успокаивая класс, – Такой монеты не бывает, потому что больший камень начинает образовывать трехмерную решетку. Взгляните еще раз на трехкопеечную решетку. Если вместо квадрата мы возьмем куб с тем же количеством граней, что мы получим?

– Трехкопеечная решетка, помноженная на пять. Пятнадчик!

– Правильно пятнадчик. А у полтинника и у рубля решетки еще сложнее. Их трехмерная решетка получает дополнительный так называемый «гала-эффект». И так всегда бывает с нифрилом. Когда нам кажется, что мы нашли закономерность, которую сможем распространить на камень любого размера или объема, действительность рушит наши построения. Нифрил был и остается самым загадочным веществом, и от этого стремление разгадать его тайны только возрастает.

Хотя Ольха уже знала большую часть из того, что рассказывала Таиссия, лекция ее захватила. Особенно ее поразили объяснения, почему для хранения в нифриле одного образа, требуются как минимум две ячейки. Таиссия сказала, что нифрил является естественным проводником в некий потусторонний мир. Именно из этого «параллельного» мира черпается особая сила для заклятий и там же хранятся образы. Таким образом, ячеистая пара подобна двум окнам, распахнутым в разные миры, – одна из нашего мира в другой, вторая из того мира в наш. И эти «пары» позволяют перемещать образы и силу из мира в мир.

Когда закончился учебный день, она собиралась еще посидеть в библиотеке, но сил на это не осталось. Она поднялась на замковую стену, с которой были видны окружавшие академию военные лагеря, в которых велась подготовка копейщиков, стрелков и конницы. До темноты она смотрела издалека как в одном из лагерей новобранцы учатся боевому построению. Ей невольно вспомнился паренек, встреченный недавно в Невине на конюшне, и показалось даже, что она его узнает, стоящим во главе замыкающей десятки пехотной роты.

Верес шел по двору своего замка, обходя подводы с оружием и обработанным нифрилом. Отборные конные сотни Мангустов уже выстроились в ожидании, готовые погнать конвой в земли Азума. Следом за Вересом семенил его личный писарь с амбарной книгой, громко и торопливо зачитывая содержимое подвод. За писарем следовал ханский посол, который должен был принять обоз под свою ответственность.

– Этого недостаточно, князь, – в очередной раз заявил посол, – Вы знаете, Азум-хан будет очень недоволен.

– В таком случае придется подождать с отправкой, – Верес остановился и повернулся лицом к послу.

– Мы не можем больше ждать! – сердитый голос посла взвился, – Я буду вынужден сообщить хану о несоблюдении подчиняющего договора!

Верес знал, чего добивается представитель Азума. Жадюга хочет запустить свои лапы в личную оружейную волчьего князя. Поставив скреп на сердце, Верес уже преподнес ему совершенный клинок, сработанный тяжким трудом мастера в снежном высокогорье. И уже почти пожалел об этом. Подарок только еще больше разжег алчность посла, теперь тот хотел получить еще.

– Раз уж вы столь любезно вспомнили о договоре, то напомню, договор дает мне время до конца осени.

Под желтой кожей на лице посла загуляли желваки:

– Мы и так пошли на уступки, чтобы ускорить отправку обоза.

– На взаимные уступки, – поправил князь, – Но если вы желаете вернуться к исходной букве договора, то у меня есть еще три недели.

Посол не нашел, что на это возразить, и они снова двинулись вдоль подвод, писарь зачитывал, посол сверял по своему списку и ставил галочки. Верес и сам прекрасно знал, что содержимого подвод недостаточно. Но он досуха выжал все свои запасы, а, следовательно, на будущий год не соберет и половины от нужного. И это было еще не самым худшим, что заботило сейчас князя.