Выбери любимый жанр

Главная роль 5 (СИ) - Смолин Павел - Страница 30


Изменить размер шрифта:

30

— Немыслимо! — вскочил на ноги Леопольд.

— Ваше Императорское Высочество, поднимется бунт… — жалобно простонал Антти.

— Ничем не могу помочь, — пожал я плечами. — Вы десятилетиями с попустительства слишком хорошо думающих о вас людей «запускали» фурункул на теле Княжества, позволив ему отравить кровь всего населения Княжества вирусом национализма. На мою долю выпала участь этот фурункул вскрыть и вылечить стремительно деградирующий организм. Процедура болезненная и противная, но ради лучшей жизни для подданных я охотно пойду на эту жертву, — улыбнувшись, я кивнул на дверь. — Рекомендую использовать оставшееся до начала погромов время на попытки выявить среди местных власть имущих здравомыслящих людей и попытаться проявить себя наилучшим образом ради сохранения карьеры и личного общественного статуса.

— Я не желаю участвовать в этом безумии! — задрал подбородок Леопольд. — И немедленно оставлю свое кресло в Ландтаге!

— Хорош, — отдал я должное приверженности Мехелева идеалам.

Жаль, что нацистским.

Антти похлопал глазами на меня, пожевал губами на Леопольда, поднялся на ноги, отвесил мне поклон и быстрым шагом отправился пытаться проявить себя в рамках заданного мною вектора.

— Жалкий простолюдин! — презрительно бросил ему вслед Мехелин.

— Удалите из моего кабинета бесполезное частное лицо, — демонстративно отвернулся я к окошку.

Неплохо вышло. А ведь у меня и плана-то изначально толком не было! «Шатать» Финляндию в целом весело, но я не обольщаюсь: если потечет кровь, быстро остановить ее не выйдет. Слишком велико народное недовольство, слишком много на улицах молодежи, слишком много интересантов в разных финалах нынешнего обострения политических процессов. Финны — люди здравомыслящие, и самоубийц среди них мало. Не осознавай они последствий перевода митингов в бунты, это бы уже случилось. Поорать на патрулирующих улицы города солдат — это одно, а вступать с ними в перестрелку — совсем другое. Тем не менее, если полыхнет, станет уже не весело, а страшно.

Схема-то простая: начинается суета, и какой-нибудь Отто в ней погибает. У Отто имеются друзья, знакомые и какая-нибудь жена. Все эти люди сразу же начинают плакать и рассказывать, каким хорошим человеком был покойный. Тем временем условных «Отто» погибает еще штук десять. Вместе они используются интересантами в эскалации в качестве сакральной жертвы, за которую обязательно нужно отомстить кровавому царизму. Инстинкты самосохранения включатся не сразу, и крови прольется в итоге немеряно.

Страшно. Не за себя лично: добраться до меня физически невозможно, потому что Конвой в случае начала большой суеты эвакуирует меня не спрашивая, потому что таков приказ действующего Императора. Так-то в порт пробиться хреново вооруженные и не имеющие профильных армейских навыков «протестуны» физически не смогут, но в мире в эти времена существуют пушки, для которых не проблема отправить снаряд за пяток километров, и, если сильно (исчезающе «сильно») повезет, попасть прямо в мой кабинет. Страшно за самих финнов — не хочется давить самый настоящий бунт, хочется спокойно договориться ко всеобщей пользе. Репутационные потери меня не беспокоят — общественное мнение штука непостоянная, и, сколько бы внутренние и внешние недовольные меня не поносили, лет за пять-десять о подавлении бунта в Княжестве будут помнить даже не все финны.

Глава 16

В кают-компании было весело: два десятка высших офицеров покинули свои суда (и так доплывут, тут рукой подать по спокойным водам) и осели на нашем, курить, культурно выпивать и не давать Цесаревичу (который каким бы классным ни был, а все-таки молод, и давить бунты для него в новинку и морально тяжело) киснуть. Центром внимания собравшихся стал оккупированный генерал-лейтенантами Майером и Васильевым стол.

— Б7, — скомандовал открыл «огонь» по нужному квадрату (буквально!) генерал-лейтенант Майер.

— Б7, — продублировал приказ капитан Первого ранга Юрьев.

— Промах, Ваше Высокоблагородие! — отрапортовал генерал-лейтенанту Васильеву капитан Первого ранга Федоров.

Не станут же целые генерал-лейтенанты сами карандашиками на листочках играть в «Морской бой», этак никакого порядка на флоте не останется!

Порожденная мною с полгодика назад «зараза» успела облететь весь мир — игра нравится всем, от мала до велика и невзирая на сословия и чины: в «Морской бой» теперь рубятся без исключения все, кто способен понять правила — покупать производимые одной из моих проксикомпаний наборы (широкий модельный ряд на любой кошелек: от простеньких бумажных до дорогущих, создаваемых на заказ комплектов из слоновой кости с дивно проработанными модельками кораблей) не обязательно, хоть палочкой на земле черти.

— Г3, — «выстрелил» в ответ генерал Васильев.

— Г3, — продублировал капитан Федоров.

— Потопили-с, ваше Высокоблагородие, — доложил капитан Юрьев.

— Этак у нас и москитного флота не останется! — изобразил беспокойство Майер.

Кокетничает — он у нас освоил хитрость, согласно которой львиная доля «однопалубников» расположена кучно, в углу. Мало кто догадывается, насколько это эффективно, но еще через полгодика дойдет до всех и работать перестанет.

Неделя — столько времени понадобилось, чтобы я счел свою «финскую миссию» выполненной. Как и ожидалось, началом активной фазы выступили шведские погромы. Дав народу покуролесить пару часов, я при помощи выпущенного Императором указа ввел в городе чрезвычайное положение, комендантский час и прочие потребные штуки. Жители Княжества за последние дни к массовым «гуляниям» привыкли, от погромов впали в кураж, поэтому стрельбы было много — в воздух в основном, предупредительной.

Четыре трупа и пару десятков раненных принесли толком не успевшие начаться погромы. Двое погибших при разгоне народа по домам и местам общего пользования — к предупредительным прислушались не все. Раненных с полсотни — не от пуль в основном, от давки и паники окружающие помяли. Все в госпиталях, говорят — поправятся. Хвала Господу за то, что не дал финнам утратить здравомыслие и начать полноценный бунт.

Редакции с типографиями, телеграфные и телефонные пункты — все это было «захвачено» первым делом и сразу же переведено в режим повышенной продуктивности. Газетами и журналами пришлось пренебречь в пользу листовок с важными заявлениями — в основном моими, но досталось места и поставленным перед простым выбором членам Ландтага и Думы. Все, кто против, были назначены стрелочниками — вот мол, к чему приводит самоуправление: казавшиеся такими достойными люди попользовали ситуацию так, что Финляндия чуть не скатилась в погромы, а до этого — скатилась в перевалочный пункт мировой работорговли и любимую базу контрабандистов.

Вся накопанная нами «фактура» в «листки» тоже попала, дабы продемонстрировать степень оторванности местных силовиков от земли и их гнилую натуру. Воруют, берут взятки и полируют собственное политическое величие все, кто активнее других «топил» за финскую автономию. Народ, таким образом, от автономии только терпит — казна Княжества не досчитывается пошлин и налогов, народ обречен обслуживать интересы местных националистических элит, а марка нужна для того, чтобы рассчитываться ею с местными жителями, складывая нормальную валюту в карман.

Пока народ сидел по домам и «перепрошивался» инфой из «информационных листов», ему подтаскивали съестные припасы и топливо для печек — выйти купить не получится, что в холодные осенние деньки очень грустно, так что принята «гуманитарная помощь от Цесаревича» была отлично. Это везде так — орет, бьет себя пяткой в грудь и испытывает великодержавные боли о былом величии громкое меньшинство, а нормальные люди просто хотят стабильности: жить, работать, кушать и воспитывать детей, которые тоже смогут спокойно жить и работать. Вот на последних «листки» сработали отлично, особенно те, что были посвящены личным махинациям местной знати и «декодированию» особенностей использования марки.

30
Перейти на страницу:
Мир литературы