Одержимость. Семь ночей с незнакомцем (СИ) - Бетти Алая - Страница 16

— И что за кандидат?

— А вы с какой целью интересуетесь? — провожу языком по ложке, наслаждаясь бешеным взглядом Абрамова.

— Беспокоюсь за тебя, Яна, — рычит он, — ты такая невинная. Уж прости, но хочется мне о тебе позаботиться.

— Я не против, — щёки быстро заливаются румянцем.

— Да? — он кладёт руку на стол, я делаю то же самое.

Наши пальцы совсем рядом. Почему мне видится провокация в каждом его действии? Что же ты чувствуешь, мой анонимный поклонник?

Между нашими руками пара сантиметров. Если я сдвинусь чуть вперед…

— Счет? — улыбчивая официантка меня уже бесит.

— Да, пожалуйста, — Абрамов убирает руку, а я чувствую горький укол разочарования.

Он расплачивается, мы выходим из кафе. Садимся в машину. Погода стремительно портится.

— Ты ещё успеваешь на следующую пару, — он смотрит на мобильный.

— Мне нужно к Кире Сергеевне. Она попросила меня зайти на кафедру.

— Интересно, зачем, — хмыкает Абрамов, — с Кирой веди себя сдержанно, Ян. Она тот тип преподавателя, который тащит личное в рабочий процесс.

— В смысле?

— То есть, если ты что-то сделаешь, что ей не понравится и это даже не будет касаться учёбы, её отношение станет соответствующим. Поэтому следи за языком в её присутствии.

— Хорошо. Спасибо, Владислав Львович, — опускаю взгляд, царапаю ногтями ткань рюкзака.

— И даже не огрызнёшься? — смеется он.

— Зачем? Вы правы во всём, — вздыхаю, мне хочется выговориться.

Даже в нашей ситуации можно найти плюсы. Я могу говорить об анониме и о своих чувствах, как бы проецируя их на постороннего мужчину. Одним словом, признаться Абрамову в симпатии, не говоря этого напрямую.

Даже интересно, к чему это приведет.

— И в чём я прав?

— В том, что мне нужно учиться. Но, понимаете, я ведь не могу отмахнуться от того, что чувствую, — заставляю себя глядеть в окно, хотя очень хочется посмотреть на реакцию мужчины.

— И что ты чувствуешь? — хрипло спрашивает.

Я стремительно влюбляюсь в тебя…

— Влюблённость. Мне неловко это говорить, но мы вроде как стали чуть ближе.

— Меня можешь не стесняться. Я никому ничего не расскажу, Ян. Так что не бойся.

— Каждый день я просыпаюсь с мыслями о нём. Засыпаю, глядя на его имя в переписке. Это, может быть, так глупо, но я верю, что он хороший человек. Достойный, понимаете?

Абрамов молчит.

— И не получается у меня сосредоточиться на чём-то ещё. Просто не могу. Мысли мои там, с ним. Даже учитывая, что я его ни разу не видела…

— Это может быть опасным, Яна. Нам свойственно идеализировать человека, не зная его лично. Потом можно обжечься.

— Я верю ему, — тихо говорю, — он меня не обидит.

Мы подъезжаем к задним воротам университета.

— Спасибо за кафе и душевный разговор, Владислав Львович. Мне стало лучше! — одариваю его нежной улыбкой и выхожу.

Моё сердечко тянется назад. Я начинаю скучать, когда захлопывается дверь его машины. Направляюсь в деканат к Борунковой. Нужно решить всё раз и навсегда.

Поднимаюсь на второй этаж. Захожу.

Она одна.

— Яна? — спрашивает ледяным голосом, даже не соизволив посмотреть в мою сторону.

— Да, Кира Сергеевна, — подхожу к её столу.

Она снимает очки. Чёрные, в толстой чёрной оправе. Дорогие.

— Ты знаешь, что в моих силах не только лишить тебя стипендии, но и вышвырнуть из университета? — говорит буднично.

— Догадываюсь, — отвечаю ровно.

— Ты молодая девушка, Яна, — она встаёт, подходит к окну, — вся жизнь впереди. Как я понимаю, денег у вас немного и поступила ты прилежным трудом и своими мозгами?

— Так и есть.

— И отчисление станет для тебя сильным ударом. У тебя болеет мама?

Стискиваю зубы.

— Не нужно вмешивать в это мою мать. Что вы хотите, Кира Сергеевна? Да, признаю, я говорила с подругой на лекции. Не слушала. Это мой косяк, и я готова отработать.

— Стоп, стоп! Плевать мне на лекцию, ты всё равно не сдашь этот экзамен, — с издёвкой заявляет преподша.

— Почему? — не верю своим ушам.

— Прекрати виться вокруг Абрамова, девочка. Такой мужик не про твою честь, — с неё слетает маска серьезного преподавателя, обнажая обиженную ревнующую женщину, — ещё раз я увижу тебя рядом с Владом, ты пойдешь драить унитазы в ближайшем кафе и никогда больше не поступишь ни в один престижный ВУЗ. Уж я об этом позабочусь.

Яна

Стук сердца отзывается гулкими ударами в висках. Эта женщина… она так сильно ревнует Влада, что готова пойти на нарушение всех правил университета? Поначалу мне очень хочется разрыдаться.

Но я вспоминаю слова Абрамова. Он знает, на что способна эта женщина и потому предупредил.

Я встаю, смотрю прямо в глаза Борунковой.

— А вас не уволят за подтасовку результатов экзаменов?

— Нет. Ты попробуй докажи, Яночка, — она старается выглядеть победительницей, но…

— Я могу собрать комиссию. И сдавать экзамен другому преподавателю. Ваш обман вскроется, — стараюсь, чтобы голос не дрожал.

— Ты не сможешь…

— А ещё у меня мама болеет. Вы представляете, какой резонанс вызовет ваша ревность? Все ведь поймут, Кира Сергеевна, уже идут слухи.

— Какие слухи? — она напрягается.

— Что вы бегаете за Владиславом Львовичем. А я нет, мы с ним общаемся строго в рамках.

Она молчит. Но я вижу, как стискивает руки в кулаки, стараясь скрыть это за столом.

— Лучше вы меня не трогайте. Тем более, если Владислав Львович узнает, то ваши шансы прыгнуть в его постель станут совсем ничтожны, — взваливаю рюкзак на плечо, — до свидания, Кира Сергеевна.

— Это еще не конец, Яночка. Я вижу, как ты на него смотришь! — бросает мне вслед, — Влад взрослый мужчина. Попользуется профурсеткой типа тебя и найдёт нормальную женщину для брака.

— А вы так уверены, что ему нужна именно жена? — резко разворачиваюсь, — думаю, что у Владислава Львовича огромный выбор женщин помоложе, посвежее. И если он до сих пор не женился, это его принципиальная позиция.

— Кира Сергеевна? — в дверной проём просовывается блондинистая головушка нашей старосты, — могу войти?

— Да, Света, что такое?

Я быстро выхожу, направляюсь на третий этаж. Этот разговор меня измотал. Мне вообще не свойственно вести себя, как стерве. Но с Борунковой пришлось…

У меня начинается отходняк. Кончики пальцев подрагивают. Я сажусь на подоконник. И тут мой взгляд ловит Абрамова.

Он курит. Общается с нашим стареньким профессором социологии. Словно завороженная, ловлю каждый жест любимого мужчины. Достаю блокнот…

Не волнуют сердце моё

Ни успех, ни деньги, ни слава

Сгорает оно ярким огнём,

Душу мою разбивает.

Из творческого порыва меня вырывает громкий смех группы студентов. Вздрагиваю. Я совсем растеряна. Мне хочется написать Владиславу Львовичу.

Я: Здравствуйте.

Затем разворачиваюсь. Гляжу, как Абрамов достаёт мобильный из заднего кармана. Читает. Затем убирает.

Мне очень горько. Так и хочется написать, что я знаю и сорваться вниз. Чтобы все эти формальности не имели власти над нами…

В сердце сгорает тайна глубокая,

Что пламенем вспыхнуть не могла.

Я молча страдала, безмолвная…

Не найдя огня в его глазах…

Пальцы сами пишут эти строчки. Такое чувство, что я сгораю. Мне страшно от того, насколько я стала зависима от Абрамова. Юля была права…

Он одаривает меня нежным взглядом, и я парю в облаках. Игнорирует, и мне умереть хочется.

Вокруг никого.

Со злости швыряю в стену блокнот и ручку.

— Я так больше не могу, — шепчу, обнимая себя руками.

Раскачиваюсь из стороны в сторону. Плачу. Сердце от боли разрывается. Ну почему нам нельзя? ПОЧЕМУ?

— Почему… — всхлипываю.

— Яна⁈ — ко мне подбегает Юлька, — ты чего, милая? Не плачь!

— Я не… — шмыгаю носом.

— Опять твой аноним молчит? Ян, это не нормально.