Ревизор: возвращение в СССР 25 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 44

– Мне каждый день носить домой эту сумку? – уточнила главбух.

– Нет. Зачем? Это если проверка пришла, тогда вы с ней домой и уйдете. Там, кроме документов, реально личные вещи должны быть, обувь сменная, женские дела какие-нибудь… Чтобы сотрудник только открыл сумку, а вы ему сразу: стоп, это личное!

– А, поняла, – кивнула она головой.

– Далее, друзья, никому не доверять, даже мужу или жене ничего не говорить. Деньги тратить очень осторожно. Правда, есть сферы, где можно сильно себя не ограничивать, это медицинское обслуживание, лечение и лекарства, и образование своё и детей. Никто не будет выяснять, сколько вы потратили на репетитора, и сколько сунули доктору за отдельную палату. Ещё что? Никто не проверит, что вы кушаете, и как, и где вы отдыхаете. Но и здесь надо стремиться обходиться без излишеств. Поверьте, мир тесен до безобразия. Представьте себе ситуацию, супруг Елизаветы Романовны в гаражах выпил с мужиками и рассказал им, что они летят с женой на выходные отдохнуть на море. А кто-то из собутыльников придёт домой и жене расскажет, мол, представляешь, как люди живут! Нам бы раз в пять лет на две недели на море на отдых накопить дикарем, в палатке пожить, а они просто на выходные летают, и, видимо, часто. А у той сестра в милиции работает. И всё, конец веревочки.

– От случайностей никто не застрахован, – прокомментировал моё выступление Маркин.

– Конечно, – согласился я. – Поэтому не надо добавлять к ним ещё и закономерности. А небрежность в нашем деле ведёт к закономерным провалам. Я же к чему это всё говорю? Не для того, чтобы вас запугать. А чтобы призвать к осторожности, самодисциплине и бдительности. Мало ли, кто-то контроль потеряет и во все тяжкие пустится, деньгами сорить начнёт, любовниц менять, или, вообще, в запой уйдёт. Женщины этим редко страдают, а у мужчин бывает, и вот это – зона особого риска, – многозначительно посмотрел я на Елизавету Романовну. – Мы своих коллег, в такой ситуации, без присмотра оставлять не должны, в таком случае, сразу следует известить старших коллег о происходящем.

– Ну, это уже ни в какие ворота! – возмущённо ответил Маркин. – Доносительством друг на друга заниматься?!

– Мы с вами все в одной упряжке, – строго посмотрел я на него. – Если один из нас в пропасть сорвётся, то всех за собой утянет. Поэтому все друг за другом присматриваем. Короче, если вам в какой-то момент что-то из этих мер безопасности покажется слишком трудоёмким и хлопотным, или неприличным и непорядочным, или захочется обидеться на того, кто вас подстраховал в момент, когда вы вразнос пошли, просто, представьте себя в тюрьме или на зоне… Или, вообще, у стенки! И сразу всё пройдёт.

Может, довольно жёстко, Елизавета Романовна вон, даже, побледнела, но что делать, если до некоторых по-другому не доходит.

На этом я лекцию для узкого круга закончил. А то Маркин прямо пятнами пошёл от возмущения. Понять его, с одной стороны, можно. В СССР доносительство считалось высшим проявлением ничтожности натуры. Но и мы тут не козла забиваем, где самое страшное – щелбан получить в лоб.

Допил чай, уже не говоря о делах, и оставил их обдумывать мои слова.

Первая фабрика за последние несколько месяцев, с которой ушел вообще без подарка. Может, Сорокиной что и поручили подарить, но мы же с ней расстались перед бухгалтерией. Как хорошо, что мне от отсутствия этого подарка ни холодно, ни жарко.

***

Москва. Лубянка.

– Николай Алексеевич, разрешите? – вошёл в кабинет к зампреду Вавилову полковник Воронин.

– Проходи, Павел Евгеньевич, – протянул зампред ему руку.

– У нас «Скворец» опять жару даёт, – с досадой доложил полковник. – Отказывается контактировать с резидентурой за границей из соображений безопасности. Вернусь в СССР, говорит, и расскажу, что удалось узнать.

– Это что ещё за новости? – удивился Вавилов. – Это кто ж её с панталыку-то сбивает?

– Если вы о подполковнике ГРУ Гончарове, то боюсь все же, что это не самая подходящая кандидатура, – проговорил Воронин. – Это же переходит все границы уже мыслимые. Это настоящий саботаж! Ради чего ему так рисковать? Ненависть к КГБ? Я посмотрел его досье. Никаких проблем с нами. Да даже деда или бабку его не посадили и в Сибирь не сослали. Ради кого тогда ему так стараться? Ради сестры соседа? Подумал было, что любовница она его. Но нет, совсем не похоже. Ни разу их вместе не видели негде. Да и разница в возрасте слишком большая, так что нельзя говорить и о вдруг вспыхнувшей любви. А если о материальном стимуле говорить, то дать ему «Скворцу» совсем нечего … Что он, сто рублей ей подарит, что ли, со своей зарплаты? Так она жена сына долларового миллионера.

– Согласен, – задумчиво ответил зампред. – Но кто же нам так агента обработал?.. Ищите, Павел Евгеньевич, ищите. Надо понять, кто ей такие советы даёт, что выгодны агенту, а не КГБ.

– Так а что делать с её условиями? – спросил Воронин. – Соглашаться или нет?

– Естественно, соглашаться. Можно подумать, у нас выбор есть. Начнём давить, уедет и не вернётся в СССР! Забыли вердикт психолога? Агента потеряем… А ещё трепать про нас языком может начать. Она девушка мстительная, иначе бы по мафии из автомата не стреляла.

– Понял, товарищ генерал, – ответил полковник и вернулся к себе в кабинет.

Там его ждал рапорт о результатах прослушки квартиры Ивлева. Всё как всегда, жена, дети, родители… День рождения. Но момент с участием в радиопередаче родственницы Ивлева очень заинтересовал полковника. И навёл на одну мысль… В случае удачи с ее реализацией зампред этого не забудет. А возможности провала мизерны…Что, если самому Павлу Ивлеву устроить выступления по радио? Язык у него хорошо подвешен, и сказать всегда есть что. В той же редакции детских и юношеских программ пусть выступает, влияет на умы, так сказать, подрастающего поколения. Если уж он у нас генералов слушать внимательно, то, что говорит, заставляет, то что про детей говорить? А ведь каждое его выступление по радио галочкой пойдёт в отчетность по работе самого полковника… Идеологическое воспитание советской молодежи в духе отрицания западных навязываемых ценностей.

Надо Румянцеву поручить обработать Ивлева, чтобы согласился. И намекнуть, что, если получится, майорские погоны поскорее получит. И так давать нужно, хорошо работает, вопросов нет.

***

Святославль.

– Вызывали, Александр Викторович? – с опаской заглянул к Шанцеву в кабинет председатель жилищной комиссии Святославского Горисполкома Щербаков.

– О, Кирилл Иванович, проходи, проходи. Дело есть на сто рублей, – протянул ему руку Шанцев. – Посоветуй, как можно людям помочь?

Шанцев принялся пересказывать ему историю семьи Якубовых.

– Понимаешь, они не хотят с ней скандалить и судиться. К чему всё это? Баба дура, конечно, но семья сына у нас в городе живёт. К чему им такая дурная слава, что они на мать одинокую в суд подали? Надо объяснить ей, что лучше прописать внучку и согласиться на размен, иначе только хуже будет… Короче, посмотри, Кирилл Иванович, что можно сделать? Надо людям помочь…

– Как, говорите, фамилия сына? – уточнил ещё раз начальник жилкомиссии и записал её себе в блокнот. – Проверю сейчас, принёс он уже заявление или нет. Думаю, найдём мы подход к этой строптивой гражданке.

– Спасибо, Кирилл Иванович. Не стесняйтесь, действуйте при необходимости строго. Главное – результат.

***

Вернулся с фабрики домой, а мне Ирина Леонидовна сообщила, что Сатчан ждёт звонка. Тут же ему и перезвонил. Он попросил разрешения не только для одного гостя, как договаривались, но ещё и для тестя своего в гости приехать, мол, тот тоже загорелся посмотреть, как это всё вживую выглядит.

– Конечно, – согласился я, и, как только положил трубку, взялся за пылесос.

Не то, чтобы у нас было грязно, но решил прибраться, пока дети спят на балконе.

Галие звонить не стал, про одного гостя я её уже и так предупредил, а где один, там и двое. Нам ли привыкать! И как же мне это нравится! Самый страшный дом – пустой… Как бы он не был богато отделан, а если там гостей нет, то и жить в нем будет тоскливо. С кем поговорить, с кем чай попить, кости перемыть знакомым, в конце концов, немного, кто без этого греха? С люстрой хрустальной за несусветные бабки купленной?